Окно на кухне запотело, хотя на улице стоял сухой и прохладный октябрь. На плите в огромной эмалированной кастрюле, покрытой сколами, булькало варево. Это был борщ — но не тот, рубиновый, с чесночным духом и домашними пампушками, который так любила готовить Лена по выходным. Это было нечто бледное, переварившееся, с плавающими на поверхности крупными жирными пятнами. Запах вареной капусты и старого сала пропитал шторы, полотенца и, казалось, даже виниловые обои в коридоре.
Лена замерла в дверном проеме собственной кухни, чувствуя себя воровкой в своем же доме. Ей безумно хотелось пить, просто налить стакан холодной воды из фильтра, но у стола, монументально разложив локти, восседала Ирина Петровна. Свекровь пила чай. Громко, со вкусом, прихлебывая из блюдца, словно купчиха на известной картине. Перед ней горой возвышались сушки и вазочка с самым дешевым вареньем, которое она привезла с собой.
— Леночка, ты опять в этом халате? — не поворачивая головы, спросила Ирина Петровна. Голос у нее был скрипучий, как несмазанная дверная петля. — Я же говорила Сереже, чтобы он выделил средства и купил тебе что-то приличное, женственное. Вид у тебя, прости господи, как у посудомойки в привокзальном буфете. Мужчину нужно радовать глазом, а не пугать махровой тканью.
Лена молча прошла к фильтру. Руки предательски дрожали, но она сцепила зубы так, что заходили желваки. «Спокойно, — уговаривала она себя. — Это временно. Сережа обещал. Еще месяц, пока у нее в квартире меняют трубы и пол, и она уедет».
— Халат чистый, теплый и удобный, Ирина Петровна, — ответила Лена, стараясь, чтобы голос звучал ровно и доброжелательно. — И Сереже он нравится. Он мне его сам подарил на Новый год.
Свекровь хмыкнула, с громким хрустом разгрызая сушку.
— Сереже много чего нравится, пока он сладкого не попробовал. У него вкус непритязательный, в отца пошел, царство ему небесное. Ты бы лучше за мужем следила, а то ходит он у тебя какой-то помятый, неухоженный. Рубашки кто гладит? Или ты считаешь, что раз ты работаешь, то домашние дела домовой делать будет?
Лена сжала стакан так, что побелели костяшки пальцев. Она работала главным бухгалтером в крупной строительной фирме, часто задерживалась до ночи, закрывая отчетные периоды. Именно её зарплата позволяла им тянуть строительство дачи для будущих детей, оплачивать ипотеку за этот самый "район мечты" и при этом содержать квартиру в идеальной чистоте. До приезда свекрови.
Теперь квартира напоминала перевалочный пункт или склад гуманитарной помощи. В коридоре, загораживая проход к зеркалу, громоздились коробки с какими-то трехлитровыми банками, подшивками журналов «Здоровье» за 1989 год и вязанками лука, от которого слезились глаза. В ванной, на хромированном полотенцесушителе, который Лена выбирала две недели, теперь постоянно висели гигантские выцветшие панталоны. Ирина Петровна принципиально не желала сушить их на застекленном балконе, утверждая, что там «городская копоть и радиация».
— Я глажу рубашки по воскресеньям, сразу на всю неделю, — отчеканила Лена, делая глоток воды. — Сергей всегда выглядит с иголочки.
— Плохо гладишь. Без души, механически, — резюмировала свекровь и потянулась за очередной сушкой. — У женщины руки должны тепло передавать, а ты всё как робот.
Вечером пришел Сергей. Он действительно выглядел уставшим, под глазами залегли тени, плечи опущены. Лена знала: ему тоже несладко. Мать звонила ему на работу по пять-шесть раз на дню с мелкими, но неотложными поручениями: то купить мазь от радикулита, которую можно найти только в одной аптеке города, то найти какую-то особенную «экологическую» гречку, то просто пожаловаться на невестку, которая «опять не так посмотрела».
Лена встретила мужа в прихожей, помогла снять пальто. Ей так хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в шею, почувствовать родной запах его одеколона, а не этот вездесущий, въедливый запах вареного лука.
— Сереж, — шепнула она ему на ухо, пока он развязывал ботинки. — Давай в выходные уедем? Пожалуйста. Хоть на базу отдыха, хоть в палатку в лес. Я больше не могу, я задыхаюсь. Мне нужно побыть с тобой вдвоем.
Сергей замер, его лицо на секунду просветлело, но он тут же виновато посмотрел в сторону кухни, откуда уже доносилось характерное шарканье тапочек.
