— Ты не представляешь, Валера из отдела кадров разводится с женой! Из-за Леры!
— Из-за новой сотрудницы? Но она же тут всего две недели...
— А ты что думала? Эта кукла с лицом ангелочка за две недели устроила тут такое, что мама не горюй. Выходит только я одна вижу, что у нее за спиной не крылышки, а самые что ни на есть клыки питбуля...
Офис крупной IT-компании «Терминус» напоминал улей, но жужжал он в последние четырнадцать дней с совершенно новым, сладковато-приторным звуком. Звук этот исходил от Леры. Лера Захарова, новая младший аналитик, стала всеобщим солнышком. Она не ходила — парила по коридорам в струящихся платьях пастельных тонов, которые словно не подчинялись офисной гравитации. Не говорила — звенела, подобно хрустальному колокольчику, и каждый ее смех был точно рассчитан по силе и продолжительности, чтобы очаровать, но не раздражать. Она запоминала имена с первого раза, приносила домашнее печенье, идеально круглое и посыпанное сахарной пудрой, искренне, до слез, восхищалась глупыми шутками начальства и всегда, абсолютно всегда была готова помочь, подменить, поддержать.
— Лер, ты просто волшебница! Этот отчет был кошмаром, а ты его за вечер превратила в конфетку! — Оля, наша старшая менеджерка, смотрела на Леру с обожанием, граничащим с зависимостью.
— Да брось, Оль, мне не сложно было. Я просто вижу, где нужно нажать, — голос ее был мягким, как бархат, а улыбка — обещанием, что в мире еще есть доброта.
А я видела другое. Я, Марина, просидевшая в соседней кабинке с Лерой все эти две недели, видела микроскопические трещинки в ее идеальном фасаде. Как замирала ее улыбка, стоило ей отвернуться от собеседника, не как усталая маска, а как щит, который снимают с петель, обнажая холодную сталь. Как ее взгляд, теплый и открытый, за долю секунды становился ледяным и оценивающим, будто сканируя окружающих на предмет слабостей, уязвимостей, тех самых рычагов, на которые можно нажать. Я заметила, как вчера, когда она думала, что одна на кухне, она с таким немым, физиологическим отвращением стряхнула крошки с чьего-то надкушенного печенья в мусорку, что по мне пробежали мурашки. Это было не брезгливость. Это было презрение.
Но главное — я видела ее план. Вернее, его обрывки, ускользающие, как дым. Позавчера, задержавшись допоздна над своим проклятым проектом, я подошла к ее рабочему месту, чтобы одолжить степлер. Ее монитор был не заблокирован. В углу светилось открытое окно браузера с черновиком письма в каком-то непонятном почтовом клиенте. Адресат был скрыт, но текст, несколько судорожных, обрывистых фраз, заставил меня замереть, вцепившись пальцами в спинку ее кресла.
«...они все такие наивные, клюют на простейшие комплименты, на поддельное участие. Стадо. Колесов (глава отдела) уже мой. Говорит, я «глоток свежего воздуха». Через него проще всего будет выйти на совет директоров. Нужно ускориться с Валерием из кадров, у него есть доступ к служебной переписке, он мягкий, податливый... Скоро они все узнают, что такое настоящая боль. Это лишь начало расплаты. Они даже не подозревают...»
Я не дышала. Это было похоже на сценарий какого-то дурного, мелодраматичного сериала, но холодный, тяжелый ком в груди подсказывал — все по-настоящему. Каждое слово. Я ничего не сказала. Кто бы мне поверил? Все, от уборщицы до замдиректора, были очарованы, опьянены ею. Мои слова показались бы завистью старой, невостребованной девы к молодой и красивой. А я и была старше. И не так красива. И не столь обаятельна.
И вот сегодня утром, едва я успела повесить пальто и запустить компьютер, грянул первый гром. Тот самый, что предсказал мой вчерашний разговор с Светкой.
— Марина, ты слышала? — влетела в кабинет Светка из бухгалтерии, ее круглые, всегда удивленные глаза были полны настоящих, соленых слез. — Валера! Валера уходит к этой... к этой Лере! Он только что признался Людмиле, жене! По телефону! Они двадцать лет вместе! У них двое детей! Старший в одиннадцатый класс идет!
Я молча кивнула, глядя в окно, за которым медленно плыли серые облака. Валера, солидный, всегда такой спокойный и уравновешенный мужчина, наш бессменный организатор корпоративов и душа компании, теперь выглядел разбитым и потерянным, как мальчик, которого поймали на воровстве. Он бродил по коридору, не в силах ни на ком остановить взгляд, его дорогой, отутюженный костюм сидел на нем мешком.
— Как она могла? — всхлипывала Светка, утирая глаза бумажной салфеткой. — Она же приходила к ним в гости, играла с их детьми! Людмила считала ее подругой, готовила ей тот самый греческий салат, которым Лера так восторгалась! Это же... это же бесчеловечно!
Мысли путались, натыкаясь на обрывки того письма. «Расплата». За что? Кому мстила эта девушка с лицом ребенка? И почему именно здесь, в «Терминусе»? Наша компания была обычной крупной конторой со своими интригами, но без откровенного трэша.
Днем случился скандал в кабинете у Колесова. Дверь была приоткрыта, и гневный, сиплый от крика голос начальника отдела разносился по всему этажу, заставляя замирать клавиатуры и обрывать телефонные разговоры.
