Глава 1. Трещина
Все началось с запаха. Не с помады на воротнике, не с чужих духов в машине, а с запаха кофе. Того самого, дорогого, зернового, который я терпеть не могу, а Оля обожает. Его стойкий, горьковатый аромат витал в прихожей, когда я вернулся домой раньше обычного, сорвав сложные переговоры из-за мигрени.
Я остановился, как вкопанный. Мы не покупали такой кофе. Я его не пил. Значит, его пил кто-то другой.
— Оль? — крикнул я, снимая куртку.
Из гостиной донесься легкий испуганный шорох, а через мгновение появилась она. Моя жена. Оля. В своем старом потрепанном халате, с мокрыми от мытья посуды руками. Но щеки ее горели неестественным румянцем.
— Ты так рано! — ее голос прозвучал чуть выше обычного. — Все хорошо?
— Голова раскалывается. Приехал отлежаться. — Я прошел в гостиную. На столе стояли две чашки. Одна — ее, с остатками пенистого молока. Вторая — чистая, но на дне блестела темно-коричневая капля. Та самая, чужая.
— Гости были? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал нейтрально.
Оля на мгновение замешкалась. Ее глаза, эти бездонные серые озера, в которые я любил смотреть, метнулись в сторону.
— Да, Маша забегала. От скуки. Похвастаться новым платьем.
Маша, ее подруга с детства. Да, она могла. Она пила кофе с молоком. Но эта вторая чашка... она стояла не с той стороны стола, не там, где обычно сидела Маша. Она стояла напротив Олиного кресла. Слишком близко для подружеской беседы.
— Понятно, — кивнул я, делая вид, что верю. Поверить было проще, чем признать очевидное. Очевидное, как этот чужой запах, въевшийся в шторы.
Вечер прошел натянуто. Оля была неестественно оживлена, рассказывала анекдоты, смеялась чуть громче обычного. Я смотрел на нее и видел не ту женщину, с которой прожил семь лет, а актрису, играющую роль счастливой жены. Мы легли спать, и впервые за все годы она отвернулась ко мне спиной, хотя всегда засыпала, прижавшись ко мне щекой.
Я лежал и смотрел в потолок. Мигрень отступила, уступив место нарастающей, холодной панике. Это была не ревность, нет. Ревность — это горячее, слепое чувство. Во мне же зрело что-то иное — ледяное и тяжелое, как камень. Подозрение.
Глава 2. Следы
Следующие несколько дней я провел, как сыщик-любитель, ненавидящий самого себя. Я проверял ее телефон, когда она была в душе. Ничего. Переписки с Машей, рабочие чаты, смешные видео с котиками. Слишком чисто. Оля всегда была аккуратной, но не до такой же степени.
Потом я заметил, что она стала чаще задерживаться на работе. «Аврал, проект сдают», — говорила она, а в глазах читалась какая-то новая, чужая решимость.
В субботу, пока она была на «совещании», я пошел в гараж. Наш старый, еще отцовский «Форд», на котором она ездила, стоял с почти пустым баком. Оля всегда следила за бензином, заправлялась у одного и того же АЗС рядом с домом. Я нажал кнопку навигатора. История маршрутов была очищена. Все, кроме одного, сохраненного адреса. Он назывался «Мое место». Адрес был в старом промышленном районе, где не было ни ее офиса, ни подруг, ни нормальных кафе.
Мое сердце заколотилось где-то в горле. Я сел за руль и поехал. Дорога заняла минут сорок. Район был унылым: полуразрушенные кирпичные здания бывших фабрик, заборы с граффити, пара унылых магазинчиков. Я свернул на указанную улицу и увидел его. Обычный пятиэтажный дом советской постройки. Ничего примечательного.
Я припарковался в отдалении и стал ждать. Зачем? Я не знал. Мне нужно было просто увидеть. Убедиться, что это ее «место» для чего-то невинного. Для занятий живописью, например. Она же всегда хотела научиться рисовать. Ложь, которую я рассказывал себе, была такой же хрупкой, как стекло.