— Лен, ну как мы маму оставим? — прошептал он в ответ. — Она же обидится. Скажет, бросили старуху одну, сбежали. Она и так говорит, что чувствует себя здесь лишней.
— Сережа, ей шестьдесят два года, она здорова как бык, давление лучше, чем у нас с тобой, и у нее своя квартира в соседнем районе! У нас она живет уже третий месяц, хотя ремонт обещали закончить за три недели!
— Тише ты, ради бога, — шикнул муж, испуганно косясь на дверь. — Услышит. Потерпи еще немного. Ну что тебе, жалко тарелки супа?
В этот момент в коридор выплыла Ирина Петровна. Лицо её выражало вселенскую скорбь, губы были поджаты.
— Вот, сынок, видишь? — она театрально прижала руку к необъятной груди. — Я так и знала. Я вам мешаю. Конечно, зачем старая мать нужна? Обуза, лишний рот. Сдали бы меня сразу в богадельню, чего уж там шептаться по углам.
Сергей дернулся, словно от удара хлыстом.
— Мам, ну что ты такое говоришь! — он тут же метнулся к ней, забыв про жену, стоявшую рядом. — Никто так не думает. Лена просто устала на работе, у нее отчетный период.
Он попытался обнять мать, но та демонстративно отстранилась.
— Устала она! — голос свекрови взвизгнул, мгновенно меняя тональность со скорбной на обвиняющую. — А я не устала? Я вам тут готовлю, убираю, уют создаю, стараюсь изо всех сил, а в ответ только косые взгляды! Твоя жена, Сережа, меня со свету сжить хочет. Сегодня чай пила — так она на меня смотрела, будто я яд пью!
Сергей растерянно посмотрел на жену. В его глазах читалась мольба: «Ну скажи что-нибудь, сгладь углы». Но Лена молчала.
— Мам, Лена тебя уважает, правда, — промямлил Сергей. — Лен, скажи маме.
Лена почувствовала, как внутри поднимается волна глухого раздражения.
— Добрый вечер, Ирина Петровна, — сухо сказала она, развернулась и ушла в спальню.
Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Это была ловушка. Капкан, который захлопывался медленно, но верно. Сергей, её любимый, сильный, умный Сергей, начальник отдела логистики, в присутствии матери превращался в кисель. В безвольного мальчика, который панически боялся расстроить «мамочку».
Неделя прошла в холодном, звенящем напряжении. Лена перестала готовить, демонстративно покупая еду только себе или ужиная в кафе перед домом. Сергей питался мамиными щами и котлетами, в которых хлеба было больше, чем мяса, и виновато отводил глаза.
Развязка наступила в субботу.
Лена проснулась поздно, около одиннадцати — сказывалась усталость за неделю. Её разбудил грохот. Казалось, кто-то рушит стены кувалдой. Она накинула халат и, не причесавшись, выбежала в коридор. То, что она увидела, заставило её застыть на месте, как в кошмарном сне.
В гостиной, её любимой гостиной, где они с дизайнером три месяца подбирали каждый оттенок "кофе с молоком", царил полный хаос. Светло-бежевые итальянские обои, которые стоили целое состояние, были содраны варварскими лоскутами и валялись на полу. Мебель сдвинута в центр и накрыта какими-то грязными тряпками. Посреди комнаты, на стремянке, стояла Ирина Петровна в косынке и с валиком в руках, а рядом с ней — двое мужчин весьма сомнительной наружности в синих комбинезонах, пахнущих перегаром.
— Что здесь происходит? — голос Лены дрогнул, но прозвучал громко в наступившей тишине.
Ирина Петровна обернулась, сияя энтузиазмом первооткрывателя. Лицо её было красным от усердия.
— Ой, проснулась, спящая красавица! А мы тут решили освежить интерьерчик. Эти твои бледные стены — тоска зеленая, как в больничной палате. Уныние одно. Я вот купила обои, веселенькие, в цветочек, с золотым тиснением и блестками. Сереже понравится, будет богато, как во дворце!
Лена медленно перевела взгляд на рулоны, лежащие на полу. Ярко-розовые пионы размером с капустный кочан на ядовито-зеленом фоне. Это был не просто дурной вкус. Это было преступление против эстетики. Это было изнасилование её дома.
— Кто вам разрешил? — тихо, почти шепотом спросила Лена. — Кто разрешил трогать стены?
