Глава 5. Барьер из шепота
Последующие дни стали для Артема временем сурового, почти армейского обучения. Его жизнь превратилась в череду упражнений, граничащих с самопожертвованием. Синяя тетрадь была его уставом, а Вера — безжалостным сержантом.
Они работали в ее доме, в лесу, а иногда и на окраине пустыря, где Артем, стиснув зубы, учился выдерживать натиск реального мира. Он практиковался в «настройке» своего восприятия, как настраивают сложный радиоприемник. Вместо того чтобы принимать все частоты сразу, он учился вычленять одну.
— Сосредоточься на ветре, — командовала Вера, пока они стояли на опушке. — Только на ветре. Отдели шелест листьев от щебета птиц. Сделай его монохромным.
Это было невыносимо трудно. Его мозг сопротивлялся, пытаясь вернуться к хаотическому синтезу. Но постепенно, ценой головной боли и измождения, у него стало получаться. Он мог на несколько секунд поймать единственный звук и удержать его, пока остальной мир превращался в размытый, приглушенный фон. Это был первый шаг к контролю.
Следующим этапом была работа с самой тишиной. Вера учила его не просто чувствовать ее слои, но и взаимодействовать с ними.
— «Голос покоя» — это щит, — объясняла она, стоя с ним посреди гостиной. — «Голос ожидания» — нить. А «голос пустоты» — лезвие. Ты должен научиться ткать из них.
Она показала ему простейший жест — «плетение». Движение руки, которое не было символом или магическим пассом, а лишь физическим выражением воли. Артем повторял, чувствуя себя глупо. Но однажды, выполняя это упражнение в момент особого напряжения в воздухе, он почувствовал, как нечто поддается. Словно невидимая стена стала чуть плотнее, а назойливый фоновый гул отступил.
— Получилось! — воскликнул он, пораженный.
— Нет, — сухо парировала Вера. — Это получилось у меня. Ты лишь подал идеальную метку. Твое восприятие — это прицел. Моя сила — пуля. В одиночку мы мало что можем. Вместе — сила.
Именно тогда до Артема дошла вся глубина их симбиоза. Она была источником энергии, но действовала вслепок. Он был слеп и беспомощен, но видел цель с микроскопической точностью. Они были двумя половинками одного механизма.
Наконец, настал день, когда Вера объявила:
— Сегодня мы попробуем поставить временный барьер. Не на пути основной реки, это нам не по силам. Но мы можем перекрыть один из ручейков, сочащихся из нее.
Они снова пришли на пустырь. Круг безжизненной земли по-прежнему пульсировал зловещим безмолвием. Артем, настроив восприятие, сразу увидел несколько тонких, темных струек, расходящихся от основного потока в разных направлениях. Одна из них, самая слабая, тянулась в сторону их домов.
— Эту, — указал он мысленно, концентрируясь на ручейке.
— Хорошо. Входи в контакт. Опиши мне его структуру. Каждую секунду.
Артем закрыл глаза, погружаясь в кошмарное видение. Ручеек был не просто потоком скорби. Он был сплетен из тысяч шепотов — обрывков одной и той же навязчивой мысли: «Не приняли... не простили... не пустили...»
— Он состоит из шепота. Один и тот же мотив. Очень ритмичный. Как будто... капли падают.
— Идеально, — голос Веры прозвучал сосредоточенно. — Шепот — это вибрация. Мы можем ее погасить контрвибрацией. Я буду создавать основу барьера, а ты... ты должен поймать ритм этого шепота и подсказать мне его с абсолютной точностью. Стань эхом этой боли.
Это была самая трудная задача. Артем должен был не отгородиться от боли, а впустить ее в себя, прочувствовать ее ритм до мельчайших колебаний, и при этом не позволить ей захлестнуть свое сознание. Это было похоже на попытку измерить частоту яда, введенного прямо в кровь.
Он дышал, стараясь дышать в такт этим воображаемым каплям отчаяния. «Не приняли...» — вдох. «Не простили...» — выдох.
— Сейчас... — прошептал он, чувствуя, как его собственное сердце начинает биться в этом чужом, навязанном ритме. — Три коротких импульса, один длинный. Как морзянка. Три точки, тире.
Он почувствовал, как рядом с ним сгустилась энергия. Вера подняла руки, и воздух вокруг них зазвенел от напряжения. Она совершила то самое «плетение», но теперь ее движения были резче, точнее.
— Продолжай! — ее голос был напряженным.
Артем, чувствуя нарастающую тошноту, продолжал диктовать ритм. Он уже почти не отличал свои мысли от того древнего шепота. «Не приняли... не приняли... не приняли...»
И вдруг что-то щелкнуло. Звенящее напряжение, создаваемое Верой, вдруг совпало с ритмом шепота. Произошла странная вещь — не взрыв, а взаимная аннигиляция. Шепот исчез. Не смолк, а именно исчез, словно его никогда и не было. Ручеек на его внутренней карте просто оборвался.
Артем открыл глаза и отшатнулся. Там, где только что струилась черная нить, теперь был просто чистый участок земли. Пустой, но уже не мертвый, а нейтральный.
Он почувствовал страшную усталость, будто провел сутки без сна. Вера тоже оперлась о колени, ее плечи тяжело вздымались.
— Получилось, — выдохнула она, и в ее голосе прозвучало удовлетворение. — Мы смогли.
Артем смотрел на залатанный участок реальности. Он все еще чувствовал давление основной черной реки, но теперь знал — оно не всесильно. Его можно остановить. Пусть по крупице, пусть ценой невероятных усилий.
Они молча побрели обратно. Артем не испытывал эйфории. Лишь глубочайшую, костную усталость и странное, горькое спокойствие. Он прикоснулся к боли этого мира и смог ее унять. Пусть лишь крошечную ее часть.
Вернувшись в свой дом, он не сразу заперся в своей комнате. Он стоял у окна, глядя на свет в доме Веры, и думал. Он думал о том одиноком голосе в центре черной реки. О том, кто так и не смог найти покой. И он понимал, что их настоящая задача — не просто латать дыры. Им нужно найти способ успокоить то самое сердце тьмы. И для этого им предстоит не строить барьеры, а спуститься в самую гущу потока.
Он был готов. Потому что впервые за долгие годы его жизнь обрела не просто направление, а смысл. Он был больше не узником. Он был стражем. И впереди его ждала битва за душу этого места.