Глава 6. Мелодия правды
Разговор с призраком Арчибальда оставил в душе Анны глубокую трещину. Теперь она понимала: они имеют дело не с безликой энергией, а с осознанной, волевой силой, полной гнева и страха. Страха перед правдой.
На следующий день они с Львом пришли в Летний Дом, заперлись изнутри и разложили на столе все улики: дневник Анастасии, шкатулку с пулей и смычком, рисунки Элизы и вырванные страницы из ее дневника.
— Арчибальд сказал: «Я заставил его это сделать», — напомнила Анна, перечитывая надпись в книжке Анастасии. — Как можно заставить человека выйти на дуэль?
— Шантажом, — мрачно предположил Лев. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и его взгляд блуждал по фрескам. — У Дмитрия должно было быть что-то, что он ценил больше жизни. Или больше чести.
— Или... кого-то, — тихо сказала Анна. Она открыла дневник Анастасии на последней записи. — Она пишет: «Я ничего не скажу Дмитрию. Пусть он возненавидит меня». А что, если... она все-таки сказала? Не до принятия решения, а после? Что если она призналась ему в своих чувствах, уже дав слово Арчибальду? И Арчибальд узнал об этом.
Лев выпрямился, его глаза загорелись.
— Это возможно. И тогда для Арчибальда это было бы двойным предательством: невесты и брата. Гнев ослепил его. Он мог придумать особо жестокое наказание.
— Но что могло заставить Дмитрия, романтика и бунтаря, подчиниться? — размышляла Анна вслух. Она взяла в руки сломанный смычок. — Его музыка была его жизнью. Он играл для нее в последнюю ночь...
Она замолчала, и в голове у нее что-то щелкнуло.
— Последняя ночь. Элиза писала в своем дневнике, что видела его в березовой аллее. «Свет падал на него так, будто он не из плоти, а из воздуха и тени». Она была ребенком, она могла что-то видеть! Что-то, что все объясняет!
— Элиза... — Лев провел рукой по лицу. — Она всегда что-то подозревала. Она единственная, кто общался с обоими братьями в своих видениях. Но Арчибальд всегда прерывал эти попытки. Он боится ее знаний даже после ее смерти.
— Нам нужно поговорить с Дмитрием, — твердо заявила Анна. — Не случайно, как в ночь солнцестояния, а намеренно. Ты сказал, моя кровь — ключ. Как это сделать?
Лев долго смотрел на нее, словно взвешивая риски.
— Есть способ. Опасный. Петля сильнее всего проявляется в местах сильных эмоций. Для Дмитрия таким местом была не дуэльная площадка, а березовая аллея, где он виделся с Анастасией и где играл для нее. И... твоя кровь действительно может стать проводником. Но для этого нужно ослабить границу между мирами. Сознательно.
— Сделаем это, — сказала Анна, не колеблясь.
Лев вздохнул и кивнул.
— Хорошо. Но не сегодня. Тебе нужно отдохнуть, а мне — подготовиться. Завтра. На закате.
Весь день Анна провела в нервном ожидании. Она пыталась отвлечься, разбирая вещи в доме, но везде натыкалась на следы прошлого. В шкатулке с украшениями матери она нашла свой детский рисунок — каракули, изображавшие скрипку и дерево. Мама сохранила это. Значит, память о Саде жила в ней, даже когда она пыталась ее подавить.
Вечером, когда солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в багровые тона, они с Львом стояли в начале березовой аллеи. Лев принес с собой старый метроном и ту самую шкатулку с артефактами.
— Сядь здесь, — он указал на корни старой, разлапистой березы, ствол которой был испещрен стрелами. — Держи это. — Он протянул ей сломанный смычок.
Анна взяла его. Дерево было холодным и шершавым.
— Я запущу метроном. Он поможет тебе сфокусироваться и не потеряться в временном потоке. Ты должна думать о Дмитрии. Не как о призраке, а как о человеке. Вспоминай его музыку. Чувствуй боль этой вещи в твоих руках. Кровь притягивает кровь. Позови его.
Лев установил метроном на ровном камне и запустил его. Тихий, размеренный стук наполнил вечерний воздух, сливаясь с биением ее сердца.
Анна закрыла глаза. Она отбросила страх. Она думала о мелодии, что преследовала ее с первой ночи. О печальных глазах музыканта, который назвал ее внучкой. Она сжимала в пальцах сломанный смычок, представляя, как сильные, умелые руки водили им по струнам. Она мысленно звала его: «Дедушка... Дмитрий... Я здесь. Мне нужна правда».