— А чего спрашивать-то? — искренне удивилась свекровь, макая валик в кювету с клеем. — Я тут живу, значит, имею право на уют и красоту. Сережа на работе, на подработку вышел, вот сюрприз ему будет к вечеру. А ты не встревай, иди лучше кофе мужикам свари, они устали.
Внутри Лены что-то громко щелкнуло. Как будто лопнула тугая стальная пружина, которая сдерживала её все эти месяцы. Страх обидеть, желание быть хорошей женой, интеллигентное воспитание — всё это сгорело в одну секунду, глядя на ободранные куски дорогих обоев под ногами чужих людей.
Она подошла к рабочим.
— Вон, — сказала она спокойно.
Мужики переглянулись, ухмыляясь.
— Хозяйка, нам уплочено... Мы работаем.
— Я сказала — вон! — рявкнула Лена так, что один из них от неожиданности выронил шпатель. — Если через минуту вас здесь не будет, я вызываю наряд полиции. Это незаконное проникновение в жилище и умышленная порча имущества. Срок до двух лет. Время пошло!
Рабочие, видимо, почуяв неладное и видя бешенство в глазах женщины, перестали улыбаться и начали бочком пробираться к выходу, подхватывая свои инструменты.
— Ты что творишь, идиотка?! — взвизгнула Ирина Петровна, слезая со стремянки и бросая валик на пол, прямо на паркет. — Я деньги заплатила! Я для семьи стараюсь! Ты смеешь моих мастеров выгонять?
Лена не ответила. Она молча прошла в комнату свекрови — ту, что раньше была кабинетом Сергея. Распахнула шкаф. Рывком выгребла оттуда цветастые халаты, панталоны, стопки старых газет, банки с мазью.
— Не смей! — Ирина Петровна кинулась на неё, пытаясь вырвать вещи, царапая руки. — Сережа! Где мой телефон? Я сейчас сыну позвоню! Он тебе покажет, где раки зимуют!
— Звоните, — процедила Лена, швыряя охапку одежды в старый, потертый чемодан свекрови, который так и стоял в углу все три месяца. — Звоните кому угодно. Хоть в ООН.
Через двадцать минут два чемодана и три коробки с банками стояли на лестничной клетке. Ирина Петровна, красная, растрепанная, стояла в дверях, вцепившись в косяк побелевшими пальцами. Она не верила. Она просто не могла поверить, что эта тихая, удобная, всегда молчащая мышь посмела показать зубы.
В этот момент лифт дзынькнул, створки разъехались, и на площадку вышел Сергей. Он приехал раньше — видимо, мать успела позвонить и обрисовать ситуацию в красках.
— Что здесь происходит? — он переводил взгляд с чемоданов на рыдающую мать и стоящую в дверях жену со скрещенными на груди руками.
— Сереженька! — взвыла Ирина Петровна, кидаясь ему на шею и повисая всем весом. — Она меня выгнала! Она меня ударила! Она рабочих выгнала, обои порвала, которые я купила на свою пенсию! Чудовище, а не жена! Она ненавидит меня, она ненавидит нас всех!
Сергей побледнел. Он посмотрел через плечо матери в квартиру, увидел ободранные стены в гостиной. На секунду в его глазах мелькнуло понимание масштаба катастрофы — он знал, сколько стоил тот ремонт. Он даже открыл рот, чтобы что-то спросить у матери, но Ирина Петровна завыла громче, жалобнее:
— У меня сердце! Сережа, сердце прихватило! Она меня в гроб загонит!
И Сергей сломался. Мамины слезы действовали на него как гипноз, отключающий логику. Он отстранил мать, бережно усадил её на пуфик в коридоре и шагнул к Лене. В глазах его было не понимание, а холодная, слепая ярость.
— Ты что устроила? — спросил он глухо. — Ты совсем с ума сошла? Мать на улицу выставлять? Пожилого человека?
— Сергей, зайди и посмотри внимательно, — устало сказала Лена, указывая рукой на гостиную. — Она начала ремонт. Без спроса. Уничтожила стены. Привела каких-то алкашей.
— И что?! — заорал Сергей, и его голос эхом разлетелся по гулкому подъезду. — Ну и что?! Она хотела как лучше! Это просто бумага, Лена! Просто чертовы обои! А это — мать! Живой человек! Как ты могла так поступить?
— Это моя квартира, Сережа. И мои стены. И деньги на этот ремонт зарабатывала я, пока ты искал себя, — твердо сказала Лена. — Я терпела три месяца. Хватит. Пусть едет домой.