— Ты что, совсем охренел? Из-за какой-то юбки семью на помойку выбросить? Да я тебя уволю к чертовой матери, я тебя с такими подвигами в приличном обществе больше не увижу!
— Иван Петрович, вы не понимаете... — голос Валеры дрожал, в нем слышались и стыд, и отчаянная защита своего, как ему казалось, чувства. — Это... это любовь. Я не могу дышать без нее.
— Любовь? Да ты посмотри на себя! Ты тень от себя самого! Она тебя в бараний рог согнула за две недели! Ты ей, небось, уже и пароли от служебной базы выдал, дурень пыльный!
Лера в это время сидела на своем месте и спокойно, с наслаждением пила чай с бергамотом из своей фарфоровой кружки, словно за стеной рушилась не человеческая жизнь, а шел обычный летний дождь. Она встретилась со моим взглядом, пристальным и тяжелым, и улыбнулась своей самой безобидной, почти девичьей улыбкой.
— Какая неприятная история, правда, Марин? Мужчины бывают так неосторожны в своих чувствах. Прямо как дети.
У меня перехватило дыхание от такой наглости, от такого холодного, расчетливого актерства. Но я лишь слабо улыбнулась в ответ, заставляя мышцы лица повиноваться.
— Да, бывают. Но иногда и женщины бывают слишком осторожны. Пока не решатся нанести единственный, но точный удар. В самое сердце.
Ее улыбка не дрогнула, не сползла, не изменилась ни на йоту. Но в ее глазах, таких ясных и голубых, на секунду мелькнуло что-то острое, колючее, словно осколок стекла. Она меня раскусила. Понимала, что я не из стада, не поддалась ее чарам. Игра, которую она вела со всеми, теперь велась между нами. И она только что усложнилась.
На следующий день Лера не вышла на работу. В отделе стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь шепотом и нервным стуком клавиш. Отсутствие ее звонкого голоса и стука каблучков создавало вакуум, зияющую пустоту, которую нечем было заполнить. Все чувствовали себя так, будто после яркого, слепящего солнца вдруг наступила полярная ночь.
— Наверное, совесть замучила, — ехидно заметила Светка, разливая утренний кофе. Ее лицо все еще было опухшим от слез.
— Или просто стыдно показываться, — поддержала Оля, но в ее голосе слышались нотки неуверенности. Она все еще не могла поверить, что ее «волшебница» способна на подлость.
Я молчала. Я знала, что это не совесть и не стыд. Это была тактическая пауза. Отступление для перегруппировки сил. Она давала страстям улечься, чтобы появиться снова — чистой, невинной и несломленной.
И она появилась. Ровно в обед. Не через главный вход, а словно из ниоткуда, возникнув в дверях нашего отдела. На ней было простое серое платье, без единой капли косметики. Глаза были немного припухшими, но взгляд — ясным и твердым. Она держала в руках большую картонную коробку.
— Ребята, — ее голос прозвучал тихо, но так, что его услышали все. — Мне нужно кое-что сказать.
Весь отдел замер, как завороженный. Даже Колесов, мрачный, как туча, высунулся из своего кабинета.
— Я ухожу, — выдохнула она, и в ее голосе задрожали искренние, как мне показалось, слезы. — Я не могу больше работать там, где обо мне могут подумать такое... где мою дружбу и симпатию могут истолковать как нечто грязное, корыстное. Я ценю Валерию Петровичу его доброту, но то, что сейчас происходит... это ошибка. Я никогда не давала ему повода...
Она опустила голову, и светлые волосы упали на ее лицо, скрывая его. Плечи ее содрогнулись.
— Лер, да что ты... — первым опомнился кто-то из молодых программистов.
— Мы же все понимаем! Это он во всем виноват, старый козел!
Вокруг поднялся гул возмущенных и сочувствующих голосов. Она снова делала их своими союзниками. Она превращалась из соблазнительницы в жертву. Это был гениальный ход.
— Нет, — она подняла голову, и по ее щекам катились настоящие слезы. — Я не хочу быть причиной чьего-то горя. Я ухожу. Но прежде... — она подошла к своему рабочему месту и начала аккуратно складывать вещи в коробку. — Я хочу вернуть кое-что. Оля, твою тунику. Света, твою книгу, которую я так и не дочитала...
Она протягивала вещи, и женщины, смущенные и растерянные, брали их. Атмосфера накалялась. Она разыгрывала спектакль прощания с такой пронзительной искренностью, что я сама начала сомневаться в собственной правоте. Может, я все выдумала? Может, это я, старая, нелюбимая, завистливая дура, придумала себе монстра?
И в этот момент ее взгляд упал на меня. Не на всех, а именно на меня. И в этих мокрых от слез, беззащитных глазах я снова увидела это. Холод. Расчет. И едва заметное торжество.
— Марина, — тихо сказала она, подходя ко мне. — А тебе я хочу сказать отдельно. Спасибо. Ты была единственной, кто... кто смотрел на меня как на человека. А не как на дурочку с печеньками или на стерву-искусительницу.
Она улыбнулась мне своей самой горькой и самой правдивой, как казалось окружающим, улыбкой. В ее словах был двойной смысл, и я понимала его. Она благодарила меня не за доброту, а за достойное сопротивление. Она отмечала моего рода ничью в нашей тайной дуэли.