Прошло около часа. Мое терпение было на исходе, когда я увидел знакомый «Форд». Он подъехал к дому и остановился. Из машины вышла Оля. Она была одна. Сердце екнуло с дурацкой надеждой. Может, это и правда курсы? Но на ней была не рабочая одежда, а простые джинсы и ветровка, в которых она ходила по рынку.
Она оглянулась по сторонам, быстрым, нервным движением, и скрылась в подъезде. Я ждал, сжимая руль так, что кости белели. Десять минут. Двадцать. Из подъезда никто не выходил.
И тут я его увидел. Высокого мужчину в темной куртке, с капюшоном, надвинутым на глаза. Он шел быстрым, уверенным шагом, огляделся и так же ловко нырнул в тот же подъезд. Я не видел его лица. Но я видел, как он держал в руке ключ. Не он звонил в домофон, а просто открыл дверь своим ключом.
Во мне что-то оборвалось. Это была уже не игра. Это была жестокая, осязаемая реальность. У него был ключ от ее «места». От нашего с ней... нет, уже только ее, секретного мира.
Глава 3. Лицо врага
Я не помню, как доехал до дома. Во мне бушевали все демоны ада одновременно. Гнев, жалость к себе, отчаяние, ненависть. Я представлял, как она ему улыбается, как касается его руки. Как они пьют этот проклятый кофе.
Когда она вернулась, было уже темно. Она вошла с привычным «Привет, я дома!», но голос ее снова был фальшивым, натянутым.
Я сидел в гостиной, в темноте. Не включал свет. Она вздрогнула, увидев меня.
— Ты чего в темноте? — спросила она, щелкая выключателем.
Свет ударил по глазам. Я смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Она была все так же красива. И так же чужа.
— Где ты была? — прозвучал мой голос, хриплый и незнакомый.
— На работе, я же говорила. Опять этот чертов отчет...
— Не ври! — я встал, и мой стул с грохотом отъехал назад. — Я был там. На твоей улице. В твоем «месте».
Оля побледнела так, что ее губы стали синими. Она отшатнулась, будто я ударил ее.
— Ты... ты следил за мной?
— Да! — закричал я. И все, что копилось неделями, вырвалось наружу. — А что мне оставалось? Ты врешь мне в глаза! Ты встречаешься с кем-то! У этого ублюдка даже ключ от вашей конуры есть! Кто он, Оля? Кто этот человек?
Слезы брызнули из ее глаз. Но это были не слезы раскаяния. Это были слезы ярости и страха.
— Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь!
— Объясни мне! — я подошел к ней вплотную, дрожа от гнева. — Скажи мне правду! Хотя бы сейчас, в конце всего, скажи правду!
Оля смотрела на меня, и вдруг ее взгляд из испуганного стал... пустым. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и тяжело вздохнула.
— Хорошо. Хочешь правду? Это не любовник, Андрей.
Я замер. Ее слова повисли в воздухе, обезоруживая меня.
— Тогда кто? — прошептал я.
— Это... — она закусила губу, глядя куда-то мимо меня. — Это мой брат.
У меня отвисла челюсть. Брат? У Оли не было брата. Ее родители погибли в аварии, когда ей было пятнадцать, и воспитывала ее бабушка. Она всегда говорила, что она одна.
— Какой брат? — выдавил я. — У тебя нет брата.
— Есть, — ее голос стал тихим и безжизненным. — Его зовут Сергей. Он... он вышел из тюрьмы три месяца назад. Отсидел семь лет за вооруженное ограбление. Я скрывала это ото всех. Ото всех, Андрей. И от тебя тоже.
Я смотрел на нее, пытаясь осознать услышанное. Тюрьма? Ограбление? Это была не та правда, которую я ожидал услышать. Это был сюжет из плохого сериала.
— Почему? — спросил я, и мой гнев начал сменяться леденящим душу недоумением. — Почему ты скрывала? Почему не сказала мне?
Оля горько усмехнулась.
