– Светочка, ну как же так, – голос матери в трубке дрогнул, словно она вот-вот расплачется. – Новый год на носу, а ты такие слова говоришь. Мы же семья, родная кровь. Забудь обиды, приезжай, вместе встретим праздник, как в старые добрые времена.
Света замерла в своей маленькой кухне, сжимая телефон так, что костяшки пальцев побелели. За окном Москва уже искрилась новогодними огнями – гирлянды на балконах соседей, мигающие витрины магазинов внизу, – но в ее сердце эти огоньки не зажигали тепла. Только холодную пустоту, которая поселилась там с того дня, когда нотариус зачитал завещание бабушки.
– Мама, – Света постаралась говорить спокойно, хотя внутри все кипело. – Ты помнишь, что было полгода назад? Бабушка оставила квартиру и дачу Димке. Мне – ничего. Даже той старой брошки, которую она обещала еще в детстве. А теперь вы просите денег на елку, на продукты, на подарки? И чтобы я приехала помогать, как будто ничего не случилось?
В трубке повисла пауза. Света услышала, как мать шмыгнула носом, а потом тихо вздохнула. Она представила ее на той самой кухне в старой квартире – с потрепанными обоями в цветочек, с запахом борща, который варился там десятилетиями. Мама, наверное, сидит за столом, теребя край скатерти, как делала всегда, когда нервничала.
– Дочка, – наконец произнесла она, и голос стал мягче, почти умоляющим. – Мы с отцом не ожидали такого. Бабушка... она была упрямая, ты знаешь. Сказала, что Дима – мужчина в роду, ему нужнее. А ты... ты всегда была самостоятельная, на своих ногах стоишь. Но Новый год – это святое. Приезжай, помиримся. Поможешь с оливье, с селедкой под шубой. Отец даже мандарины купил, твои любимые.
Света закрыла глаза. Воспоминания нахлынули волной: детство, когда они всей семьей наряжали елку в той самой квартире. Бабушка с ее строгими, но добрыми глазами, Димка – вечно голодный пацан, который таскал конфеты из вазы. Мама, хлопочущая у плиты, отец, вешающий гирлянду и шутящий про Деда Мороза. Тогда все было просто. Наследство? Какая чушь. Была семья.
Но теперь... Теперь Димка, ее младший брат, получил все. Квартиру в центре, дачу под Москвой с яблоневым садом. А она – пустые обещания и эту квартиру в спальном районе, купленную на свои кровные. Света работала дизайнером в агентстве, вкалывала по выходным, чтобы выплатить ипотеку. А Димка? Он всегда был "мальчиком", которого баловали. Учился посредственно, сменил три работы, но родители видели в нем продолжателя рода.
– Мама, – Света открыла глаза и посмотрела на свой календарь на стене, где красным было обведено 31 декабря. – Я не против встретить Новый год вместе. Но только если мы поговорим по-честному. О завещании. О том, почему мне ничего не досталось. И где сейчас Димка? Он хоть знает, что вы просите у меня денег?
Мать замялась. Света услышала, как она откашлялась, а потом тихо сказала:
– Димочка... он в отъезде. На каникулы улетел. В Турцию, с друзьями. Сказал, что устал от всего этого... от Москвы, от зимы. Мы ему деньги дали на билеты, из тех, что от продажи... ну, ты понимаешь.
Света почувствовала, как земля уходит из-под ног. Продажи? Какой продажи? Дача? Квартира? Она опустилась на стул, не отрывая телефон от уха.
– Подождите, мама. Вы продали что-то из наследства? И Димка уехал в Турцию на эти деньги? А мне говорите, что нуждаетесь в помощи на Новый год?
– Светочка, не так все просто, – мать заговорила быстрее, словно боялась, что дочь повесит трубку. – Мы продали только гараж у дачи. И пару старых вещей бабушки. Димке нужно было отдохнуть, он нервный стал после всего. А мы... мы с отцом на пенсии, цены выросли. Хотим нормальный праздник устроить. Для тебя, для нас. Приезжай, ладно? 30-го, утром. Поможешь с уборкой, с готовкой. Как раньше.
Света молчала. В голове крутились мысли: гараж? Это же была бабушкина гордость – старый "Жигули" стоял там, а теперь... Димка в Турции, с друзьями, на теплом море, пока она здесь, в холодной Москве, считает копейки до зарплаты. И родители просят у нее – у той, кого обделили.