— Не за что, — сухо ответила я, чувствуя, как десятки глаз впиваются в меня. — Каждый видит то, что хочет видеть.
Она кивнула, словно поняв не только слова, но и все, что осталось за кадром, взяла свою коробку и, не оглядываясь, вышла из отдела. За ней повисла гробовая тишина, которая через секунду взорвалась оглушительным гамом.
— Боже, какая же она сильная!
— Я всегда знала, что она не такая!
— Надо было ее остановить!
Я стояла как вкопанная, глядя на ее пустой стол. Она ушла. Но что-то подсказывало мне, что это не конец. Это было лишь начало нового акта. Она отступила, чтобы перевести дух и подготовить новый, еще более сокрушительный удар. Ее уход был не поражением. Он был частью плана. Но какой?
Ответ пришел вечером, когда я, последняя из отдела, собиралась уходить. На столе у меня лежала забытая кем-то папка. Я уже хотела положить ее в ящик, как заметила, что из нее торчит маленький, сложенный вчетверо клочок бумаги. Чистый, без пометок. Интуиция, та самая, что не давала мне покоя все эти дни, заставила меня развернуть его.
На нем было написано всего три слова, выведенные аккуратным, чуть безличным почерком, который я узнала бы из тысячи:
«Жди нового солнца».
И подпись. Не имя. А маленький, нарисованный шариковой ручкой, цветок. Обычная ромашка.
Холодная волна страха и понимания накатила на меня. Она не ушла. Она просто перешла в тень. И теперь она наблюдала. И ждала. Ждала, когда ее «новое солнце» взойдет над этим офисом и сожжет его дотла. И я понимала, что теперь я одна знаю о надвигающейся буре. Одна должна была что-то делать.
Но что?
Прошла неделя. Офисная жизнь, как болотная вода, понемногу затянула пустоту, оставленную Лерой. Воспоминания о скандале тускнели, обрастая оправданиями и домыслами. Валера вернулся из краткосрочного отпуска похудевшим и постаревшим на десять лет. Он избегал взглядов и разговоров, целыми днями сидя в своем кабинете с стеклянными стенами, словно в аквариуме для покаяния. Колесов, на которого, видимо, сверху оказали давление, перестал бушевать и замкнулся в себе. Казалось, шторм миновал.
Но я-то знала. Я чувствовала ее незримое присутствие в каждом дуновении кондиционера, в каждой случайной паузе в разговоре. Эта записка лежала у меня в самом дальнем кармане сумки, как заноза, напоминая о незаконченной войне.
Однажды утром, придя на работу, я застала необычное оживление.
— Слышала новость? — Светка, чья ненависть к Лере уже успела переродиться в снисходительную жалость, сияла. — К нам приходит новый клиент! Крупный! Из Швейцарии!
— И что? — равнодушно спросила я, включая компьютер.
— А то! — всплеснула она руками. — Их представляет молодая женщина! Русская! Говорят, умница и красавица. Ищет партнера для запуска нового платформенного решения. Иван Петрович просто на ушах, это же прорыв на европейский рынок!
Меня будто ударило током. Швейцария. Русская. Умница и красавица. «Жди нового солнца». Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Нет. Не может быть. Это было бы слишком нагло, слишком рискованно.
Презентация была назначена на два часа дня в главном конференц-зале. К одиннадцати отдел маркетинга уже носился как угорелый, готовя раздаточные материалы и настраивая проектор. Колесов, в своем лучшем костюме, репетировал речь перед зеркальной стеной в коридоре. В воздухе витало предвкушение большого дела.
Я сидела в своем кресле и пыталась работать, но буквы на мониторе расплывались в мутные пятна. Тревога сжимала горло стальным обручем. Я представила себе ее лицо. Ее холодные, ясные глаза. Ее идеальную, выверенную улыбку.
Ровно в два все руководство и ключевые сотрудники, включая меня, сидели за длинным полированным столом. Дверь открылась, и первым вошел Колесов, сияющий и важный.
— Коллеги, разрешите представить нашего потенциального партнера, госпожу Елену Соколову, представителя холдинга «Helvetia Nexus»!
И она вошла.
Это была она. Лера. Но не та Лера, что разносила печенье. Это была ее эволюционная, стерильная и безжалостная версия. На ней был строгий костюм-тройка цвета асфальта после дождя, дорогой и безупречно сидящий. Волосы были убраны в тугой пучок, открывая высокий лоб и изящную линию шеи. Никаких украшений, кроме тонких золотых серег-гвоздиков. Ее взгляд скользнул по залу, холодный, деловой, ничего не выражающий. Он задержался на мне на долю секунды дольше, чем на остальных, но в нем не было ни признания, ни угрозы. Было абсолютное, леденящее душу безразличие.
— Господа, — ее голос звучал иначе — ниже, увереннее, с легким, едва уловимым акцентом, будто она долго жила за границей. — Благодарю за возможность презентовать наше видение цифровой трансформации для рынков Восточной Европы.
Она начала говорить. Говорила о трендах, о Big Data, о блокчейне и нейросетях. Ее речь была блестящей, подкрепленной безупречными слайдами и конкретными цифрами. Она была профессионалом высочайшего класса. Это было очевидно всем. Я видела, как загораются глаза у наших технических директоров, как кивает, впечатленный, Колесов. Она очаровывала их снова. Но на сей раз не домашним печеньем, а своим интеллектом, своей компетентностью, своей неоспоримой силой.