Стук метронома начал меняться. Он то ускорялся, то замедлялся, словно барабанная дробь сумасшедшего. Воздух сгустился, запах прелой листвы сменился ароматом цветущих яблонь и... духов. Незнакомых, старинных.
— Анна... — тихо позвал Лев. — Не открывай глаза. Смотри.
Она и не открывала. Но перед ее веками возникло изображение. Сначала размытое, как через запотевшее стекло, потом все четче.
Аллея была прежней, но березы казались моложе. По ней шел он. Дмитрий. Не призрак, а живой человек. Его плечи были ссутулены, в руках он нес не скрипку, а лист бумаги. Он подошел к тому месту, где сидела она, и остановился, уронив голову на грудь. Из его горла вырвался сдавленный стон, полный такого отчаяния, что Анна почувствовала его физически.
И тогда из-за деревьев вышел Арчибальд. Он был бледен, его лицо искажено холодной яростью.
— Ты получил мое послание? — его голос прозвучал хлестко и четко.
Дмитрий поднял на него глаза. В них была не ненависть, а усталая покорность.
— Получил. Подлец.
— Я защищаю честь семьи. Ее честь. Ты думал, я не замечу ваших тайных встреч? После того, как она дала мне слово?
— Она любит меня, Арчибальд! — выкрикнул Дмитрий, и в его голосе вновь вспыхнул огонь. — А ты... ты для нее просто крепость. Тюрьма!
— Молчи! — Арчибальд шагнул вперед. — Выбор сделан. И ты уйдешь. Навсегда.
— Я не уйду.
— О, ты уйдешь. — В голосе Арчибальда послышалась ледяная усмешка. — Потому что если ты откажешься от дуэли... если ты предпочтешь бегство... я обнародую кое-что. Письма твоей возлюбленной матери. Моей жены. Письма, которые доказывают, что твой отец был не первым. Что ты, мой дорогой брат, возможно, и не совсем мой брат. Я уничтожу ее репутацию навсегда. Она станет посмешищем. И твой статус в обществе, и без того шаткий, рухнет. Ты будешь нищим и опозоренным внебрачным ребенком.
Картинка перед Анной поплыла от ужаса. Вот оно. Шантаж. Не жизнь брата, не их любовь к Анастасии — его не волновало ничего этого. Его волновала честь семьи, его собственная честь. И он нашел самый грязный способ ее защитить — угрожая репутации матери и статусу брата.
Дмитрий стоял, сжимая в кулаках тот самый лист бумаги. Письмо. Письмо Арчибальда с угрозами.
— Ты... чудовище, — выдохнул он.
— Нет. Я — глава семьи. И я требую удовлетворения. Завтра на рассвете. Пистолеты. Если ты явишься — я сожгу эти письма, и тайна умрет с нами, если один из нас умрет. Если нет... — Он не договорил. Все и так было понятно.
Дмитрий смотрел на него с бездонной болью. Он любил своего брата. И сейчас этот брат убивал его, даже не прикасаясь к нему.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Будь по-твоему.
Он развернулся и пошел по аллее, его фигура растворялась в сумерках. Арчибальд смотрел ему вслед, и на его лице на мгновение мелькнуло что-то похожее на сожаление, но оно было тут же затоптано волей и гневом.
Видение начало таять. Стук метронома снова стал ровным и громким. Анна открыла глаза. Она вся дрожала, по ее щекам текли слезы.
— Он... он заставил его выйти на дуэль, чтобы спасти честь их матери, — прошептала она. — Это не была дуэль из-за любви. Это была дуэль из-за лжи и шантажа. Арчибальд не мог допустить, чтобы Дмитрий остался жив и был рядом с Анастасией. Он хотел его уничтожить. Или изгнать навсегда. А дуэль была самым «благородным» способом.
Лев молча смотрел на нее. В его глазах бушевала буря. Он, потомок Арчибальда, всю жизнь охранял тайну человека, способного на такое подлое предательство.
— Теперь мы знаем, — наконец сказал он, и его голос был хриплым. — Петля держится не на несчастной любви. Она держится на вине Арчибальда. На его страхе, что правда всплывет. Он не яростный защитник чести. Он трус и убийца.
В этот момент с краю аллеи послышался шорох. Они оба резко обернулись. На обочине стояла Варвара Ильинична. На ее лице не было обычной насмешливой ухмылки. Была только глубокая, неизбывная печаль.
— Наконец-то, — тихо сказала она. — Наконец-то вы все поняли.