— Ты совсем ку-ку?! Ты зачем привёл сюда чужих детей? Ты откуда их взял —
— Я их купил, точнее выкупил... Они теперь тоже наши дети —
— Ты в своём уме?! — её голос дрожал, переходя на шёпот, полный неподдельного ужаса. Глаза, широко раскрытые, обводили прихожую, выхватывая из полумрака два испуганных, грязных личика. — Алексей… Кого ты привёл в наш дом? Откуда они???
— Марин, я не мог иначе… — Алексей сгорбился, проводя ладонью по лицу, будто пытаясь стереть с себя усталость и грязь долгого дня. Его пальцы дрожали. — Посмотри на них. Просто посмотри.
Он сделал шаг в сторону, и свет от люстры в гостиной упал на маленькие фигурки, прижавшиеся к стене у вешалки. Девочка, лет шести-семи, загорелыми худыми ручками прижимала к себе мальчика помладше. На её лице застыла маска животного страха, большие серые глаза бегали от взрослых к двери, выискивая путь к отступлению. Мальчик, лет четырёх, прятал лицо в складках её потрёпанного платьица, его тонкие плечики вздрагивали. Оба были немытые, в пыли, а их старенькие курточки явно были не по сезону и не по размеру.
— Не мог? — Марина ахнула, её взгляд переметнулся с детей на мужа, в нём бушевали гнев, недоумение и паника. — Что это значит «не мог»? Ты должен был купить молоко, хлеб и вернуться домой! К нашему ужину! К нашим детям! А ты… ты приводишь каких-то… бродяжек!
Внутренний монолог Марины:
Боже правый, что он наделал? Лиза, Серёжа и маленький Паша сейчас смотрят мультики в зале. Они могут выйти в любую секунду. Что я скажу им? Кто эти дети? Откуда они? Они больны? Вшивые? У них чесотка? Господи, весь наш уютный, выстроенный с таким трудом мир рушится в одно мгновение. Он сошёл с ума!
— Они не бродяжки, — голос Алексея прозвучал глухо, но твёрдо. Он снял очки и медленно протёр линзы, отводя взгляд. — Их зовут Света и Ваня. Я нашёл их у «Продуктового». Вернее, они нашли меня.
— Нашли? Как это «нашли»? Алексей, ты говори чётко! — Марина скрестила руки на груди, будто пытаясь защититься от невероятности происходящего. Весь её вид — аккуратная домашняя одежда, уложенные волосы — резко контрастировал с дикой картиной в прихожей.
Внутренний монолог Алексея:
Как сказать? Как объяснить этот ужас, эту пропасть, в которую я заглянул сегодня? Она права, я должен был просто купить продукты. Вернуться к пирогу, к смеху детей, к теплу… Но я увидел их глаза. Такие же, как у нашей Лизы в её шесть лет. Только в глазах Лизы — радость и безопасность, а в их… пустота и животный страх. Я не мог пройти мимо. Не мог.
— Мама? Папа? Что случилось?
Из гостиной выглянула их старшая дочь, Лиза, восьми лет. Её любопытный взгляд сразу же упал на незнакомых детей. За ней показался Серёжа, шести лет.
— Отведите детей обратно! — резко сказала Марина, не отрывая взгляда от Алексея. — Сейчас же!
— Лиза, Серёжа, идите досматривайте, мы скоро, — Алексей попытался сделать свой голос спокойным, но получилось неубедительно.
Дети нехотя скрылись. Напряжение в прихожей нарастало, вися в воздухе густой, тяжёлой пеленой.
— Рассказывай, — сквозь зубы произнесла Марина. — Всё. С самого начала.
Алексей вздохнул и облокотился о косяк двери. Его взгляд снова стал отсутствующим, он возвращался туда, к тёмному двору у магазина.
Два часа назад
Зимний воздух был колючим и промозглым. Алексей, закутавшись в тёплую куртку, стоял под фонарём у входа в продуктовый магазин. В ухе гремел бодрый голос жены.
— …и ещё сыр, тот, что в синей упаковке, ты знаешь. И если будут мандарины по акции, возьми килограмма два. Скинула тебе список в MAX, всё посмотри, чтобы ничего не забыть.
— Хорошо, солнце, всё сделаю, — устало улыбнулся Алексей, глядя на яркий экран телефона. Список был длинным. Молоко, хлеб, сыр, колбаса для завтраков, фрукты, что-то к ужину… Обычная семейная рутина, которая его скорее умиляла, чем раздражала. Он листал список, примеряя, в какую сумку это всё поместится.