— Сказать тебе? Ты, идеалист, который верит в справедливость и честность? Ты бы смотрел на него, как на отброс. А он... он мой брат. Единственная кровь, которая у меня осталась. Он вышел с одной целью — начать жизнь с чистого листа. Но у него ничего нет. Ни работы, ни денег. Я снимала ему ту квартиру. Давала денег. Пыталась помочь. А ты... ты бы что сделал? Помог бы бывшему зеку? Или выгнал бы его вон, защищая свою идеальную, чистенькую жизнь?
Она смотрела на меня с вызовом. И в ее глазах я увидел не ложь, а боль. Страшную, глубокую боль, которую она скрывала все эти месяцы.
Я отступил на шаг. Весь мой гнев, вся моя уверенность в ее предательстве рассыпались в прах. Я чувствовал себя полным идиотом. Ревновал к родному брату. Заставлял ее испытывать вину за то, что она пыталась помочь своей семье.
— Оля... — я протянул к ней руку, но она отстранилась.
— Нет, Андрей. Теперь ты все знаешь. Теперь ты видишь, какая я на самом деле. Лгунья. Сестра уголовника. Испачканная его грязью.
Она развернулась и вышла из комнаты. Я остался один в центре гостиной, с чувством, что мир перевернулся с ног на голову. Она не изменила мне. Она предала меня, да. Но не так, как я думал. Она не пустила меня в свою боль, в свою самую страшную тайну. И теперь эта тайна лежала между нами, как пропасть. И я не знал, есть ли у нас мост, чтобы через нее перейти.
Глава 4. Хрупкий мир
Последующие две недели в нашем доме стояла звенящая тишина. Мы двигались по квартире, как призраки, стараясь не касаться друг друга. Я пытался загладить вину — готовил ужины, предлагал сходить в кино, как раньше. Оля принимала это с усталой благодарностью, но её глаза оставались пустыми.
Однажды вечером, когда мы молча смотрели телевизор, я не выдержал.
— Хочу встретиться с ним.
Оля вздрогнула, будто её ударили током.
— Зачем?
— Он твой брат. Ты сказала — он пытается начать всё с чистого листа. Может, я могу помочь. Найти работу, например. У меня есть связи.
Я видел, как в её глазах боролись страх и надежда.
— Он... он не очень общительный, Андрей. Тюрьма его изменила.
— Тем более. Он не должен оставаться один. Договорись о встрече. Пожалуйста.
Оля долго смотрела на меня, а потом медленно кивнула.
Мы встретились в нейтральном месте, в кафе на окраине города. Сергей оказался угрюмым мужчиной лет тридцати пяти, с жилистыми руками и шрамом на щеке. Он смотрел на меня исподлобья, недоверчиво. Рукопожатие у него было твёрдым, почти вызывающим.
Разговор не клеился. Я говорил об абстрактных возможностях, он односложно отвечал. Оля сидела, зажав в руках стакан с водой, и молчала. Я пытался поймать её взгляд, чтобы найти хоть какую-то поддержку, но она смотрела в окно.
— Спасибо за предложение, — наконец, буркнул Сергей. — Но я пока сам разберусь. Не привык быть должным.
Мы распрощались. На парковке Оля вдруг схватила меня за руку.
— Видишь? Я же говорила. Он не готов.
— Ничего, — ответил я. — Главное, что мы попытались. Теперь мы вместе в этом, правда?
Она посмотрела на меня, и в её глазах на мгновение мелькнуло что-то теплое, старое, почти забытое. Она кивнула.
— Правда.
В тот вечер мы легли спать, и она впервые за долгое время прижалась ко мне спиной. Я обнял её, чувствуя, как бьётся её сердце. Мне казалось, что лед тронулся. Я был слепым идиотом.
Глава 5. Осколки правды
Мир продержался три дня. В четверг мне позвонил мой старый друг, Игорь, который работал в службе безопасности крупного банка. Разговор начался с пустяков, а закончился тем, что сломало мою жизнь.
«Слушай, Андрей, — сказал Игорь. — Ты же просил меня тихо проверить одного человека, Сергея Н.?
У меня мурашки побежали по коже. Я действительно, в пору своих подозрений, послал ему имя и старую фотографию Оли, попросив найти что-нибудь о её «брате».
— Ну? — с трудом выдавил я.