Она была «новым солнцем». И его свет был слепящим и беспощадным.
После презентации зал взорвался аплодисментами. Колесов подошел к ней, пожимая руку, его лицо расплылось в улыбке восторга.
— Блестяще, просто блестяще, Елена! Нам есть что обсудить!
— Благодарю, Иван Петрович, — она улыбнулась ему вежливой, деловой улыбкой. — Я уверена, наше сотрудничество будет взаимовыгодным.
Люди столпились вокруг нее, задавая вопросы. Она парировала их с легкостью фехтовальщика. Я сидела на своем месте, чувствуя себя невидимкой. Парализованной. Она провернула это. Она ушла в тень и вернулась в новой, неуязвимой ипостаси. Теперь она была не рядовой сотрудницей, а важным партнером. Ее слово имело вес. Ее присутствие было оправдано бизнес-интересами.
Ко мне подошел Валера. Он был бледен, его руки дрожали.
— Марина... это же... это она? — прошептал он, и в его глазах читался животный ужас.
— Она, — коротко кивнула я.
— Но зачем? Что ей нужно?
— Я не знаю, Валерий. Но уверена, ничего хорошего.
В этот момент она, закончив разговор с группой инженеров, направилась к выходу. Проходя мимо нас, она остановилась.
— Иван Петрович, я, пожалуй, пройдусь до лифта, освежусь немного. Ваш офис производит сильное впечатление.
— Конечно, конечно, Елена! Валерий, проводите нашу гостью!
Валера вздрогнул, будто его ударили током. Он не мог пошевелиться. Она посмотрела на него тем самым ледяным взглядом, и по ее губам скользнула едва заметная, торжествующая улыбочка.
— Не стоит беспокоиться. Я справлюсь сама.
Она вышла из зала. Через минуту я извинилась и вышла следом. Я знала, куда она идет. Не к лифту. На бывшую нашу, теперь только мою, кухню.
Она стояла у окна, глядя на вечерний город, и пила воду из пластикового стаканчика. В ее позе была та же отстраненность, что и на презентации.
— Прекрасный вид, — сказала она, не оборачиваясь. Она знала, что это я.
— Зачем ты здесь, Елена? — спросила я, останавливаясь в паре шагов от нее.
— По бизнесу, Марина. Разве вы не слышали? — она обернулась. Ее лицо было спокойным. — «Helvetia Nexus» заинтересован в партнерстве.
— Не ври. Я знаю, кто ты. И знаю, что это месть.
Она медленно поставила стаканчик на стол.
— Месть? — она приподняла бровь. — Это слишком примитивно. Я не мщу. Я восстанавливаю справедливость. «Терминус» должен быть уничтожен. Не физически. Финансово. Репутационно. Морально. И я сделаю это не из тени, а при полном свете дня, с их собственного разрешения. Они сами подпишут себе приговор, радуясь перспективам.
— Ты сошла с ума.
— Нет. Я просто вижу вещи такими, какие они есть. А вы все... вы видите то, что хотите видеть. Вы видели милую девочку. Теперь видите успешную бизнес-леди. Вы никогда не видели меня. Так что не читайте мне мораль.
Она поправила идеальный пиджак и направилась к выходу.
— Они тебя раскусят, — бросила я ей в спину.
— Кто? — она остановилась на пороге. — Колесов, который мечтает о европейском признании? Или Валера, который боится собственной тени? Или, может быть, ты, Марина? Одинокий сторож в этой крепости из картона и самолюбия?
Она не стала ждать ответа и вышла. Я осталась одна в пустой кухне, слушая, как завывает ветер за стеклом и как бешено стучит мое сердце. Она была права. Они не увидят угрозы. Они увидят только золотую жилу. И они сами протянут ей лопату, чтобы она могла закопать их заживо.
Переговоры с «Helvetia Nexus» стали единственной темой в «Терминусе» на следующие несколько дней. Колесов ходил именинником, раздавая направо и налево обещания о скором выходе на международный уровень. Он создал специальную рабочую группу, и я, как один из ведущих аналитиков, была в нее включена. Я понимала, что это не случайность. Лера — Елена — намеренно настояла на этом. Она хотела, чтобы я видела все изнутри. Чтобы я была свидетелем.
Первое рабочее совещание группы проходило в том же конференц-зале. Елена сидела во главе стола рядом с Колесовым. Ее ноутбук был открыт, на экране — сложные диаграммы и графики.
— Итак, коллеги, — начала она, ее голос был собран и деловит. — Для интеграции наших систем нам потребуется доступ к вашим внутренним базам данных, включая архивы транзакций за последние пять лет. Это необходимо для построения точной аналитической модели.
— Это конфиденциальная информация, — осторожно заметил наш технический директор, Артем.
— Артем, будьте реалистом! — тут же вступил Колесов. — Без полного доверия нет партнерства! Елена предоставляет нам доступ к своим алгоритмам, а мы будем капризничать из-за каких-то архивов?
Елена мягко улыбнулась ему.