И вдруг кто-то дёрнул его за рукав куртки. Несильно, но настойчиво.
Собака, — первая мысль промелькнула в голове. Во дворах часто бродили бродячие псы. Он обернулся, готовый отогнать животное.
Но это была не собака.
К его рукаву прижималась и дергала маленькой ручкой маленькая девочка. Из-под капюшона старенькой, порванной куртки выбивались спутанные белёсые волосы. Лицо было испачкано, под носом подсохшие следы соплей, но больше всего поражали глаза — огромные, серые, полые от испуга и какой-то недетской усталости. За её руку цеплялся мальчик, младше, такой же грязный, с размазанными по щекам следами слёз и грязи. Он всхлипывал, и из его глаз медленно катились новые слёзы, оставляя белые полосы на загорелой коже.
— Дядя… — прошептала девочка, и её голосок дрожал. — Купите нам поесть… Очень хотим…
Алексей остолбенел. Он огляделся. Улица была пустынна, темнота сгущалась быстро. Эти двое казались призраками, возникшими из ниоткуда.
— Вы… одни? — глупо спросил он, не находя других слов.
— Мамка дома… — девочка потупила взгляд. — Она злая. Побьёт, если без денег придём. Говорит, идите, просите. А нам самим есть охота… Вчера не ели и сегодня тоже.
Она говорила такими заученными, не по-детски циничными фразами, что у Алексея похолодело внутри. Он вспомнил своих троих — ухоженных, накормленных, капризничающих иногда из-за манной каши. Контраст был настолько оглушительным, что на секунду у него перехватило дыхание.
— Подождите тут, — сказал он твёрдо. — Никуда не уходите.
Он зашёл в магазин. Его охватила странная смесь шока и решимости. Он сгрёб с полки не только то, что было в списке, но и сосиски в тесте, пирожки, шоколадный батончик, два пакета сока. Кассирша удивлённо подняла бровь, глядя на его разношёрстную покупку.
Выйдя на улицу, он увидел, что дети никуда не делись. Они жались друг к другу, словно пытаясь согреться. Увидев его с полным пакетом, в их глазах вспыхнула искра надежды.
— На, ешьте, — Алексей протянул им пакет с горячими булочками и пирожками.
Они не стали ни благодарить, ни выбирать место. Девочка, Света, как он позже узнал, схватила одну булку и сунула её брату, потом взяла другую для себя. Они ели жадно, почти не жуя, припав к пакету прямо у стены магазина, словно боялись, что их сейчас отнимут.
— А то мамка отнимет, — словно прочитав его мысли, проговорила Света с набитым ртом. — Мы два дня не ели. Она злая.
Алексей смотрел на них, и сердце его сжималось от боли. Он достал из кошелька сотню рублей и сунул девочке в карман куртки.
— На… Держите. Может, пригодится.
Они доели, и Света, вытерла руки о свои брюки, посмотрела на него тем пронзительным, старым взглядом.
— Спасибо, дядя.
Они развернулись и пошли. Не побежали, не зашагали быстро, а поплелись, два маленьких измождённых силуэта, растворяясь в сумерках.
И тут в Алексее что-то щёлкнуло. Он не мог просто так отпустить их. Не мог позволить им вернуться в тот «дом», к той «злой мамке». Мысли о его собственных детях, тёплых и безопасных дома, жгли его изнутри.
— Постойте! — крикнул он им вдогонку.
Они обернулись, насторожившись.
— Я… я пойду с вами. Провожу.
Света на мгновение замерла, затем неуверенно кивнула. Так началось его путешествие в ад.
Возвращение в настоящее.
— …и я пошёл за ними, — голос Алексея прервал тягостное молчание в прихожей. — Они привели меня в тот самый барак, общежитие на окраине. Марина, ты не представляешь… Этот запах… Эта грязь… Крики за дверями…
Он замолчал, снова проживая тот ужас. Марина слушала, не двигаясь. Её лицо постепенно теряло гнев, сменяясь бледностью и отвращением.
— И что же там? — тихо спросила она.
— Притон. Настоящий притон. В той комнате, куда они зашли, была их мать. Пьяная, в стельку. И ещё с десяток таких же. Дым коромыслом. А эти двое… они там живут.
— Господи… — вырвалось у Марины. Она прижала ладонь ко рту.
