Глава 1. Дом у Окраины Мира
Дождь шел ровно, монотонно и, казалось, вечно. Он не лился с небес стремительными потоками, а скорее висел в воздухе густой, насыщенной влагой пеленой, в которой медленно и лениво кружились миллиарды капелек. Этот дождь не стучал по крышам, он обволакивал все звуки, делая их приглушенными, далекими, словно из другого мира. Для Артема это был единственный знакомый пейзаж. Дом, в котором он жил, стоял на самом краю города, там, где асфальтированные дороги сдавались под натиском дикого кустарника и высоких, никем не подстригаемых сосен. Местные, если кто и вспоминал об этой улице, называли ее «Окраиной Мира».
Сам дом был старым, бревенчатым, почерневшим от времени и непогод. Он не выглядел заброшенным — Артем следил за ним с педантичной аккуратностью, — но в нем чувствовалась глубокая, вековая усталость. Он впитывал в себя тишину и возвращал ее обратно многократно усиленной. Артем жил здесь один. Не потому, что был отшельником по натуре, а потому, что любое присутствие другого человека вызывало у него физическую боль. Не головную, а нечто худшее — какофонию.
Для всех остальных мир был наполнен привычным шумом: слова, музыка, гул машин, щебет птиц. Для Артема каждый звук оборачивался визуальным или тактильным образом, насилуя его сознание. Звонок телефона мог быть внезапной вспышкой алого света перед глазами. Случайный смех прохожего — ощущением острых иголок по коже. Шепот — холодным прикосновением мокрого шелка. Врачи разводили руками. «Синэстезия необычного типа, переходящая в гиперчувствительность. Лечению не поддается. Можно лишь купировать симптомы». А купировал он их только одним способом — тишиной.
Его жизнь была тщательно выстроенным ритуалом избегания. Он работал удаленно реставратором старых книг — это было единственное, что не требовало звуков и приносило хоть какой-то доход. Деньги уходили на еду, коммунальные услуги и самое дорогое — звукоизоляцию. Комната, в которой он спал и работал, была обивана специальными матами, дверь была похожа на дверь в банковское хранилище. Это был его кокон, его святилище.
И вот в этой выстроенной с таким трудом вселенной тишины появилась Она.
Это случилось в тот вечер, когда дождь, наконец, стих, и наступила та редкая, хрустальная тишина, которую Артем ценил больше всего. Он сидел в своей комнате, склонившись над ветхим томом Сен-Симона, аккуратно восстанавливая осыпавшийся корешок. И вдруг... ничего. Никакого звука. Но тишина изменила свою текстуру. Из абсолютной она стала ожидающей. В ней появилась дыра.
Артем замер, вслушиваясь в пустоту. Его пальцы сами собой разжались, и старинное шило с глухим стуком упало на войлочную подстилку. Этот стук не отозвался болью, он был частью тревожного предчувствия. Он подошел к единственному окну, выходящему на дорогу. Окно было тройным, герметичным, но он все равно редко открывал ставни. Сейчас он раздвинул тяжелые шторы и выглянул.
Напротив, через дорогу, в таком же старом, но давно заброшенном доме, горел свет.
Он моргнул, не веря глазам. Дом-призрак, как он его мысленно называл, стоял темным и нежилым все пять лет, что Артем здесь жил. В нем не было ни электричества, ни воды. А сейчас из трех окон первого этажа струился теплый, желтый, невероятно живой свет. Он был не резким, а мягким, маслянистым, и Артем, к своему изумлению, не ощущал от него никакого дискомфорта. Обычно яркий свет рождал в его мозгу высокий, звенящий звук. Этот же был безмолвным. Более того, он казался поглощающим звук, делая тишину вокруг еще глубже.
На следующий день он увидел и саму новую жилицу. Молодая женщина. Она вышла из дома, чтобы забрать из почтового ящика какую-то брошюру, и остановилась на крыльце, подставив лицо редкому солнечному лучу. Она была не красавицей в классическом понимании, но в ее лице, в спокойной осанке было что-то, что заставило Артема замереть. Он ждал — ждал, что ее присутствие, сам факт ее существования так близко, вызовет привычную бурю раздражающих образов. Но ничего не произошло. Был только слабый, едва уловимый запах влажной земли и прелых листьев, донесшийся через закрытое окно, и странное чувство покоя.
Его насторожил этот покой. Ничто в его жизни не давалось даром. Тишина была результатом титанических усилий, а не подарком судьбы. Он решил наблюдать.
Женщина жила так же тихо, как и он. Она не слушала музыку, не смотрела телевизор, не принимала гостей. Она много читала, сидя у окна, гуляла в лесу за домами, а по вечерам просто сидела на крыльце, глядя в темноту. Ее имя он узнал через неделю, случайно подойдя к ее забору и увидев на почтовой коробке табличку: «Вера Лебедева».
Самым необъяснимым был эффект ее присутствия на его дар, или проклятие. Когда Вера была рядом, в радиусе, как ему показалось, двадцати-тридцати метров, мир вокруг Артема становиться не просто тихим, а... гладким. Звуки не исчезали полностью — где-то далеко каркала ворона, шуршали по асфальту шины редкой машины, — но они теряли свою агрессивную, насильственную природу. Они оставались просто звуками. Впервые за много лет он мог слышать их такими, какими слышали их все остальные люди. Это было похоже на исцеление. И это пугало его больше, чем самая сильная боль.
Однажды, спустя месяц после ее появления, он нашел в себе смелость подойти ближе. Вера сидела на своем крыльце и чистила яблоко. Длинная, блестящая полоска кожуры спадала на колени.
Артем остановился у калитки, не решаясь войти. Его сердце бешено колотилось, он ждал срыва, возвращения ада.
— Вам чего? — ее голос был негромким, низковатым, и он не обжег его вспышкой, а лишь показался мягким бархатным шаром, покатившимся по траве.
— Я... ваш сосед, — с трудом выдавил Артем.
— Я знаю, — она улыбнулась. Улыбка у нее была чуть грустная. — Артем, да? Реставратор книг.
Он кивнул, удивленный. Она наблюдала за ним так же, как и он за ней.
— У вас... тут очень тихо, — сказал он, чувствуя себя идиотом.
Вера отложила нож и яблоко и внимательно на него посмотрела. Ее взгляд был пронзительным, словно она видела не его бледное, испуганное лицо, а что-то за ним.
— Тишина — это не отсутствие звука, Артем. Это отдельная материя. Ей тоже нужно кто-то, кто будет за ней следить. Почти как за старыми книгами.
Он замер, ощущая ледяную дрожь по спине. Эти слова были не случайны.
— Что вы имеете в виду?
— Я Хранитель, — просто сказала она. — А этот дом — мой пост. А ты... ты похож на человека, который очень устал от шума.
Она встала, сошла с крыльца и подошла к калитке. Она была чуть ниже его. От нее пахло яблоком и старой древесиной.
— Хочешь зайти? — спросила Вера. — У меня внутри всегда тихо.
И Артем, нарушив все свои правила, все свои защитные ритуалы, шагнул за калитку. Он переступил порог не просто чужого дома. Он переступил порог иной реальности, где его проклятие оборачивалось тихой, почти невыносимой благодатью. И он понял, что ничего не понимает. Но он уже не мог остановиться. Ему нужно было узнать, кто она такая. И почему его личный ад отступает именно перед ней.