— Иван Петрович прав. Прозрачность — ключ к успеху. Кроме того, — ее взгляд скользнул по лицам присутствующих, — мы проводим глубокий аудит. Для нас важно понимать не только текущее состояние, но и историю развития. Это стандартная практика.
Она говорила так убедительно, так разумно, что даже Артем, нахмурившись, отступил. Я сидела, сжимая под столом руки в кулаки. «Архивы за пять лет». Именно столько лет назад произошла та самая история с поглощением стартапа ее отца. Она искала что-то. Доказательства. Компромат.
— Есть еще один вопрос, — продолжила Елена. — Команда. Я буду нуждаться в помощнике на вашей стороне. Кто-то, кто знает все внутренние процессы, имеет доступ ко всем отделам и... вызывает у меня доверие.
Она сделала паузу, и ее взгляд медленно, почти небрежно, остановился на мне. В зале повисла тишина.
— Марина Игоревна, — произнесла она мое имя и отчество с легкой, почтительной интонацией. — Мне кажется, вы идеально подходите. Вы не подвержены... излишним эмоциям. И я ценю ваш трезвый взгляд на вещи.
Все смотрели на меня. Колесов кивал с одобрением.
— Отличная мысль, Елена! Марина, вы согласны?
Это был не вопрос. Это был приказ. И это была ловушка. Отказаться — значит выставить себя несговорчивой и странной, подорвать проект и вызвать гнев начальства. Согласиться — стать соучастницей в ее плане, вести волка в овчарню и держать для него дверь открытой.
— Я... подумаю, — выдавила я.
— Конечно, — Елена кивнула, и в уголках ее глаз заплясали чертики. — У вас есть время до завтра.
После совещания я не пошла в столовую. Я поднялась на крышу офисного здания. Холодный ветер бил в лицо, заставляя глаза слезиться. Что мне делать? Кричать на всех, что это ловушка? Мне бы не поверили. Пойти к Колесову и все рассказать? С какими доказательствами? С запиской «Жди нового солнца»? Это звучало бы как бред сумасшедшей.
— Ищу утешения на высоте? — раздался знакомый голос за моей спиной.
Я обернулась. Валера. Он выглядел еще более разбитым, чем раньше.
— Что ей нужно от меня, Марина? — спросил он, не глядя на меня. — Зачем она вернулась? Она же все уже сделала. Моя жизнь разрушена.
— Твоя жизнь была для нее разминкой, Валерий, — горько сказала я. — Теперь она взялась за компанию. А меня она хочет сделать своим козлом отпущения. Или соучастницей.
Он молча кивнул, глядя вдаль.
— Я видел, как она смотрела на тебя. Она тебя ненавидит. Но не так, как всех остальных. Ты для нее... ровня. Соперник. Она хочет не просто уничтожить тебя. Она хочет, чтобы ты сломалась.
Его слова попали в самую точку. Именно это я и чувствовала. Это была не просто месть. Это была дуэль.
— Я не знаю, что делать, — призналась я, и голос мой дрогнул.
— А у тебя есть выбор? — он наконец посмотрел на меня. В его глазах была странная, уставшая мудрость. — Если ты откажешься, она найдет другой способ тебя унизить и выставить виноватой. Если согласишься... по крайней мере, ты будешь рядом. Возможно, сможешь что-то предотвратить.
Он был прав. Бегство не было вариантом. Оставалось только принять вызов.
На следующее утро я зашла в кабинет к Колесову. Елена уже была там, они пили кофе и о чем-то смеялись.
— Марина! Ну что, решили? — бодро спросил Иван Петрович.
— Да, Иван Петрович. Я согласна стать куратором проекта со нашей стороны.
Елена медленно поставила свою чашку. Ее улыбка была широкой и абсолютно фальшивой.
— Я очень рада. Я уверена, наше сотрудничество будет... продуктивным.
В ее глазах читалось торжество. Она добилась своего. Я была в ее команде. В клетке. Теперь она могла делать со мной все, что захочет. Игра началась. И я была уже не просто зрителем. Я была одной из фигур на доске. И ход был за ней.
Моя новая роль «куратора проекта» превратила мою жизнь в ад. Елена использовала меня как слугу, гоняя с поручениями по всему офису. Мне приходилось собирать кипы документов из разных отделов, организовывать встречи, протоколировать бесконечные совещания. Она никогда не повышала голос, ее тон всегда оставался вежливым и деловым, но каждое ее «Марина Игоревна, не могли бы вы...» было ударом хлыста.
— Марина Игоревна, мне понадобятся сканы всех финансовых отчетов за третий квартал прошлого года. И за второй тоже. В оригинальном виде, с живыми подписями.
— Марина Игоревна, назначьте, пожалуйста, встречу с Валерием Петровичем. Мне нужна его помощь в доступе к кадровой базе для анализа структуры компании.
— Марина Игоревна, этот график составлен неверно. Переделайте. Мне нужна идеальная точность.
Я была на передовой ее наступления, и она следила, чтобы я постоянно была под обстрелом. Каждый документ, который я ей приносила, был еще одним кирпичиком в стене, которую она возводила вокруг «Терминуса». Я видела, как она изучает финансовые отчеты, ее глаза выхватывали именно те строки, где могли быть спрятаны сомнительные операции. Я видела, как она вдумчиво листала кадровые дела ключевых сотрудников, словно искала к ним ключики.