— Я не думал, не рассчитывал. Я просто вошёл и спросил: «Кто здесь мать Светы и Вани?» Вышла одна… Людкой её величают. И я… я просто сказал. Сказал, что забираю детей. Она сперва ругаться начала, а потом… потом я предложил ей деньги. Две тысячи. И она… она согласилась, Марина. Собрала их жалкие вещички в пакет и написала расписку, что не против. Продала своих детей за две тысячи рублей.
Алексей вынул из кармана смятый листок и протянул жене. Марина машинально взяла его. На грязной бумаге кривым почерком было нацарапано: «Я, Людмила Сергеевна Кротова, не возражаю против того, чтобы мои дети, Света и Иван, проживали временно у гражданина Алексея Петрова, оплату две тысячи рублей приняла».
Она опустила руку с распиской. Её взгляд снова упал на детей. Света, услышав имя матери, ещё сильнее прижала к себе брата. В её глазах не было ни капли детской мягкости — один лишь испуг и ожидание подвоха.
Тишину в прихожей разорвал новый голос. На пороге гостиной стоял их младший, трёхлетний Паша, в пижаме с мишками.
— Мама, а кто это? — он указал пальчиком на Свету и Ваню. — С ними тоже играть?
В этот момент Ваня, до этого молчавший и прятавший лицо, поднял на Марину свои огромные, полные слёз глаза. И тихо, едва слышно, всхлипнул.
И что-то в сердце Марины дрогнуло. Её идеальный мир, её страхи, её гнев — всё это вдруг показалось мелким и ничтожным перед этим безмолвным детским страданием
Тишина в прихожей повисла густая, звенящая, будто после взрыва. Слова Паши — «С ними тоже играть?» — прозвучали как абсурдный, нелепый аккорд, врезавшийся в ледяную симфонию шока. Все взгляды — Алексея, Марины, испуганной Лизы и любопытного Серёжи — были прикованы к маленькому Паше, а затем снова к гостям.
Ваня, услышав детский голос, чуть приподнял голову. Его огромные, синие глаза, подёрнутые влажной пеленой, встретились с взглядом Марины. И снова, тише, жалобнее, он всхлипнул. Этот звук, похожий на писк замерзающего котёнка, пронзил Марину насквозь. Вся её прагматичная ярость, весь страх за свой уютный мирок дали трещину.
— Идите… все в гостиную, — её собственный голос прозвучал чужим, сдавленным. — Алексей, возьми… их вещи.
Алексей, словно очнувшись от сна, поспешно подхватил тощий полиэтиленовый пакет, который Света сжимала в белых от напряжения пальцах. В нём болталось что-то тёмное и мятое.
— Проходите, — Марина сделала шаг в сторону, открывая путь из прихожей.
Света сначала не двигалась, с подозрением оглядывая светлую, уютную гостиную с мягким диваном, ковром и телевизором, где застыли кадры забытого мультфильма. Она потянула за руку Ваню, и они, прижимаясь к стене, словно дикие зверьки, крадущиеся по лесу, проскользнули внутрь. Они остановились посреди комнаты, не решаясь прикоснуться ни к чему.
— Лиза, Серёжа, идите на кухню, доедайте пирог, — скомандовала Марина, пытаясь вернуть хоть каплю контроля над ситуацией.
Дети нехотя поплелись, оборачиваясь на незнакомцев.
— Мам, а кто это? — не унимался Серёжа.
— Потом, сынок, потом всё объясню.
Когда дети вышли, в гостиной воцарилась новая, не менее тяжёлая пауза. Алексей беспомощно переминался с ноги на ногу с пакетом в руках. Марина, скрестив руки, изучала новых обитателей своего дома с холодным, аналитическим взглядом, за которым скрывалась нарастающая буря эмоций.
Внутренний монолог Марины:
Господи, во что мы ввязались? Они… они прямо пахнут. Пахнут нищетой, грязью, чем-то кислым и чужим. Этот запах въедается в шторы, в мебель… Он останется здесь навсегда. И эти глаза у девочки… как у старой, измученной женщины. Что с ними делать? Мыть? Кормить? А потом? Вести обратно? В этот… притон? Алексей, Алексей… Ты не подумал ни на секунду вперёд. Ты всегда так — сердце впереди разума. А расхлёбывать мне.
— Как вас зовут? — наконец спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Девочка молчала, уставившись в пол. Ответил, к всеобщему удивлению, Ваня, прошептав своё имя в складки куртки Светы.
— Ваня, — перевела Марина. — А тебя?
— Света, — последовал тихий, но чёткий ответ.
— Света, Ваня… — Марина вздохнула. — Вам нужно помыться. Вы грязные.
