Глава 5. Лик Анастасии
Портрет Анастасии висел в бальном зале главного дома, в самом темном его углу, будто кто-то намеренно пытался скрыть ее от посторонних взглядов. Анна подошла ближе, неся с собой керосиновую лампу.
Женщина с портрета была не ослепительной красавицей, но в ее лице было что-то неуловимо притягательное. Темные волосы, уложенные в сложную прическу, умные, печальные глаза, смотрящие куда-то вдаль, и легкая, почти загадочная улыбка. В руках она держала веер, но не раскрытый, а сложенный, и ее пальцы сжимали его так, что костяшки побелели. Признак скрытого напряжения.
Анна подняла лампу выше, и свет упал на нижний край холста. Там, в тени рамы, была едва заметная надпись, сделанная тонким почерком: «Она выбрала не сердце, а долг. И погубила всех нас».
Чьи это слова? Арчибальда? Дмитрия? Художника?
Она вспомнила рисунки Элизы из Летнего Дома. Среди них был набросок этого же портрета, но с одним отличием: на эскизе в руках Анастасии был не веер, а маленькая, изящная записная книжка. Анна присмотрелась к портрету. Да, пальцы женщины были согнуты так, будто действительно держали что-то прямоугольное и тонкое. Кто-то позже дописал веер, скрыв книжку.
«Она что-то писала», — подумала Анна.
Она вернулась в Летний Дом и начала лихорадочно перебирать папки. Элиза должна была оставить еще ключи. Среди эскизов сада она нашла один, который раньше не привлек ее внимания. На нем была изображена та самая каменная скамья в кедровой роще, но под другим углом. За скамьей, в стволе самого старого кедра, была вырезана небольшая, едва заметная полость.
Сердце Анны забилось чаще. Взяв фонарь, она почти бегом бросилась вглубь сада.
Ночь была безлунной, и темнота сгущалась между деревьями живой, почти осязаемой субстанцией. Она шла, освещая себе путь лучом фонаря, и ей чудились шепоты в листве, чьи-то шаги позади. Сад знал, что она ищет, и, казалось, не хотел ей помогать.
Наконец, она вышла на поляну. Скамья стояла там, где и должна была быть, залитая серебристым светом звезд. Анна подошла к старому кедру и провела рукой по шершавой коре. И нашла его. Неглубокое отверстие, искусно замаскированное под естественную трещину.
Она засунула пальцы внутрь и нащупала холодный, гладкий предмет. Маленькую, кожаную записную книжку, перетянутую шелковой лентой.
Руки ее дрожали, когда она развязывала ленту. Книжка была полна изящным, бисерным почерком. На первой странице было написано: «Дневник моих мыслей. Анастасия Арчер. 1912 год».
Анна села на холодную каменную скамью и, забыв о всем на свете, начала читать.
Дневник не был хроникой событий. Это были размышления, стихи, зарисовки. Анастасия писала о тоске по другому миру, о несвободе, о давлении семьи. И она писала о них. О двух братьях.
«...Арчибальд — скала. В нем чувствуется такая сила и надежность, что кажется, он может защитить от любых бурь. Он говорит о долге, о семье, о том, как мы вместе возродим имя Арчеров. С ним я чувствую себя как в крепости. Но иногда стены крепости начинают давить...»
«...А Дмитрий... он как ветер. Непредсказуемый, вольный. Его музыка выворачивает душу наизнанку. Он смеется над условностями, говорит, что жизнь слишком коротка, чтобы жить по чужой указке. С ним я чувствую себя живой. Но и очень испуганной...»
Анна листала страницы, погружаясь во внутренний мир женщины, разрывающейся между долгом и страстью. И чем ближе к концу дневника, тем мрачнее становились записи.
«...Они требуют, чтобы я сделала выбор. Отец настаивает на Арчибальде. Говорит, что Дмитрий — гуляка и бездельник, что он промотает все состояние. Но мое сердце... мое сердце разрывается. Я вижу, как братья смотрят друг на друга. Их дружба превратилась в тихую ненависть. И я — причина...»