Однажды днем мы остались одни в переговорной. Город за окном тонул в сумерках, и только свет монитора выхватывал из мрака ее сосредоточенное лицо.
— Зачем ты это делаешь? — тихо спросила я, не в силах больше молчать. — Унижать меня? Ты же добилась своего. Ты внутри. Ты получаешь все, что хочешь.
— Унижать? — она оторвалась от экрана и посмотрела на меня с искренним удивлением. — Я вас учу. Вы хотели знать правду? Вот она. Правда в этих цифрах, — она ткнула пальцем в столбец с данными. — Правда в том, как Колесов три года назад провел сделку по покупке «Инноватеха» через офшор, занизив стоимость в три раза. Правда в том, что ваш друг Валера закрывал глаза на нарушения трудового кодекса, когда увольняли сотрудников того стартапа. Я не унижаю вас. Я открываю вам глаза. А это... это всегда больно.
В ее голосе не было злорадства. Была холодная, неумолимая констатация факта. Она видела в этом не месть, а некий высший суд, где она была и следователем, и палачом.
— И что? Ты выложишь это все в сеть? Уничтожишь компанию? А что будет с людьми, которые здесь работают? С Олей? Со Светой? Они же ни при чем!
— Виноваты все, кто был в этой системе и молчал! — ее голос впервые зазвенел сталью. — Молчание — это соучастие! Они получали свои зарплаты, свои бонусы, строили карьеру на костях моего отца и таких, как он! Они заслуживают свою долю расплаты!
Вдруг дверь в переговорку открылась. На пороге стояла Оля. Ее лицо было бледным, а в руках она сжимала распечатку.
— Марина, я... я принесла те данные, что ты просила... — ее голос дрожал. Она смотрела на Елену, потом на меня. — Я... я все слышала. Про «Инноватех». Про отца... Так это правда? Лера... Елена... ты дочь Сергея Захарова?
Елена медленно встала. Ее лицо было маской.
— Да, Ольга. Я его дочь. А ваш муж, — она посмотрела на Олю ледяным взглядом, — был одним из юристов, который готовил те самые документы, что довели моего отца до самоубийства. Он вам никогда не рассказывал, как они с Колесовым выжимали из него последние соки?
Оля ахнула, будто ее ударили в живот. Она отшатнулась, прижав руку ко рту.
— Нет... нет, он не... он просто работал...
— Да, — безжалостно продолжила Елена. — Он просто работал. Как все вы. И теперь вы все просто будете уволены. Или посажены. Или просто покрыты таким позором, что вам больше никогда не найти работу в этой отрасли. Вам это не кажется справедливым?
Оля, не говоря ни слова, развернулась и выбежала из переговорки. Я слышала ее сдавленные рыдания, затихающие в коридоре.
Я посмотрела на Елену. Она снова села за ноутбук, ее пальцы застучали по клавиатуре, как будто ничего не произошло. Но я видела мельчайшую дрожь в ее кончиках пальцев. Искусство держать себя в руках давалось ей дорогой ценой.
— Ты довольна? — прошептала я. — Ты только что сломала женщину, которая считала тебя подругой.
— Она должна была узнать правду о своем муже раньше, — ответила Елена, не глядя на меня. — Как и ты, Марина Игоревна. Скоро ты узнаешь всю правду о компании, которой служила все эти годы. И посмотрим, сможешь ли ты после этого смотреть на себя в зеркало.
Она была нечеловечна. Ее боль превратила ее в оружие, лишенное жалости. И я с ужасом понимала, что ее следующий удар будет направлен на меня. Она копила силы для решающего удара. И я была его мишенью.
Слух о том, кто такая Елена на самом деле и зачем она пришла в «Терминус», расползся по офису со скоростью лесного пожара. Теперь на нее смотрели не с восторгом, а со страхом и ненавистью. Но было поздно. Договор с «Helvetia Nexus» был уже подписан, и разорвать его без колоссальных штрафов и потери репутации было невозможно. Она была неприкосновенна, как дипломат враждебной державы.
Атмосфера в компании стала ядовитой. Коллеги, которые еще вчера пили вместе кофе, теперь перешептывались по углам, бросая друг на друга подозрительные взгляды. Кто что знал? Кто молчал? Кто участвовал? Оля взяла больничный, ее муж, как выяснилось, срочно улетел в командировку. Валера стал настоящим призраком — он приходил и уходил, не разговаривая ни с кем, а его кабинет теперь всегда был пуст.
Колесов пытался сохранить лицо. Он вызывал Елену к себе, пытался говорить с ней, уговаривать, может быть, даже угрожать. Но каждый раз он выходил из кабинета еще более помятым и подавленным. Она держала его на крючке, понемногу разматывая леску, обещая не обнародовать какие-то конкретные документы в обмен на уступки. Он был ее марионеткой.
А я была ее тенью. Я продолжала выполнять ее поручения, чувствуя, как с каждым днем меня все больше отстраняются коллеги. Они видели, что я постоянно рядом с ней. Для них я была либо ее сообщницей, либо такой же жертвой, но уже зараженной чумой. Предпочитали не рисковать и держаться подальше.
Однажды вечером Елена заставила меня остаться, чтобы подготовить гигантский пакет документов для «юридической проверки». Я знала, что это был последний, недостающий фрагмент мозаики. В этих папках была вся финансовая история «Терминуса» за последние пять лет. Все темные дела. Все скелеты в шкафу.