Света вдруг подняла на неё взгляд, и в нём мелькнула искорка страха.
— Нас не отдадите тёте Люде? — дрогнувшим голоском выпалила она. — Дядя Лёша сказал, мы поживём у вас немножко.
Алексей сглотнул, чувствуя на себе тяжёлый взгляд жены.
— Нет, не отдадим, — твёрдо сказал он, больше обращаясь к Марине, чем к детям. — Сначала помоемся и поедим.
Марина молча кивнула, сдаваясь под напором обстоятельств. Она развернулась и пошла в ванную, чтобы подготовить всё необходимое. Её мысли путались.
Внутренний монолог Марины:
«Поживём немножко»… Ага, как же. А что потом, Алексей? Усыновлять? Оформлять опеку? У нас своих трое! Наш бюджет и так растянут, как резинка. Ипотека, садик, кружки… А эти… им всё нужно с нуля. Одежда, обувь, врачи… Господи, врачи! Какие у них болячки?
Она включила воду в ванне, насыпала пену с запахом ромашки — любимую детскую. Пар начал заполнять комнату, но не мог прогнать ощущение ледяного кома в груди.
Алексей тем временем остался в гостиной с детьми. Он присел на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне.
— Вам нечего бояться, — сказал он мягко. — Здесь вас никто не обидит. Марина добрая, она просто… немного напугана.
Света смотрела на него с недоверием.
— А ваши детки… они злые? — спросила она.
— Нет, конечно, — Алексей чуть не рассмеялся от нелепости вопроса, но смех застрял в горле. — Они хорошие. Лиза, Серёжа и Паша. Вы с ними подружитесь.
— Нас бить не будут? — снова вступил Ваня, его голосок был таким тихим, что его едва было слышно.
У Алексея сжалось сердце.
— Никто и никогда вас здесь бить не будет. Я обещаю.
В этот момент из ванной вышла Марина.
— Вода готова. Кто первый?
Света резко втянула голову в плечи, словно ожидая удара.
— Мы сами, — буркнула она, хватая Ваню за руку.
— Хорошо, — Марина отступила, давая им пройти. — Полотенца чистые висят. Мочалкой хорошо потритесь.
Она наблюдала, как они, крадучись, прошли в ванную и закрыли дверь. Щелчок замка прозвучал особенно громко.
— Сами, — с горькой иронией произнесла Марина, поворачиваясь к мужу. — В шесть лет сама моет брата. Ты понимаешь, что это ненормально?
— Понимаю, — Алексей опустился на диван, снова проводя рукой по лицу. — Марин, я видел, в каких условиях они жили. Это не жизнь. Это ад.
— А наша жизнь — это что? Рай? — её голос снова зазвенел. — Ты принёс этот ад сюда! В наш дом! К нашим детям! Ты хоть на секунду подумал о них? О Лизе, о Серёже? Они теперь заразятся чем-нибудь? Подхватят вшей? А Паша? Он ещё маленький, у него иммунитет слабый!
— Они не прокажённые! — вспылил Алексей. — Они просто дети, которым не повезло!
— А нам повезло? — парировала Марина. — Нам повезло, что ты сегодня решил сыграть в святого и спасителя, не подумав о последствиях? Что мы будем делать, Алексей? Завтра понедельник. Работа. Садик. Школа. А они? Куда я их дену?
— Я не знаю! — почти крикнул он, вскакивая с дивана. — Я не знаю! Но я не мог оставить их там! Ты бы видела их мамашу! Людмилу Кротову! Она… она продала их мне, Марина! За две тысячи рублей! Как старую кофту!
Он тяжело дышал. Марина смотрела на него, и вдруг её гнев начал медленно таять, сменяясь леденящим душу ужасом. Ужасом не перед грязью или болезнями, а перед той бездной человеческого падения, которую приоткрыл для неё муж.
— Она… что? — тихо переспросила она.
— Написала расписку, — Алексей кивнул на смятый листок, лежавший на телевизоре. — Взяла деньги и сказала: «Только чтоб не приползали обратно». Вот и вся материнская любовь.
Из ванной донёсся шум воды. Марина представила, как эти двое, два маленьких, испуганных существа, отмывают с себя грязь того ужасного места. Ей стало физически плохо.
— Ладно, — выдохнула она, сдаваясь. — Ладно. Сегодня ночуют. А завтра… завтра будем думать.
Она повернулась и пошла на кухню, чтобы накрыть на стол. Ужин был безнадёжно испорчен.