Сергей посмотрел на неё тяжелым, незнакомым взглядом. В нем читалось отвращение. Потом он молча взял чемоданы матери и занес их обратно в квартиру.
— Никуда она не поедет, — сказал он, с грохотом ставя чемодан посреди коридора. — Мама останется здесь столько, сколько нужно. Хоть год, хоть навсегда.
Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она метнулась в спальню, к сейфу, дрожащими пальцами набрала код, схватила папку с документами и вернулась в коридор. Руки тряслись, но она раскрыла папку на нужной странице.
— Посмотри в документы, Ирина Петровна. Там мое имя. А ваши чемоданы уже на лестничной клетке, — начала она, пытаясь показать свидетельство о собственности, голос её срывался.
Но муж резко шагнул к ней, вырвал папку из рук и с размаху швырнул её на пол. Листы с печатями разлетелись веером по паркету, скользя к ногам свекрови.
— Заткнись! — рявкнул он, нависая над Леной. — Замолчи немедленно! Я муж в этом доме или кто? Я здесь мужик, и я решаю, кто здесь живет! Твои бумажки мне не указ. Извинись перед матерью! Сейчас же!
Ирина Петровна, стоявшая за спиной сына, выпрямилась. Она перестала изображать сердечный приступ и победно улыбнулась. Сквозь наигранные слезы проступило торжество. Это была улыбка хищника, почуявшего кровь жертвы.
— Проси прощения, дрянь, — прошипела она, глядя на Лену сверху вниз. — На коленях проси, чтобы я осталась. Иначе Сережа тебя бросит, кому ты нужна, бесплодная карьеристка.
Лена смотрела на мужа. На человека, с которым она прожила пять лет. С которым делила постель, мечты, планы. Сейчас перед ней стоял чужой, злобный мужчина с перекошенным лицом. Но муж заставил меня замолчать и вернул свою мать к нам в дом, растоптав последнее, что у Лены оставалось — чувство собственного достоинства и безопасности в родных стенах.
В доме воцарилась мертвая тишина. Только слышно было, как тяжело сопит Ирина Петровна, ожидая триумфа.
— Хорошо, — сказала Лена. Голос её стал пугающе спокойным и тихим. — Хорошо, Сережа. Ты решил.
Она не стала поднимать документы. Перешагнула через свидетельство о собственности, на котором стоял грязный ботинок мужа. Прошла в спальню. Достала с антресоли свою дорожную сумку.
— Ты куда собралась? — крикнул Сергей ей в спину, явно не ожидая такой реакции. — Истерику прекрати! Никто тебя не держит, но если уйдешь — назад не приму! Будешь потом у порога вымаливать!
Лена молча кидала вещи в сумку. Джинсы, свитера, белье, зарядки, ноутбук. Она действовала как робот, у которого отключили модуль эмоций. Осталась только ледяная, кристалльная ясность. Она знала, что делает.
Когда она вышла в коридор, одетая и с сумкой через плечо, Сергей и Ирина Петровна уже сидели на кухне. Свекровь громко мешала ложкой чай, демонстративно звеня о стенки чашки, а Сергей пил что-то из фляжки — видимо, коньяк, для успокоения нервов.
— Ну и катись! — крикнул он, не оборачиваясь, услышав её шаги. — Побегаешь и вернешься! Кому ты нужна, кроме меня? Ни кожи, ни рожи, ни характера!
Лена открыла входную дверь.
— Ключи оставь! — спохватился Сергей, выбегая в прихожую. — Нечего казенное имущество таскать!
Лена достала связку ключей. Посмотрела на брелок — маленького, потертого плюшевого мишку, которого Сережа подарил ей на первом свидании в парке. Тогда он казался ей самым заботливым человеком на свете. Она медленно отцепила мишку от кольца. Сергей самодовольно ухмыльнулся, ожидая, что она сейчас заплачет и оставит талисман себе на память.
Но Лена с брезгливостью бросила плюшевую игрушку в мусорное ведро, стоящее в углу коридора, прямо поверх очистков от лука. А ключи с глухим звоном положила на тумбочку.
— Прощайте, — сказала она и вышла, мягко, но плотно закрыв за собой дверь.
На улице было свежо и ветрено. Холодный воздух остудил горящее лицо. Лена села в свою машину, припаркованную у подъезда. Руки тряслись так сильно, что она с третьей попытки попала пальцем в кнопку старта. Она уронила голову на руль и разрыдалась.