Мы сидели в полной тишине, лишь шуршали страницы и щелкал мой принтер, выдавая лист за листом. Вдруг она отложила свою папку и посмотрела на меня.
— Вы ненавидите меня, Марина Игоревна?
— Вы добиваетесь именно этого, не так ли? — не глядя на нее, ответила я.
— Нет. Я добиваюсь понимания. Ненависть — это слишком примитивно. Это тупик. А из понимания... из понимания может родиться что-то новое.
Она подошла к окну. Ночь была черной, без звезд.
— Когда мой отец умер, — тихо начала она, — мне было восемнадцать. Я приехала из общежития, где училась, и застала дома маму. Она не плакала. Она сидела на кухне и смотрела в одну точку. А потом сказала: «Система его сожрала». И все. Больше ни слова. Через полгода ее не стало. Инфаркт. Врачи сказали — от горя.
Я перестала листать бумаги и смотрела на ее спину. Она была очень прямой и хрупкой.
— Я осталась одна. С долгами, с ощущением чудовищной несправедливости. Сначала я просто хотела умереть. Потом я решила, что умру, но заберу с собой тех, кто это сделал. Я потратила годы. Училась, работала, пробивалась, меняла имя, втиралась в доверие к нужным людям. Я стала идеальным оружием. И вот я здесь.
Она обернулась. На ее лице не было ни злобы, ни торжества. Только бесконечная, леденящая усталость.
— И что вы чувствуете теперь, когда почти у цели? — спросила я.
— Пустоту, — просто ответила она. — Как будто я все эти годы тащила на себе огромный, острый камень, чтобы швырнуть его в них. А теперь понимаю, что камень этот был привязан ко мне. И когда я его брошу, он утянет на дно и меня.
В ее глазах стояли слезы. Настоящие, невыдуманные. Впервые за все время я увидела не монстра, не оружие, а измученную, одинокую девушку, которую боль свела с ума.
— Елена... может, хватит? — тихо сказала я. — Ты уже всех наказала. Колесов сломан. Валера разрушен. Оля и ее муж... их семья, наверное, тоже. Ты доказала свою точку. Остановись.
Она смотрела на меня, и по ее щеке скатилась одна-единственная слеза. Она ее смахнула с таким раздражением, будто это была пыль.
— Не могу. Слишком далеко зашла. Завтра утром все документы будут переданы мною в регулирующие органы и в несколько крупных СМИ. «Терминус» будет уничтожен. Это финал.
Она взяла свою сумку и направилась к выходу.
— Идите домой, Марина Игоревна. Завтрашний день будет... тяжелым.
Она вышла, оставив меня одну в тихом, освещенном неоновым светом офисе. Передо мной лежала стопка документов — то самое доказательство, которое должно было все разрушить. И я понимала, что она права. Она не может остановиться. Ее боль — это единственное, что у нее осталось. Если она от него откажется, ей не за что будет держаться.
Но я могла. У меня еще был выбор. Я подошла к ее ноутбуку. Он был не заблокирован. Она была так уверена в своей победе, что даже не потрудилась его заблокировать. Или... или она оставила его открытым нарочно? Давая мне последний шанс?
Я открыла папку с документами. Все было там. Все файлы, все сканы, все доказательства. И письмо для рассылки, уже готовое, с вложенными файлами и списком адресов. Одно движение мышки — и точка невозврата будет пройдена.
Мой палец замер над кнопкой «Delete». Стереть все. Уничтожить плоды ее многолетнего труда. Спасти компанию, спасти коллег... но также и спасти Колесова и всех тех, кто был виновен, от заслуженного наказания. Или оставить все как есть? Позволить свершиться правосудию, каким бы жестоким оно ни было, и наблюдать, как рушится мир сотен людей.
Я смотрела на мерцающий экран. Справа была кнопка «Удалить». Слева — «Отправить».
Выбор был за мной.
Палец так и не опустился ни на одну из кнопок. Я отодвинулась от ноутбука, словно он был раскаленным. Уничтожить доказательства? Стать соучастницей в сокрытии преступлений? Нет. Я не могла этого сделать. Но и быть тем, кто нажмет «Отправить» и запустит апокалипсис... это было выше моих сил. Это была ее ноша, ее крест, ее выбор.
Я просто закрыла ноутбук. Пусть решает все утро. Пусть она сама сделает этот шаг. А я... я была всего лишь наблюдателем до самого конца.
Этой ночью я не спала. Ворочалась, пила чай у окна и смотрела на спящий город. Я думала об Елене. О ее пустоте. И о той страшной правоте, что была в ее словах. Система и впрямь была бездушной. Она перемалывала слабых. Но становиться таким же бездушным орудием возмездия... было ли это выходом?
Утром, придя в офис, я поняла, что что-то не так. Не было привычного гула. Стояла звенящая тишина. Двери кабинета Колесова были распахнуты настежь, внутри было пусто. На его столе лежал листок — заявление об уходе «по собственному желанию».
— Марина...
Я обернулась. За мной стояла Светка. Ее лицо было испуганным.
— Колесов ночью собрал вещи и уехал. Говорят, за границу. И... и Елены нет. Ее ноутбук пропал. А Валера... Валера в своем кабинете. Он не выходит и ни с кем не говорит.