Прошло минут двадцать. Дверь в ванную приоткрылась, и показалась Света. Она была чистой. Светлые, почти белые волосы, промокшие, аккуратно прилипли к голове. Лицо, лишённое слоя грязи, оказалось худым, с острым подбородком и большими глазами, которые теперь казались ещё больше. На ней было её же старое, но чистое платье. За ней стоял Ваня, закутанный в большое банное полотенце, его волосы тёмные, мокрые, вились мелкими кудряшками. Он выглядел потерянным и хрупким.
— Молодцы, — Марина, стараясь изо всех сил, улыбнулась. — Идите на кухню, поужинаем.
Они снова пошли за ней, как приговорённые. На кухне уже сидели свои дети. Лиза и Серёжа смотрели на пришельцев с нескрываемым любопытством. Паша тыкал в тарелку ложкой.
Марина поставила перед Светой и Ваней тарелки с горячим супом. Дети замерли, уставившись на еду.
— Ешьте, — мягко сказал Алексей, садясь напротив.
Света медленно взяла ложку. Она посмотрела на Марину, на Алексея, на других детей. Потом её взгляд упал на Ваню. Она взяла его ложку, зачерпнула немного супа из его тарелки, аккуратно подула и поднесла ко рту брата.
— Ешь, Вань, не горячо, — прошептала она.
Ваня послушно открыл рот.
Марина застыла с кастрюлей в руках. Она смотрела, как шестилетняя девочка кормит своего четырёхлетнего брата с такой материнской заботой, которая была не по возрасту. В её глазах не было игры, не было «дочки-матери». Была только суровая, выстраданная необходимость.
— Света, — тихо сказала Марина. — Ваня уже большой, он может сам кушать. А ты ешь свой суп, он остынет.
Света посмотрела на неё с немым вопросом, словно не понимая, как это — можно есть, когда рядом брат ещё не накормлен. Но после паузы она медленно опустила ложку Вани в его тарелку и взялась за свою. Они ели. Так же жадно, как у магазина, но теперь уже стараясь хоть как-то сдерживаться, оглядываясь на других.
— А где ваш папа? — не удержался Серёжа.
Света остановилась, ложка замерла на полпути ко рту.
— Нету папы, — коротко и без эмоций ответила она и снова принялась за еду.
Наступила неловкая пауза. Алексей поймал взгляд Марины. В нём уже не было гнева. Была усталость, растерянность и какая-то новая, незнакомая глубокая печаль.
Ужин прошёл в почти полной тишине, нарушаемой лишь звоном ложек и тяжёлым дыханием. Когда тарелки опустели, Марина встала.
— Ладно, сейчас устроим вас спать. Лиза, Серёжа, Паша, марш чистить зубы и в кровати.
Пока свои дети выполняли распоряжение, Марина с Алексеем обсудили размещение. Решили, что Света и Ваня будут спать на раскладном диване в гостиной.
Они принесли постельное белье, подушки. Света молча наблюдала за каждым движением, словно запоминая алгоритм. Когда постель была готова, она подошла и потрогала чистую, прохладную наволочку.
— Спасибо, — снова прошептала она, не глядя ни на кого.
Марина выключила свет в гостиной, оставив только ночник.
— Спите. Если что — мы рядом, в соседней комнате.
Она вышла, закрыв дверь. В коридоре её ждал Алексей.
— Всё? — тихо спросил он.
— Всё, — кивнула Марина. Она прошла в спальню, не глядя на мужа.
Они молча легли в кровать, отгороженные друг от друга пропастью невысказанных мыслей и тяжёлых предчувствий. Было далеко за полночь, но сон не шёл.
Вдруг из гостиной донёсся тихий, сдавленный плач. Плакал Ваня.
Марина замерла, прислушиваясь. Потом она услышала голос Светы, тихий, убаюкивающий:
— Не плачь, Вань. Тихо. Нас тут не бьют. Тихо…
Плач постепенно стих. В доме снова воцарилась тишина.
Марина лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Перед её внутренним взором стояли то испуганные грязные лица в прихожей, то образ девочки, кормящей брата с ложки, то чистое, худенькое личико, прикасающееся к наволочке. И она понимала, что её прежняя, налаженная жизнь закончилась. Навсегда. А что будет дальше — она не знала. Не знал, глядя в ту же темноту, и Алексей, слушая тихое дыхание жены и прислушиваясь к тишине из гостиной, где спали двое чужих, но уже ставших своими детей
Продолжение читайте по ссылке:
Читайте и другие наши рассказы:
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)