— Настюх, а салат «Цезарь» будет? Ребята уже спрашивают!
Я стояла у плиты, помешивая соус для крылышек, и чувствовала, как внутри что-то медленно закипает. Дмитрий заглянул на кухню с таким довольным лицом, будто я должна была радоваться, что его друзья оценили мои кулинарные таланты.
— Дим, я ещё картошку не доделала, — выдохнула я, вытирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони.
— Ну ты же быстрая, — он подмигнул и исчез в гостиной, откуда доносился громкий смех и звяканье бокалов.
Суббота. Снова эта чертова суббота.
Началось всё довольно безобидно — года три назад. Дима позвонил мне с работы и попросил разрешения пригласить Сашу и Витька посмотреть футбол. Я согласилась, даже накрыла небольшой стол: нарезала колбасу, сделала бутерброды, поставила солёные огурчики. Мужики были довольны, я была довольна — казалось милым, что мой муж хочет проводить время дома, а не в каких-то сомнительных барах.
Потом эти посиделки стали традицией. Каждую субботу. Компания разрослась до пяти человек. А меню... меню превратилось в ресторанное. Сначала они просто намекали: «А вот в прошлый раз ты делала те крылышки — объедение было!» Потом Дима начал обещать за меня: «Настька приготовит свой фирменный жульен, вы обалдеете, ребята!»
И я готовила. Потому что не хотела выглядеть жадной. Потому что боялась, что муж обидится. Потому что где-то в глубине души верила: это временно, скоро всё наладится само собой.
Но ничего не налаживалось.
Я работала бухгалтером в небольшой фирме, и к пятнице обычно чувствовала себя выжатым лимоном. Мне хотелось в субботу выспаться, сходить в салон, встретиться с подругой Ксюшей за чашкой кофе. Вместо этого я с восьми утра стояла у плиты, чтобы к шести вечера, когда нагрянет вся эта ватага, на столе красовались закуски, горячее и десерт.
— Настюха, а пивка холодного нет? — в кухню заглянул Витёк, пухлый парень с вечно красным лицом.
— В холодильнике, нижняя полка, — не оборачиваясь, ответила я.
— Ты золото, а не жена! Димке повезло!
Раньше такие слова грели душу. Теперь только злили. Золото... Прислуга, вот кто я на самом деле. Бесплатная кухарка, которая ещё и за продукты платит из своей зарплаты, потому что Дима вечно «забывает» дать денег на закупку.
Я взглянула на часы. Половина восьмого. Они расположились надолго — обычно расходились ближе к полуночи. Впереди ещё четыре с половиной часа беготни с тарелками, мытья посуды и вынужденных улыбок.
Что-то внутри меня щёлкнуло.
Я выключила плиту, сняла фартук и повесила его на крючок. Потом достала телефон и написала Ксюше: «Можно к тебе приехать? Срочно нужно переночевать».
Ответ пришёл мгновенно: «Конечно! Что случилось?»
«Потом расскажу. Буду через полчаса».
Я поднялась в спальню, достала из шкафа небольшую дорожную сумку и начала складывать вещи. Руки дрожали — не от страха, а от какого-то опьяняющего чувства свободы. Я уезжаю. Просто беру и уезжаю. Без скандала, без объяснений, без слёз.
Косметичка, сменная одежда, зарядка для телефона, документы. Всё самое необходимое. Я застегнула молнию на сумке, оглядела комнату и вдруг почувствовала лёгкость, какой не испытывала уже давно.
Внизу гремела музыка, кто-то громко спорил о политике футбольного клуба. Я спустилась по лестнице, прошла мимо гостиной — никто даже не обернулся — и вышла на крыльцо.
Воздух был свежим, пахло сиренью с соседского участка. Я села в машину, завела двигатель и медленно выехала со двора. В зеркале заднего вида мелькнул наш дом с горящими окнами, из которых доносились голоса и смех.
А я ехала прочь, и с каждым километром становилось всё легче дышать.
Ксюша открыла дверь раньше, чем я успела нажать на звонок.
— Настька, что стряслось? — она окинула меня встревоженным взглядом.
— Можно я сначала чай выпью? — попросила я, проходя в её уютную однокомнатную квартирку.
Мы сидели на кухне, и я рассказывала. О субботах, превратившихся в каторгу. О том, как Дима перестал замечать, что я устаю. О том, как его друзья воспринимают меня исключительно как источник еды. О том, что я чувствую себя невидимкой в собственном доме.
— И ты просто взяла и уехала? — Ксюша смотрела на меня с неприкрытым восхищением. — Настька, я тобой горжусь!
— Не знаю, правильно ли я поступила, — призналась я. — Может, надо было сначала поговорить...
— Ты пыталась говорить, — перебила она. — Ты намекала, просила, объясняла. Он не слушал. Иногда действия красноречивее слов.
Телефон завибрировал. Дима. Я посмотрела на экран и сбросила вызов.
— Не хочешь отвечать?
— Пока нет. Пусть поймёт, каково это — остаться без меня.
Звонки продолжали поступать с завидной регулярностью. После пятого я выключила звук и перевела телефон в авиарежим. Мы с Ксюшей посмотрели старую романтическую комедию, которую обе знали наизусть, и я впервые за много месяцев легла спать без тяжести на душе.
Утром я включила телефон. Тридцать два пропущенных. Двадцать от Димы, остальные от его друзей. Ещё куча сообщений.
«Настя, где ты?»
«Почему не отвечаешь?»
«Ты меня пугаешь, позвони!»
«Ребята в шоке, что ты ушла. Мы не доели даже».
Последнее сообщение заставило меня усмехнуться. Конечно, главная проблема — они не доели.