Я прошла к кабинету Валеры. Дверь была закрыта. Я постучала. Ответа не последовало. Я толкнула дверь — она не была заперта.
Валера сидел за своим столом. Перед ним лежал распечатанный документ. Он был страшно бледен, но в его глазах была какая-то новая, странная ясность.
— Она оставила, — тихо сказал он, указывая на листок. — Мне на почту.
Я подошла ближе. Это было письмо от Елены.
«Валерий. Вы были для меня инструментом. Но вы же были и единственным, кто проявил ко мне не просто интерес, а нечто настоящее, пусть и глупое. За это я оставляю вам выбор. В приложении — все доказательства махинаций Колесова и его сообщников. Без имен рядовых сотрудников. Вы можете уничтожить это. Или вы можете передать в совет директоров и прокуратуру. Очистить компанию от той самой гнили, что погубила моего отца. Решайте сами. Ваша судьба и судьба «Терминуса» — в ваших руках. Е.З.»
Я смотрела на Валеру, пораженная. Она не уничтожила компанию. Она дала ей шанс. Шанс на очищение. Она наказала виновных — Колесов бежал, его репутация уничтожена. Но она пощадила тех, кто был пешками. И главное — она передала ответственность Валере. Человеку, которого сломала. Давала ему возможность не просто восстановиться, а стать тем, кто спасет то, что осталось.
— И что ты будешь делать? — спросила я.
Он медленно поднял на меня взгляд.
— Я был трусом. Всегда. Боялся конфликтов, боялся правды, боялся потерять работу. Из-за этого я потерял все. Теперь... теперь я должен сделать то, чего боялся всегда. Поступить правильно.
Он взял со стола телефон и набрал номер.
— Алло? Совет директоров? Мне нужно срочно встретиться. У меня есть документы, касающиеся незаконной деятельности Ивана Колесова. Да. Сейчас же.
Он положил трубку и впервые за долгие недели посмотрел на меня прямо. В его глазах не было ни страха, ни отчаяния. Была решимость.
Прошел месяц. «Терминус» пережил тяжелейшие времена. Было возбуждено уголовное дело, несколько топ-менеджеров последовали за Колесовым в отставку и под следствие. Но компания не рухнула. Валера, как ключевой свидетель и инициатор внутреннего расследования, получил шанс возглавить отдел кадров в новом, очищенном виде. Он работал день и ночь, пытаясь искупить вину. Оля вернулась с больничного. Ее муж уволился, их семья переехала в другой город, пытаясь начать все с чистого листа.
Однажды вечером я задержалась, чтобы закончить отчет. В моей почте было одно-единственное новое письмо. Без обратного адреса. Тема: «Спасибо».
«Марина Игоревна.
Вы были правы. Уничтожая других, я уничтожала себя. Я не отправила те письма. Не потому, что пожалела их. А потому, что пожалела себя. Та девушка, которой я стала, была монстром. И мой отец не хотел бы ее видеть.
Я не знаю, что буду делать дальше. Но впервые за много лет я дышу не ненавистью, а просто воздухом. Возможно, это и есть начало.
Спасибо, что тогда, в кухне, вы не позволили мне окончательно потерять себя. Прощайте.
Е.З.»
Я закрыла почту и выключила компьютер. В опустевшем офисе царила непривычная тишина, нарушаемая лишь ровным гудением системного блока. Воздух, еще недавно наполненный гулом голосов, звонками телефонов и током скрытых страстей, теперь был неподвижен и прозрачен.
Я подошла к панорамному окну, за которым зажигались вечерние огни города. Он жил своей жизнью, безразличный к нашим маленьким офисным драмам, к нашим падениям и нашему трудному, хрупкому возрождению. Где-то там сейчас была она. Елена. Не Лера-призрак и не Елена-мстительница, а просто женщина, пытающаяся собрать осколки самой себя. И в этом было странное утешение.
Я медленно обошла свой кабинет, погасила свет и вышла в коридор. Мои шаги гулко отдавались в пустоте. Дверь лифта закрылась с тихим шипением, увозя меня вниз, прочь от этого места, ставшего ареной для чужой трагедии и моего трудного прозрения.
И только выйдя из здания, я остановилась, подставив лицо прохладному вечернему ветерку. Он был свеж и чист. Он не пах ни офисной пылью, ни горькой жженой правдой, ни чужими слезами. Он пах просто городом, ночным небом и возможностью нового дня.
Я сделала глубокий вдох, может быть, первый по-настоящему глубокий вдох за все эти долгие недели. Война закончилась. Не громким взрывом, а тихим, почти неслышным выдохом. Она ушла, оставив после себя руины, но и семена чего-то нового. Возможно, более честного.
Я пошла по улице, растворяясь в толпе таких же, как я, уставших людей. И мне казалось, что где-то там, в другом городе, в другой стране, такая же женщина смотрела на это же небо и делала свой первый робкий вдох, пытаясь научиться дышать заново. Без ненависти. Без боли. Просто дышать
И в этом был какой-то горький, хрупкий, но все-таки смысл
Читайте и другие наши истории по ссылкам:
У нас к вам, дорогие наши читатели, есть небольшая просьба: оставьте несколько слов автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы быть в курсе последних новостей. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть небольшой ДОНАТ, нажав на кнопку внизу ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера!)