– Хорошо, – наконец сказала она, и голос ее был ровным, без эмоций. – Я приеду. Но с условием. Мы сядем за стол и поговорим. Обо всем. О завещании, о продаже, о Димке. И если вы хотите, чтобы я помогла деньгами – покажите, на что именно. Без секретов.
Мать радостно воскликнула:
– Конечно, дочка! Конечно! Мы все объясним. Главное – вместе. Новый год же!
Света положила трубку и долго сидела за столом, глядя в окно. Снег падал мягкими хлопьями, укрывая город белым покрывалом. Праздник приближался, но в ее душе царила буря. Она любила родителей, скучала по тем теплым встречам. Но обида жгла, как открытая рана. И теперь еще это – Димка в Турции, родители в нужде. Что скрывается за всем этим?
На следующий день Света взяла отгул на работе и поехала к родителям заранее – 29 декабря. Хотела застать их врасплох, посмотреть, как дела на самом деле. Квартира встретила ее знакомым запахом – пылью старых книг, чаем с лимоном и чем-то жареным. Отец открыл дверь, удивленный, но радостный.
– Света! – он обнял ее крепко, как в детстве. – А мы тебя завтра ждали.
– Решила пораньше, – улыбнулась она, снимая пальто. – Помогу с подготовкой.
Мама вышла из кухни, вытирая руки о фартук. Глаза ее были красными – то ли от лука, то ли от слез.
– Доченька, – она поцеловала Свету в щеку. – Как хорошо, что ты здесь. Смотри, елку уже поставили, но украсить не успели.
Елка стояла в углу гостиной – искусственная, но наряженная мишурой. Под ней – пустые коробки от подарков. Света оглядела квартиру: все как раньше, но как-то... обшарпаннее. Обои выцвели, мебель потрескалась. Пенсия, конечно, не позволяет шиковать.
– Давайте я помогу с уборкой, – предложила Света, закатывая рукава.
Они работали весь день: мыли окна, пылесосили ковры, развешивали гирлянды. Отец рассказывал анекдоты, мама напевала старые песни. На миг Света почувствовала себя снова ребенком – в этом коконе тепла и уюта. Но потом взгляд падал на фотографию бабушки на стене, и обида возвращалась.
Вечером, за чаем с печеньем, Света не выдержала.
– Мама, папа, – начала она осторожно. – Расскажите подробнее о завещании. Почему бабушка так решила? Она же говорила, что все поровну.
Отец откашлялся, мама поставила чашку.
– Света, – сказал отец тихо. – Бабушка была больна последние месяцы. Димка часто к ней ездил, помогал. Приносил продукты, сидел ночами. А ты... ты занята была, работа, своя жизнь.
– Я предлагала помощь! – возразила Света. – Звонила, приезжала, когда могла. Но Димка жил ближе, да.
– Вот именно, – кивнула мама. – Бабушка сказала: "Диме нужнее, он семью заведет, детей". А тебе – "самостоятельная, справишься". Мы не спорили, она упертая была.
Света кивнула, но внутри все сжалось. Самостоятельная. Значит, наказание за независимость?
– А продажа? – продолжила она. – Гараж у дачи. Сколько выручили?
Отец вздохнул.
– Немного. Двадцать тысяч. Димке на поездку дали, остальное – на коммуналку, на лекарства.
– Двадцать тысяч? – Света удивилась. – За гараж? Он же в хорошем месте.
Мама отвела взгляд.
– Ну... не только гараж. Мы дачу частично сдали в аренду. На зиму. Людям из агентства. Чтобы покрыть расходы.
Света замерла. Дачу? Ту самую, с яблонями, где они проводили лето?
– Вы сдали дачу? Без моего ведома? Это же наследство Димки, но... я думала, оно общее.
– Димка согласился, – быстро сказал отец. – По телефону. Сказал: "Делайте, как знаете, я в Турции".
Турция. Опять Турция. Света почувствовала, как раздражение нарастает.
– Ладно, – сказала она, вставая. – Давайте завтра продолжим. Я помогу с продуктами. Но денег дам только после того, как увижу счета. И поговорим с Димкой по видео. Хочу услышать от него.
Родители переглянулись, но кивнули.
Ночь Света провела в своей старой комнате – теперь гостевой. Лежала, глядя в потолок, и думала: почему все так несправедливо? Она всегда была "старшей", ответственной. Помогала родителям деньгами, когда Димка учился. А теперь – обделена.
Утром 30 декабря они поехали на рынок. Света купила продукты – мясо для холодца, овощи для салатов, фрукты. Заплатила своей картой, хотя мама протестовала.