И последняя запись, датированная днем перед дуэлью:
«...Я все поняла. Это не просто выбор между двумя мужчинами. Это выбор между двумя жизнями. Одна — безопасная, предсказуемая, но без любви. Другая — полная риска и страсти, но что будет завтра? Я не могу... Я не могу разрушить их из-за своего эгоизма. Сегодня вечером я дам ответ Арчибальду. Я приму его предложение. А Дмитрию... я ничего не скажу. Пусть он возненавидит меня. Это будет лучше для него. Лучше для всех. Бог прости меня...»
Анна опустила дневник. Все было не так, как в семейной легенде. Анастасия не выбирала между двумя любовями. Она пожертвовала своей любовью к Дмитрию, пытаясь сохранить мир между братьями. Она выбрала «крепость» Арчибальда, думая, что это спасет их всех.
Но это не спасло. Это все равно привело к дуэли. Почему?
Анна снова взглянула на последнюю страницу. Шелковая лента, которой была перевязана книжка, слегка съехала, и под ней, на внутренней стороне обложки, она увидела еще одну надпись. Всего одну фразу, написанную другим, более размашистым и нервным почерком. Почерком, который она уже видела в дневнике Элизы.
«Она солгала нам обоим. И я заставил его это сделать».
И подпись: «А».
Арчибальд.
Ледяной холод пробежал по спине Анны. Это был не просто трагический любовный треугольник. Это было нечто более темное. Анастасия что-то скрывала. А Арчибальд... «заставил его это сделать». Заставил Дмитрия стреляться? Но как?
Она услышала шаги. Тяжелые, мерные. Она подняла голову и увидела его. Арчибальда. Он стоял в десяти метрах от нее, не призрачный и полупрозрачный, а почти осязаемый. Его фигура колебалась в воздухе, как мираж, но его взгляд был живым и полным такой ярости, что Анна инстинктивно отпрянула.
Он смотрел не на нее. Он смотрел на дневник в ее руках.
— Ты не должна была этого находить, — прозвучал его голос, низкий и гулкий, будто доносящийся со дна колодца. — Никто не должен знать.
Он сделал шаг к ней. Воздух вокруг него звенел от напряжения.
— Уходи, — прошептала Анна, прижимая к груди дневник.
— Это мой дом. Мой сад. Мое проклятие, — его рука потянулась к тому, что должно было быть эфесом шпаги. — И я не позволю маленькой девочке все разрушить.
Он сделал еще шаг. Анна зажмурилась, ожидая неведомой атаки.
Но ее не последовало.
Раздался резкий, властный свист. Арчибальд остановился, его фигура дрогнула. Из-за деревьев вышел Лев. В одной руке он держал трость-стрелу, в другой — горящий факел.
— Довольно, предок, — сказал Лев, и его голос звучал с неожиданной силой и властью. — Твое время прошло. Отпусти нас.
Арчибальд повернулся к нему. Ненависть на его лице смешалась с чем-то похожим на уважение.
— Мой кровь. Мой страж. Ты предаешь свою клятву.
— Я исполняю ее, — возразил Лев. — Я охраняю Сад. И сейчас величайшая угроза для него — это ты. Твоя неизбывная ярость.
Две силы, прошлое и настоящее, столкнулись взглядами. Воздух трещал от энергии. Внезапно Арчибальд с силой ударил тростью о землю, и сад содрогнулся. Ветер завыл в ветвях, срывая листья.
— Ты не понимаешь, что защищаешь, мальчик, — проревел он. — Правда убьет всех!
И с этими словами его фигура распалась на клочья тумана и исчезла.
Ветер так же внезапно стих. Анна, все еще дрожа, смотрела на Льва.
— Что он имел в виду? — спросила она. — Какая правда?
Лев подошел к ней, его лицо в свете факела было усталым и суровым.
— Я не знаю. Но я знаю, что мы на правильном пути. Ты нашла нечто важное. — Он кивнул на дневник. — То, что Арчибальд так отчаянно пытается скрыть. Элиза была права. Здесь была не просто дуэль. Здесь было предательство.
Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Анна взяла ее. Его ладонь была теплой и твердой. Опора в этом безумном мире.
— Что будем делать дальше? — спросила она, все еще не выпуская его руку.
— Дальше, — сказал Лев, глядя в темноту, где только что исчез призрак его предка, — мы узнаем, что на самом деле случилось в ту ночь. И для этого нам нужно поговорить с другой стороной. С Дмитрием.