Я написала коротко: «Всё нормально. Мне нужно время подумать. Не звони».
Ответ пришёл мгновенно: «О чём думать?! Приезжай домой, поговорим!»
«Не сейчас».
Я провела у Ксюши весь воскресный день. Мы гуляли в парке, болтали о всякой ерунде, смеялись над глупыми мемами. Я чувствовала себя заново родившейся — оказывается, выходные могут быть отдыхом, а не марафоном по готовке и уборке.
Вечером Дима написал снова: «Настя, пожалуйста. Я волнуюсь. Давай встретимся?»
Я вздохнула. Разговор всё равно рано или поздно предстоял.
«Хорошо. Завтра после работы. В кафе на Пушкина».
Нейтральная территория. Никаких домашних стен, где я автоматически превращаюсь в жену-кухарку.
Дима пришёл раньше меня. Сидел за столиком у окна, нервно теребил салфетку. Когда я вошла, он вскочил с таким видом, будто я вернулась из долгого плена.
— Настюх... — он попытался обнять меня, но я мягко отстранилась и села напротив.
— Давай сразу начистоту, — сказала я, глядя ему в глаза. — Я устала быть твоей кухаркой.
— При чём тут кухарка? Ты моя жена...
— Вот именно. Жена. Не прислуга для твоих дружков. Дима, ты хоть представляешь, каково это — каждую субботу торчать на кухне, пока вы там веселитесь?
Он растерянно моргал, словно впервые слышал об этом.
— Но ты же никогда не говорила, что тебе тяжело...
— Говорила. Много раз. Ты просто не слушал. Когда я просила сделать перерыв — ты обещал, но на следующую субботу опять приводил всю компанию. Когда я предлагала заказать еду из ресторана — ты отмахивался, мол, зачем тратиться, если ты и так всё умеешь готовить.
— Я думал, тебе приятно, что мы ценим твою готовку, — пробормотал он.
— Ценить и пользоваться — разные вещи. Знаешь, что меня добило? В субботу Витёк зашёл на кухню за пивом и сказал: «Ты золото, а не жена». Не человек. Не Настя. Золото — в смысле ценная вещь, полезная. Я для вас вообще существую как личность?
Дима побледнел.
— Конечно, существуешь... Настя, я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала.
— Но я чувствую. И больше не могу. Не хочу. Мне тридцать два года, и я имею право на выходные, которые проведу так, как хочу я. Не у плиты. Не в фартуке. Не в роли обслуживающего персонала.
Он молчал, разглядывая свои руки.
— Что мне нужно сделать? — наконец спросил он тихо.
— Прекратить эти субботние сборища. Или, если уж так хочется видеться с друзьями, идите в кафе, в бар, на природу — куда угодно, только не ко мне на кухню.
— Хорошо, — кивнул он. — Я понял. Больше не будет этих посиделок дома. Обещаю.
— И ещё. Я хочу, чтобы ты понял: я не обслуга. Я твоя жена. Твоя партнёр. Человек, у которого есть свои потребности и желания. И они не ограничиваются готовкой для твоих друзей.
— Я правда всё понял, — он посмотрел на меня с такой искренностью, что я почти поверила. — Прости. Я был эгоистом.
Я вздохнула.
— Надеюсь, ты не просто говоришь это, чтобы я вернулась.
— Нет. Я действительно осознал. Когда ты ушла, я... я испугался. Не потому что остался без ужина, а потому что понял: могу тебя потерять. По-настоящему потерять. И все эти субботы, вся эта чушь с друзьями — это ничто по сравнению с тобой.
Мы просидели в кафе ещё час, обсуждая, как теперь будет строиться наша жизнь. Дима предложил ходить по очереди в гости к его друзьям или встречаться в общественных местах. Ещё он пообещал, что в субботу мы будем делать то, что хочу я — сходим в театр, съездим за город или просто будем валяться дома и смотреть сериалы.
— А что ребятам сказать? — спросил он. — Они же спрашивают, почему ты ушла.
— Скажи правду. Что твоя жена устала быть поварихой. И что ты это наконец понял.
Он кивнул, взял мою руку.
— Настюх, пойдём домой?
Я посмотрела в его глаза — усталые, но честные — и кивнула.
— Пойдём.
Мы вышли из кафе. На улице вечерело, зажигались фонари. Дима обнял меня за плечи, и я прислонилась к нему. Впереди было много работы над отношениями, много разговоров и, возможно, много споров. Но я верила: мы справимся.
Потому что иногда, чтобы быть услышанной, нужно просто уйти. И дать понять: ты не вещь, которая всегда будет на своём месте. Ты живой человек с границами, которые заслуживают уважения.
Прошло три месяца. Субботние посиделки действительно прекратились. Мы с Димой нашли новый ритм: по выходным ходили в кино, ездили на дачу к его родителям, встречались с моими подругами. А с его друзьями виделись раз в месяц — в баре, где у них была своя любимая зона. Я даже иногда составляла компанию, но теперь это был мой выбор, а не обязанность.
Как-то в субботу вечером мы с Димой сидели на балконе, пили вино и смотрели на город.
— Знаешь, — сказал он задумчиво, — я так и не понял тогда, как ты решилась просто взять и уйти.
— А я не понимала, как ты мог не замечать, что мне плохо, — улыбнулась я.
— Теперь замечаю, — он притянул меня ближе. — И не хочу больше терять.
Я посмотрела на него и подумала: иногда любовь — это не про красивые слова и букеты. Это про умение услышать. Про готовность измениться. Про то, чтобы видеть в партнёре не функцию, а человека.
И про смелость уйти, если тебя не слышат. Потому что уважение начинается с уважения к самой себе.