– Света, мы сами, – шептала она.
– Нет, – отрезала дочь. – Если помогаю, то по-настоящему.
Дома они готовили: варили холодец, резали салаты, пекли пироги. Запахи заполнили квартиру – уютные, новогодние. Отец настраивал телевизор для боя курантов, мама развешивала шары.
– Помнишь, как в детстве мы Деда Мороза ждали? – улыбнулась мама, подавая Свете мишуру.
– Помню, – кивнула Света. – Димка всегда подарки первые хватал.
Они посмеялись, но смех был натянутым.
Вечером Света набрала Димку по видео. Он ответил из отеля – загорелый, в шортах, с коктейлем в руке.
– Привет, сеструха! – радостно воскликнул он. – Как дела? Родители в порядке?
– Дим, – Света говорила прямо. – Ты знаешь, что родители просят у меня денег на Новый год? И что дачу сдали?
Он поморщился.
– Ну да, мамка звонила. Сказал, пусть делают. Мне сейчас не до того. Отдыхаю наконец.
– А наследство? – продолжила Света. – Ты получил все, а я – ничего. И теперь уехал, оставив родителей в нужде.
Димка закатил глаза.
– Свет, не начинай. Бабуля так решила. Ты же не бедствуешь. А я... я вложу в бизнес. Может, квартиру сниму побольше.
– Бизнес? – удивилась она. – Какой?
– Потом расскажу. Счастливого Нового! – он отключился.
Света сидела, уставившись в экран. Родители заглянули в комнату.
– Что сказал? – спросила мама.
– Ничего, – Света встала. – Но завтра, за столом, мы все обсудим. По-честному.
Новый год приближался. Квартира сияла огнями, стол ломился от блюд. Но напряжение висело в воздухе, как дым от бенгальских огней. Света помогала, улыбалась, но внутри готовилась к разговору, который мог все изменить.
А когда часы пробили полночь, и все чокнулись бокалами, отец поднял тост:
– За семью! За то, чтобы обиды ушли, как старый год.
Света кивнула, но подумала: обиды не уйдут сами. Их нужно вытащить на свет.
Но это было только начало. Настоящий разговор ждал впереди, и Света не знала, выдержит ли семья эту правду...
– За семью! – повторил отец, поднимая бокал с шампанским, и его глаза блестели в свете гирлянды. – Пусть Новый год принесет нам мир и понимание.
Света чокнулась с ним, потом с мамой. Хрусталь звякнул тихо, почти нежно, но в этом звуке ей почудилась трещина – как в той старой вазе на серванте, которую бабушка берегла со свадьбы. Они сидели за столом, уставленным блюдами: оливье в хрустальной салатнице, холодец с хреном, селедка под шубой, аккуратно уложенная слоями. Запахи смешивались – мандарины, хвоя, жареная курица. Телевизор в углу показывал концерт, но звук был приглушен, чтобы не мешать разговору.
Мама улыбалась, но улыбка выходила вымученной. Она то и дело поправляла салфетку под тарелкой, словно это могло сгладить напряжение.
– Кушайте, дети, – сказала она, хотя "детей" было только двое – Света и пустое место Димки. – Холодец удался на славу. Светочка, попробуй.
Света взяла ложку, но есть не хотелось. В горле стоял ком.
– Мама, папа, – начала она тихо, ставя ложку обратно. – Мы договорились. Поговорим по-честному. Сейчас или никогда.
Отец откашлялся, положил вилку. Его лицо, обычно румяное от шампанского, вдруг побледнело.
– Света, – сказал он осторожно. – Новый год на дворе. Может, отложим? Не портим праздник.
– Нет, – она покачала головой. – Именно сейчас. Потому что завтра все опять разойдется по углам. Димка в Турции, вы – с пенсией, я – с работой. А обида останется.
Мама вздохнула, сложила руки на коленях.
– Хорошо, дочка. Спрашивай. Мы все расскажем.
Света глубоко вдохнула. За окном фейерверки расцветали в небе – синие, золотые, красные. Соседи кричали "С Новым годом!", но в квартире было тихо.
– Сначала о завещании, – сказала она. – Бабушка обещала мне брошку. И часть дачи. Почему все Димке?
Отец потер виски.
– Света, бабушка... она изменила завещание за месяц до смерти. Мы не знали. Нотариус сказал – ее воля. Димка часто ездил, сидел с ней. Приносил лекарства, читал газеты. А ты... ты редко бывала.
– Я предлагала! – Света почувствовала, как голос дрожит. – Звонила каждый день. Приезжала по выходным. Но работа... ипотека...