— Так вот, парень, тут странность. По нашим базам, у твоей Оли братьев-сестер нет. Вообще. Родители погибли, когда ей было пятнадцать, воспитывала бабушка. Всё чисто.
Я сидел с телефоном у уха и не мог вымолвить ни слова. Комната поплыла перед глазами.
— А... а что за человек на фото? — прошептал я.
— А вот это самое интересное. Это не какой-то Сергей. Это Артём Валерьевич Резников. Отсидел не семь, а все десять лет. Не за ограбление, а за непредумышленное убийство в ходе разборки. Вышел полгода назад.
Я бросил трубку, даже не поблагодарив друга. Меня трясло. Убийство. Ложь. Снова ложь, но теперь уже страшнее, чудовищнее. Зачем? Кто этот человек?
Я не помню, как добрался до того самого дома. Я мчался, не видя света, не слыша сигналов. Я ворвался в подъезд и начал молотить кулаком в ту самую дверь. Мне открыл он, Артём. На лице его было то же угрюмое выражение.
— Где Оля? — прошипел я.
— Её нет.
— Кто ты ей? — я шагнул вперёд, и он отступил. — Я всё знаю! Ты не её брат! Ты Артём Резников! Ты сидел за убийство!
Его лицо исказилось. Страх? Злость? Я не разбирал.
— Отойди от меня, — пробормотал он.
— Нет! Говори! Что ты ей? Любовник? Сообщник? Кто ты?!
В этот момент из глубины квартиры раздался голос, от которого у меня похолодела кровь.
— Он мой отец.
Я медленно обернулся. В дверном проёме стояла Оля. Бледная, как полотно, но с абсолютно твёрдым взглядом.
Глава 6. Последняя правда
Мы стояли втроём в тесной, пропахшей старым табаком квартире. Мир сузился до этой комнаты.
— Что... что ты сказала? — я смотрел на Олю, не веря своим ушам.
— Артём — мой отец, — повторила она чётко, глядя мне прямо в глаза. — Моя мать родила меня в семнадцать, от парня, который оказался уголовником. Её родители — те, кого ты знал как моих — забрали меня и сказали, что мои настоящие родители погибли. Я узнала правду только после смерти бабушки, нашла её дневники. Разыскала его, когда он вышел.
Я чувствовал, как почва уходит из-под ног.
— Но... почему ложь? Почему «брат»?
— Потому что я боялась! — крикнула она, и в её голосе прорвалась вся боль. — Сказать тебе: «Знаешь, мой отец не погиб, как герой, а убил человека и сел в тюрьму»? Ты бы смотрел на меня с отвращением! Ты бы видел во мне гены преступника! А я... я хотела быть для тебя идеальной! Той чистой девушкой, на которой ты женился!
Она рыдала, не сдерживаясь. Артём мрачно смотрел в пол.
— А этот... «аврал» на работе? Тайные встречи?
— Я помогала ему встать на ноги! Он — мой отец, Андрей! Единственный, кто у меня остался! Я не могла бросить его! Но я и потерять тебя не могла... вот и врала. Врала, как последняя дрянь.
Я смотрел на неё и видел не лгунью, а запуганную девочку, которая несла на себе чудовищный груз и пыталась спасти обе свои семьи — ту, что была, и ту, что нашла. Она предала наше доверие, наш брак. Но её предательство было рождено не подлостью, а страхом и отчаянием.
— Я не знаю, кто я теперь для тебя, — тихо сказал я. — И ты для меня.
— Я знаю, — она вытерла слёзы. — И я отпускаю тебя. Ты не должен жить с этим. С нами.
Она повернулась и ушла вглубь квартиры, к своему отцу. К своей крови. К своей правде.
Я вышел на улицу. Шёл холодный дождь. Я сел в машину и просто сидел, глядя на мутное стекло. Не было ни гнева, ни ненависти. Только бесконечная, всепоглощающая пустота. Она солгала мне, чтобы сохранить нас. И в итоге разрушила всё до основания. Самая страшная ложь — та, что рождена любовью. И самое горькое предательство — то, что не оставляет тебя ни правым, ни виноватым. А просто... сломленным.