— Закрой свой рот, наконец! — Родион швырнул телефон на диван так, что тот отскочил и упал на ковёр. — Надоело слушать твои причитания!
Жанна стояла у окна гостиной, сжав руки в замок. За стеклом моросил ноябрьский дождь, превращая город в серое пятно. Внутри неё всё сжалось в один тугой комок. Она молчала. Уже неделю молчала, глотала обиды, но сегодня что-то переключилось.
— Я не причитаю, — тихо сказала она, не оборачиваясь. — Я просто хочу понять, куда уходят деньги.
— Вот оно! — Родион развёл руками, его голос перешёл на фальцет. — Началось! Ревизор нашёлся!
Он метался по комнате, как загнанный зверь. Рубашка помялась за день, галстук давно сорван и валялся где-то в прихожей. Жанна видела его отражение в тёмном стекле — красное лицо, взъерошенные волосы. Чужой человек.
— Родион, я твоя жена. У нас двое детей. Мы платим ипотеку...
— Ах, вот как ты запела! — перебил он. — Раз не нравится, значит разводимся и нечего считать мои доходы!
Слова повисли в воздухе. Жанна обернулась. Муж стоял посреди комнаты, тяжело дышал, смотрел на неё с каким-то вызовом. Ждал реакции. Хотел, чтобы она испугалась, заплакала, бросилась на шею с мольбами.
Но она не заплакала.
— Хорошо, — сказала Жанна ровно. — Разводимся.
Родион растерялся. Открыл рот, закрыл. Потом схватил куртку с кресла и хлопнул дверью так, что в соседней комнате заворочался младший сын.
Жанна опустилась на диван. Руки дрожали — не от страха, от злости. Двенадцать лет брака. Двенадцать лет она тянула этот воз: дети, дом, его мать... Неля Ивановна. О боже. Свекровь.
Телефон завибрировал — сообщение в семейном чате.
«Родион, сынок, заезжай завтра, пирожки напеку. Жанночка, ты не обижай его, работает человек, устаёт».
Жанна усмехнулась. Свекровь всегда знала, когда у них скандал. Видимо, сын уже позвонил, пожаловался. Неля Ивановна — женщина крепкая, с железными принципами: муж — глава семьи, жена должна терпеть. Она сама терпела тридцать лет, пока её супруг пил и гулял. Терпела, пока не умер.
Жанна не ответила. Вместо этого открыла банковское приложение. Их общий счёт. За последний месяц — три перевода непонятно куда. По тридцать тысяч каждый. Она смотрела на цифры и чувствовала, как внутри наливается холодная уверенность.
Утром она поехала к тёте Тане.
Таня встретила её на пороге однокомнатной квартиры. Уже немолодая, в вечном выцветшем халате.
— Заходи, заходи, — засуетилась она. — Чай поставлю. Ты чего такая?
Жанна прошла на кухню, села на продавленный табурет. Здесь пахло жареным луком и старыми обоями.
— Разводимся, тётя Тань.
— Ага, — кивнула та, доставая чашки. — Я ж говорила тебе сразу — он не муж. Помню, на свадьбе как на тебя смотрел. Не влюблённо, а... расчётливо. Ты тогда квартиру от бабушки получила, да?
Жанна кивнула.
— Вот-вот. Ну, рассказывай.
И Жанна рассказала. Про переводы. Про то, как Родион последние полгода стал приходить поздно, как отключил геолокацию в телефоне, как огрызался на любой вопрос. Про вчерашний скандал.
Таня слушала, попивая малиновый чай, качала головой.
— Вот смотри, ты сейчас поедешь к адвокату, — сказала она наконец. — Я тебе дам телефон. Толковая женщина, моей соседке помогла мужа разуть на раз. Потом — к частному детективу. Нужны доказательства. Если у него любовница, а она есть, я нюхом чую, — нужны фотографии, переписки.
— Тётя Тань, я не хочу в это погружаться...
— А надо! Он не будет все честно делить! — Таня серьезно посмотрела на племянницу, — Думаешь, алименты платить станет? Сейчас соберёт свои тряпки, съедет к этой... как её там... и будет жить припеваючи. А ты с двумя детьми на шее останешься. Нет уж, дорогая. Если воевать — так воевать.
Жанна посмотрела в окно. За ним серел двор, облупленные качели, голые деревья. Она вспомнила, как в студенчестве Родион читал ей стихи, как они гуляли по набережной, как он клялся, что она — единственная. Где тот человек? Когда он исчез?
— Хорошо, давайте телефон, — сказала она.
Адвокат Марта Юрьевна приняла её в тот же день. Офис в центре, третий этаж бизнес-центра, всё строго: кожаные кресла, стеклянный стол, фикус в углу.
— Так, — женщина лет пятидесяти в очках быстро записывала. — Брак двенадцать лет. Дети семь и десять. Квартира ваша, добрачная. Ипотека оформлена на вас обоих?
— Нет, только на него. Вторую квартиру брали.
— Понятно. Значит, претендовать будет на вашу долю. — Марта Юрьевна подняла глаза. — Жанна, милая, я буду откровенна. Если он заявит, что вкладывался в ремонт вашей квартиры, суд может присудить ему компенсацию. У вас есть чеки, доказательства, кто и сколько вносил?
Жанна помотала головой.
— Тогда будем действовать иначе. Нужно зафиксировать его расходы. Если докажем, что он транжирил семейные деньги на любовницу — это существенно. Суд учтёт.
— А как доказать?
— Вот для этого есть люди. — Адвокат протянула визитку. — Детективное агентство. Проверенные. Недёшево, но результативно.
Жанна взяла визитку. На белом картоне чёрными буквами: «Агентство «Истина». Частные расследования».
Она вышла из офиса и села в машину. Люди спешили по тротуарам, кутаясь в куртки. Обычная жизнь. А у неё вся жизнь треснула пополам.
Телефон зазвонил. Родион.
— Мы должны поговорить, — сказал он.
— Приезжай вечером, — ответила Жанна и отключилась.
Она завела машину и поехала через весь город — к зданию на Промышленной улице, где располагалось агентство «Истина». Если уж делать, так делать до конца. Тётя Таня права. Жалость сейчас — непозволительная роскошь.
Родион пришёл ровно в восемь. Дети уже спали. Он прошёл на кухню, сел напротив, сцепил руки на столе. Вид у него был потерянный.
— Прости за вчера, — начал он. — Я не то хотел сказать. Просто устал. На работе аврал, мать названивает...
— Родион, — перебила Жанна. — Кто такая Аня?
Он побледнел.
— Что?
— Аня. Три перевода по тридцать тысяч. Номер сохранён в телефоне под именем «Андрей сантехник». Но сантехники обычно не получают переводов с подписью «за вчера, солнышко».
Она соврала про подпись — никакой подписи не было. Но его реакция сказала всё.
— Жанна, это не то, что ты думаешь...
— А что это, Родион? Что это если не то? — спросила Жанна.
Родион встал, подошёл к окну. Постоял так, спиной к ней.
— Я встретил её полгода назад. На корпоративе. — Голос тихий, виноватый. — Просто так получилось. Она... она другая. Весёлая. Не пилит меня постоянно.
Жанна усмехнулась.
— Весёлая. Ну конечно. У неё же нет двух детей, ипотеки и свекрови, которая звонит три раза на день. У неё есть только ты, красивый и щедрый, с деньгами из семейного бюджета.
— Не надо так, — он обернулся. — Я не хотел... я не хотел, чтобы так вышло. Я так запутался! Моя жизнь проходит впустую!
— А у меня что, не проходит? — Жанна встала. — Я что, не живу? Я тебе детей рожала, твой дом вела, твою мать терпела! Пока ты жизнь искал, я её проживала — каждый день, каждую минуту!
— Жанна, давай всё-таки поговорим нормально...
— Нормально? Хорошо. Ты съезжаешь завтра. Сегодня ночуешь на диване. Документы на развод подам послезавтра. Адвокат уже всё объяснил — алименты на двоих детей составят треть твоего дохода. Будем делить имущество через суд.
Родион вытаращил глаза.
— Ты... ты уже к адвокату сходила?
— Сходила. И не только. Так что если надумаешь что-то утаить или переписать на свою Аню — не советую. Всё будет зафиксировано.
Он стоял как оглушённый. Видимо, думал, что она будет плакать, умолять остаться. Стандартный сценарий: муж заявляет о разводе, жена истерит, он великодушно даёт «второй шанс» — и всё продолжается как прежде. Только прежде уже не будет.
— Ты с ума сошла, — выдохнул он наконец. — Ты хочешь всё разрушить?
— Родион, — Жанна подошла к нему вплотную. — Ты сам всё это разрушил. Три месяца назад. Или полгода. Когда решил, что можешь жить в двух мирах сразу. Я просто убираю обломки.
Он ушёл на балкон курить. Жанна вернулась в спальню, легла поверх одеяла. Странно, но слёз не было. Была пустота — огромная, звенящая. И какое-то облегчение. Будто сняла тесную обувь после долгого дня.
Утром Родион собрал вещи молча. Две сумки, пакет с обувью. Дети ещё спали — она специально не будила их. Старший всё равно всё понимал, младший пока нет, но скоро поймёт.
— Я заеду сегодня вечером, поговорю с мальчишками, — сказал он в дверях.
— Позвони сначала.
Он кивнул и ушёл. Дверь закрылась тихо — без хлопков, без драмы.
Жанна сварила кофе, села у окна. Город просыпался. Троллейбусы грохотали по проспекту, в окнах напротив зажигался свет. Понедельник. Обычный ноябрьский понедельник.
Телефон ожил — звонок от Нели Ивановны.
— Жанночка, что это такое? Родион сказал, что вы разводитесь! Ты что, совсем ополоумела? Ребёнка из-за ерунды портить!
— Неля Ивановна, это не ерунда.
— Да что там может быть не ерунда! Поругались, ну так помиритесь! Все ссорятся! Мы с его отцом каждый день скандалили, но семью сохранили!
— И как вам это помогло?
Повисло молчание.
— Ты мне ещё и дерзить будешь? — голос свекрови стал ледяным. — Я тебя в семью приняла, за родную считала...
— Неля Ивановна, вы каждое воскресенье напоминали мне, что я «не из той среды». Что замуж за вашего драгоценного сына взяли меня из жалости. Так вот знаете что? Я больше не хочу быть благодарной за то, что меня терпят.
Она отключилась. Руки дрожали — но не от страха, от злости. Сколько можно? Сколько можно быть удобной, тихой, правильной?
Зашёл старший сын — Тимофей, в мятой пижаме, заспанный.
— Мам, а где папа?
Жанна посадила его рядом, обняла за плечи.
— Тима, нам надо серьёзно поговорить.
К обеду в детективном агентстве ей прислали первые результаты. Несколько фотографий. Родион и девушка лет двадцати пяти выходят из ресторана. Он обнимает её за талию. Они садятся в его машину. Ещё фото — они у подъезда на Ленинском проспекте. Целуются.
Жанна смотрела на экран телефона и чувствовала... ничего. Или почти ничего. Где-то глубоко кольнуло — но это была не боль, а обида за прошлое. За ту себя, которая верила.
Детектив написал сообщение: «Снимают двухкомнатную квартиру на год. Арендная плата шестьдесят тысяч в месяц. Оформлено на него. Нужно продолжать наблюдение?»
«Да», — ответила Жанна.
Она переслала фотографии адвокату. Марта Юрьевна прислала смайлик с поднятым вверх большим пальцем и короткое: «Отлично. Это наш козырь».
Тётя Таня позвонила к вечеру.
— Ну что, держишься?
— Держусь.
— Молодец. Знаешь, я тут подумала... У меня есть знакомая. Она после развода курсы прошла, психологом стала. Может, тебе с ней встретиться? Просто поговорить.
— Тётя Тань, я не хочу ни с кем говорить.
— Хочешь не хочешь, а надо. Ты сейчас молодец, держишься. А потом накроет. Поверь старой, я через это проходила.
Жанна задумалась. А ведь правда — она сейчас как натянутая резинка. Рано или поздно отпустит.
— Хорошо, — согласилась она. — Давай контакт.
За окном зажигались фонари. Скоро дети вернутся из школы и садика. Нужно будет сварить ужин, проверить уроки, почитать на ночь. Обычная жизнь. Только теперь без него.
И странное дело — она не чувствовала страха. Чувствовала усталость, да. Опустошение. Но где-то на самом дне появилось что-то новое. Твёрдое. Похожее на надежду.
Суд назначили на февраль. Три месяца подготовки, сбора документов, нервотрёпки. Родион пытался договориться о мировом соглашении — предлагал смехотворную сумму алиментов, требовал половину её квартиры за «вложенный ремонт». Марта Юрьевна только хмыкала, перечитывая его претензии.
— Ничего он не получит, — говорила она. — Фотографии с любовницей, аренда квартиры на стороне, переводы семейных денег... Суд не на его стороне.
Но самое странное случилось за неделю до заседания.
Жанна ехала с работы — она вышла на прежнее место после трёхлетнего декрета, в рекламное агентство менеджером. Небольшая зарплата, но своя. Села в кафе выпить кофе перед тем, как забирать детей. И увидела её. Аню.
Девушка сидела у окна, одна, мешала ложечкой остывающий капучино. Худенькая, в джинсах и свитере, волосы собраны в небрежный пучок. Обычная. Даже не красавица. Просто молодая.
Жанна не знала, что на неё нашло. Подошла, села напротив. Аня вздрогнула, побледнела.
— Вы... вы Жанна?
— Я.
Молчание. Аня опустила глаза.
— Простите, — прошептала она. — Я не знала сначала, что он женат. А когда узнала... уже не смогла остановиться.
— Не смогла? — Жанна усмехнулась. — Или не захотела?
— И то, и то. — Девушка подняла взгляд — глаза красные. — Вы думаете, мне легко? Я его люблю. А он... он мне вчера сказал, что вы отсуживаете всё его имущество. Что я должна подождать, пока он встанет на ноги. Что пока не до свадьбы.
Жанна откинулась на спинку стула. Значит, вот оно как. Родион уже начал отыгрывать назад.
— Послушай, Аня, — сказала она тихо. — Он не встанет на ноги. И свадьбы не будет. Он найдёт причину — год, два, пять. Потом появится другая. Помоложе. Повеселее. Такие мужчины не меняются. Они просто меняют декорации.
Аня молчала. Слезы капали на блюдце.
— Тебе двадцать пять?
— Двадцать шесть.
— Беги от него. Пока не поздно. Пока не родила ему детей и не потратила лучшие годы.
Жанна встала, оставила на столе деньги за свой кофе и ушла. На улице было морозно, снег скрипел под ногами. Она шла к остановке и чувствовала — что-то внутри окончательно закрылось. Дверь захлопнулась. Прошлое осталось по ту сторону.
В день суда Родион пришёл с Нелей Ивановной. Свекровь метала на Жанну злые взгляды, шептала что-то сыну. Он был бледный, нервный, в новом костюме — видимо, Аня помогла выбрать.
Заседание длилось сорок минут. Судья — женщина лет шестидесяти в очках — изучила документы, выслушала стороны. Потом вынесла решение.
Алименты — тридцать три процента дохода на двоих детей. Имущество — разделу не подлежит, квартира Жанны остаётся за ней. Компенсация за ремонт — отклонена, так как доказано нецелевое расходование семейных средств ответчиком.
Родион вышел из зала мрачнее тучи. Неля Ивановна всхлипывала, причитая про несправедливость. А Жанна стояла в коридоре суда, смотрела в высокие окна, за которыми кружил снег, и думала: вот оно. Конец одной истории.
Вечером тётя Таня приехала с тортом.
— Ну что, отмечаем?
— Что тут отмечать, тёть? — Жанна улыбнулась. — Развод?
— Свободу, дурочка. Свободу.
Они сидели на кухне, пили чай, дети смотрели мультики в комнате. За окном валил снег. Город тонул в белизне — медленно, красиво, неотвратимо.
— Знаешь, — сказала Жанна задумчиво, — я встретила его любовницу. Перед судом. Мы говорили.
— И что?
— Она его любит. По-настоящему. А он её уже предаёт — так же, как меня. Мне стало её жаль.
— Дура она, — буркнула Таня.
— Дуры мы все, — Жанна отпила чай. — Пока не поумнеем.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера.
«Спасибо. Я ушла от него. Вы были правы. Удачи вам. Аня.»
Жанна перечитала дважды. Потом улыбнулась и удалила сообщение. Чужая жизнь — чужой выбор. У неё теперь своя дорога.
Она посмотрела на календарь. Февраль. Через месяц — весна. Дети подрастут. Работа наладится. Жизнь устроится. Не так, как планировалось. Но устроится.
А Родион... Родион теперь будет приезжать по воскресеньям, забирать сыновей на пару часов. Будет переводить алименты и жаловаться, как тяжело. Возможно, заведёт новую семью. Возможно, останется один.
Ей уже было всё равно.
— Тётя Тань, — сказала она вдруг, — а давай весной съездим куда-нибудь? В Питер, например. Или на море. С детьми.
— Давай, — кивнула та. — Пора начать новую жизнь.
И Жанна поняла: новая жизнь уже началась. Просто она не сразу заметила — когда именно.