Она плакала минут десять. Горько, навзрыд, оплакивая свой брак, свои надежды, свои уничтоженные обои и пять лет жизни, потраченные на человека, который предал её ради маминого каприза. Потом подняла голову. Посмотрела в зеркало заднего вида. Тушь потекла, глаза красные, нос распух.
«Хватит, — сказала она себе вслух. — Ты же главный бухгалтер. Ты умеешь сводить дебет с кредитом. Этот актив оказался убыточным и токсичным. Пора его списывать».
Она завела мотор и поехала не к маме, чтобы не расстраивать её, и не к подруге, чтобы не слушать советы «потерпеть». Она поехала в хорошую гостиницу.
Два дня она не включала телефон. Лежала в номере, смотрела в белый потолок, заказывала еду в номер и спала. На третий день включила аппарат. Устройство завибрировало, принимая поток сообщений. Сотни пропущенных. От Сергея. От Ирины Петровны. От мамы. Сообщения варьировались от угроз («Где ты шляешься?») до жалобных просьб («У нас закончились деньги на продукты, переведи на карту»).
Лена горько усмехнулась. «Я здесь мужик», — говорил он. А деньги просит у жены.
Она не стала перезванивать. Она набрала номер своего давнего знакомого, жесткого и циничного юриста Петра Аркадьевича.
— Петр Аркадьевич, здравствуйте. Это Елена Скворцова. Мне нужна ваша помощь. Срочно. Да, полное сопровождение. Выселение незаконно проживающих и развод. Плачу двойной тариф за скорость.
Процесс закрутился.
Лена не появлялась в квартире неделю. Она знала, что там сейчас царит праздник непослушания. Наверняка Ирина Петровна уже доклеила свои жуткие обои и переставила мебель по фэн-шую, как она его понимала.
В следующий вторник Лена подъехала к своему дому. Не одна. С ней были Петр Аркадьевич в безупречном костюме, двое крепких, широкоплечих сотрудников частного охранного предприятия и слесарь с чемоданчиком инструментов.
Она поднялась на этаж. Сердце колотилось где-то в горле, но страха больше не было. Была злость. Холодная, расчетливая, очищающая злость.
Длинный звонок в дверь. Тишина. Потом шаркающие шаги.
— Кто там? — голос Сергея. Сонный, недовольный, слегка заплетающийся. Был разгар рабочего дня, но он, очевидно, был дома.
— Открывай, Сергей. Это я.
— О, явилась! — за дверью послышался торжествующий смешок. — Я же говорил, мама, приползет! Что, деньги кончились? Или совесть заела?
Замок щелкнул. Сергей стоял в растянутых трениках и майке-алкоголичке, небритый, с банкой пива в руке. За его спиной маячила Ирина Петровна в новом халате — Лена с ужасом узнала свой собственный шелковый халат, который она не успела забрать.
Увидев за спиной жены «группу поддержки», Сергей поперхнулся пивом. Банка выпала из руки, пена брызнула на пол.
— Это че? Лен, ты кого привела? Это кто такие?
— Добрый день, — вперед выступил Петр Аркадьевич, поправляя очки. — Гражданин Скворцов Сергей Иванович?
— Ну я. И че?
— Вы и гражданка Скворцова Ирина Петровна находитесь в квартире, принадлежащей Елене Николаевне Скворцовой на правах единоличной собственности, приобретенной до заключения брака. Вот выписка из ЕГРН, вот договор купли-продажи.
Сергей вытаращил глаза, пытаясь переварить информацию.
— Ты чего, Лен? Мы же семья! Какая собственность? Все общее!
— Была семья, Сережа. Ровно до того момента, как ты вытер об меня ноги, — Лена смотрела на него сухо, как на постороннего человека в метро. — А насчет общего... Ты здесь даже коммуналку ни разу не оплатил.
— У вас есть ровно час на сборы, — продолжил юрист, глядя на часы. — Время пошло.
— Час?! — взвизгнула Ирина Петровна, вылетая в коридор и распахивая полы чужого халата. — Да как ты смеешь! Это дом моего сына! Я здесь прописана… ой, то есть, я здесь живу! У меня права!
— Вы здесь не прописаны, Ирина Петровна. Вы здесь никто. Гостья, которая засиделась, — голос Петра Аркадьевича звучал как приговор. — Участковый уполномоченный уже поставлен в известность. Если через шестьдесят минут квартира не будет освобождена от посторонних лиц и их вещей, сотрудники охраны помогут вам вынести вещи. А я вызову наряд полиции для фиксации факта незаконного проживания и хулиганства.
— Сережа, сделай что-нибудь! — затрясла сына мать, брызгая слюной. — Гони их! Бей их! Ты же мужик!
Но Сергей сдулся. Он смотрел на мрачных парней в униформе, на бумаги в руках юриста, на ледяное, непроницаемое лицо жены. Вся его бравада, подпитываемая мамиными наставлениями и алкоголем, улетучилась мгновенно. Без Лены, без её зарплаты, без её стержня он был просто мужчиной в грязной майке, который боялся ответственности.
— Лен, давай поговорим, — заскулил он, меняя тон на просительный. — Ну погорячились, с кем не бывает. Мама обои переклеила, ну хотела как лучше, сюрприз. Мы же любим друг друга. Неужели ты все разрушишь из-за ремонта?
— Я любила мужа, Сережа. А не маменькиного сынка, который позволяет унижать свою жену в её собственном доме на её же деньги. Сорок минут осталось.
Лена развернулась и вышла на лестничную клетку. Она не хотела заходить внутрь, дышать этим спертым воздухом. Охранники остались стоять в дверях, контролируя процесс.
Этот час тянулся вечность. Из-за приоткрытой двери слышались истеричные крики Ирины Петровны, звон чего-то бьющегося, проклятия в адрес «неблагодарной твари». Соседи осторожно выглядывали в глазки, но, видя серьезную охрану, предпочитали не высовываться.
Ровно через час процессия двинулась к выходу. Сергей и Ирина Петровна были нагружены сумками, пакетами, какими-то узлами из простыней. Ирина Петровна тащила тот самый чемодан, который Лена выставляла неделю назад. Она шла, низко опустив голову, и бормотала себе под нос что-то про «змею подколодную» и «божью кару».
Сергей остановился напротив Лены. Вид у него был жалкий и одновременно злобный.
— Ты пожалеешь, Ленка. Горько пожалеешь. Ты одна останешься. Кому ты нужна в свои тридцать пять с таким характером? А я мужик видный, я найду себе нормальную, покладистую…
— Ключи, — перебила его Лена, протягивая ладонь. — От машины тоже. Она в кредите на мое имя.
Лицо Сергея перекосилось от ненависти. Он с силой швырнул связки ключей на бетонный пол к ногам жены.
— Подавись! Чтоб ты сдохла со своими деньгами!
Они ушли. Лифт загудел, увозя их вниз, в другую жизнь, полную жалоб и поисков виноватых.
Лена подобрала ключи. Вошла в квартиру. Слесарь тут же принялся высверливать старый замок.
Внутри пахло перегаром, корвалолом и чужой, несвежей жизнью. Гостиная действительно была оклеена теми самыми жуткими розовыми пионами — криво, с пузырями, клей засох желтыми потеками на плинтусах. На дорогом паркете валялись окурки и шелуха от семечек.
Лена прошла по комнатам. Разбитая ваза. Грязная посуда с засохшей едой в раковине. Жирное пятно на ковре.
Она села на диван, прямо посреди этого разгрома. Странно, но ей не хотелось плакать. Наоборот. Она чувствовала невероятную легкость. Будто сбросила с плеч мешок с цементом, который тащила в гору последние пять лет, боясь признаться себе, что он ей не нужен.
Зажужжала дрель — слесарь заканчивал работу. Теперь у неё был новый замок. И новая жизнь.
Телефон пискнул. Сообщение от Сергея: «Ленусик, ну мы у мамы. Тут тесно, спать негде. Может, я вечером приеду, поговорим? Я ей сказал, что она была не права. Я все осознал. Прости дурака, люблю тебя».
Лена перечитала сообщение. Ни капли жалости. Только брезгливость. Она нажала кнопку «Заблокировать». Потом открыла список контактов и нашла номер прораба, который делал им ремонт три года назад.
— Алло, Николай? Здравствуйте, это Елена Скворцова. Скажите, у вас есть бригада свободная? Мне нужно обои переклеить. Срочно. И, наверное, вывезти мусор. Много мусора. Да, начинаем новую жизнь с чистого листа. Спасибо, жду.
Она подошла к окну и с силой распахнула его настежь. Осенний, холодный, кристально чистый воздух ворвался в квартиру, выдувая запах прокисшего борща, старых обид и чужого присутствия. Лена вдохнула полной грудью. Впереди был ремонт, развод и ипотека в одиночку.
Но впервые за долгое время она знала точно: она дома. И здесь больше никто и никогда не посмеет её заткнуть.