– Знаем, – мягко сказала мама. – Но бабушка видела только Диму. Говорила: "Мальчик в роду должен иметь опору". Старая закалка.
Света кивнула. Это она понимала. Бабушка пережила войну, голод. Для нее мужчина – продолжатель. Но все равно больно.
– Ладно, – продолжила она. – А продажа? Гараж – это одно. Но дачу вы сдали в аренду. Без моего ведома. Хотя я тоже внучка.
Отец опустил глаза.
– Дачу Димка сдал. Сам. По доверенности, которую бабушка дала. Мы только узнали позже. Арендаторы – семья из агентства. Платят хорошо. На зиму.
– Сколько? – спросила Света прямо.
Мама замялась.
– Пятьдесят тысяч в месяц. Димка сказал – на его нужды. Мы взяли только на коммуналку.
Пятьдесят тысяч. Света посчитала в уме. За три месяца – полтораста. Димка в Турции, наверное, тратит на отели, экскурсии. А родители просят у нее на мандарины.
– И вы согласились? – она посмотрела на них. – Без вопросов?
– Димочка сказал, что вложит в дело, – оправдывался отец. – Хочет кафе открыть. Или магазин. Мы поверили.
Света усмехнулась горько.
– Кафе? Димка? Он три работы сменил за год. А вы ему наследство – и свободу.
Мама заплакала тихо.
– Светочка, мы не знали, что делать. Пенсия маленькая. Лекарства дорогие. А ты... ты сильная. Мы думали – простишь.
Света встала, подошла к окну. Фейерверки угасали, оставляя дым. Город спал в новогодней ночи.
– Я прощаю, – сказала она, не оборачиваясь. – Но справедливость нужна. Димка должен вернуть часть. Или компенсировать. И дачу – поделить.
Отец вздохнул тяжело.
– Мы поговорим с ним. Когда вернется.
– Нет, – Света повернулась. – Сейчас. По видео.
Она набрала номер. Димка ответил сонный – в Турции утро.
– Свет? – зевнул он. – Что случилось?
– С Новым годом, брат, – сказала она холодно. – Родители в нужде, а ты в отеле. Дачу сдал – деньги где?
Он замолчал. За ним слышался шум моря.
– Свет, это мое наследство. Бабуля оставила мне.
– Но семья – общая, – возразила она. – Родители просят у меня. А ты тратишь.
Димка вздохнул.
– Ладно. Вернусь – отдам часть. Половину от аренды. Обещаю.
– И о завещании, – продолжила Света. – Почему бабушка изменила?
– Не знаю, – он помялся. – Она просила помочь с бумагами. Я отвез к нотариусу. Она сама подписала.
Света замерла. Помог с бумагами? Неужели...
– Дим, ты влиял на нее?
– Нет! – он возмутился. – Просто был рядом. Она устала от споров.
Мама в трубке всхлипнула.
– Димочка, правда?
– Мам, правда. Но... ладно. Компенсирую сестре. Тысячу долларов переведу. Из тех, что от аренды.
Света кивнула. Тысяча долларов – немного, но начало.
– Спасибо, – сказала она. – И приезжай скорее. Семья ждет.
Он отключился. В комнате повисла тишина.
Отец встал, обнял Свету.
– Прости нас, дочка. Мы слепы были.
Мама подошла, взяла за руку.
– Ты права. Справедливость важна.
Они сидели до утра – ели, говорили. О бабушке, о детстве, о будущем. Света почувствовала, как обида тает, как снег под солнцем.
Наутро Димка перевел деньги. Не тысячу – две. С сообщением: "Сестре. За справедливость."
Родители отказались от ее помощи – сказали, хватит от аренды.
А через неделю они собрались снова – уже вчетвером. Димка вернулся загорелый, но притихший. Привез подарки – брошку, похожую на бабушкину.
– Нашел в Турции, – сказал он. – Похожая. Прости.
Света приняла. Не за брошку – за шаг.
Дачу решили не продавать. Сдать летом – пополам. Квартиру Димка обещал не трогать.
Семья не стала идеальной. Споры остались. Но теперь – честные.
Света смотрела на елку, которую снимали вместе. Огоньки мигали, отражаясь в глазах.
Новый год принес не только подарки. Принес урок: любовь – в уважении. А справедливость – в разговоре.
И в следующую зиму они снова собрались. Без обид. С оливье и смехом.
Потому что семья – это не наследство. Это выбор. Каждый день.
Рекомендуем: