В голову Ангелины пришла очередная мысль, которой она поспешила поделиться в один из вечеров с лучшей подругой. Она позвонила Марии с таким воодушевлением, что та даже улыбнулась, услышав в трубке знакомый, чуть взвинченный голос подруги.
— Маш, выручай! — выпалила Ангелина без предисловий. — Мне срочно надо снять наличные — поставщик орхидей требует предоплату за редкую партию. А у меня карта заблокирована! Пойдём со мной в банк? Ты же теперь… ну, в общем, видишь разное. Вдруг там у них, между курсом валют и страховками, порча на бедность висит, а? — Она сделала паузу, словно представляя масштаб возможного открытия, и с серьёзностью добавила: — А ты её, как ту заколку, снимешь — и денежки у нас сами рекой попрут! Надо же поле для сделки подготовить!
Мария, держа телефон у уха, невольно рассмеялась. В глубине души её грызло червячком любопытство: могла ли она видеть не только духов, ауры и энергетические шрамы на предметах, но и нечто более абстрактное, эфемерное? Вроде «порчи» на целое учреждение?
— Ладно, — согласилась она, всё ещё улыбаясь. — Пойдём. Но чудес не обещаю.
*****
Утро выдалось пасмурным. Серые тучи низко нависли над городом, обещая дождь. Банк встретил их ароматами духов, бумаги и сырости. Царствующую тишину нарушали щёлканье клавиатур, приглушённые переговоры сотрудников, да редкий звон монет в кассах.
Длинная очередь тянулась от входа к ряду бронированных окон. За стеклом сидели сотрудники — строгие, уставшие лица, механические жесты, монотонный ритм работы. На стенах — безликие плакаты о выгодных вкладах и кредитах, на полу — идеальные линии ковролина. Всё здесь дышало порядком, расчётом, холодной рациональностью.
Воодушевленная Ангелина заняла место в электронной очереди, получив бумажный талончик. Она то и дело поглядывала на Марию, подмигивала, шептала:
— Ну что, чувствуешь что‑нибудь?
Мария лишь пожала плечами. Она прислонилась к массивной колонне, закрыла глаза на мгновение, позволяя своему взгляду расфокусироваться. Она отпустила сознание в свободное плавание по энергетическим волнам, пытаясь уловить малейшие колебания пространства.
Сначала — ничего.
Лишь привычная вялая пульсация городской энергии: потоки людей, их тревоги, надежды, мелкие бытовые заботы.
Но потом…
Мария замерла, вглядываясь в странное образование на стекле. Её сердце пропустило удар, а потом забилось чаще. Она не могла ошибиться — это было именно то, о чём говорила Ангелина.
И тут она это увидела.
На большом панорамном окне, выходившем на оживлённую улицу, расползалось огромное, тёмное, вязкое пятно. Оно было похоже на гигантское жирное пятно от мух, но состояло из чистой, негативной энергии — тяжёлой, липкой, пропитанной отчаянием и безнадёжностью. От него, словно щупальца спрута, тянулись почти невидимые нити к людям в очереди, к кассирам, к банкоматам, к кошелькам в карманах. Оно жадно впитывало в себя их финансовые тревоги, разочарования и страхи, превращая в плотное, гнетущее уныние.
— Ангель, — тихо позвала Мария, касаясь локтя подруги. Её голос дрогнул, но она усилием воли удержала спокойствие в интонации. — Смотри. На окне.
Ангелина прищурилась, всматриваясь. На её лице отразилось недоумение — она видела лишь грязное пятно на стекле, ничем не отличающееся от обычных следов от пальцев или разводов от дождя.
— Грязь? И правда, пора бы уже помыть, — хмыкнула она, слегка пожав плечами.
— Нет, — покачала головой Мария, понизив голос до шёпота. Она чувствовала, как по спине пробежал холодок. — Это оно. Та самая «порча на бедность», как ты и говорила. Настоящая.
Глаза Ангелины загорелись азартом первооткрывателя. Она выпрямилась, расправила плечи, и в её взгляде вспыхнул любопытный огонёк.
— Так! Что делаем? Ритуал? У нас есть горсть мелочи для подношения духам‑кассирам? Или, может, соль в бумажке? — её голос звучал игриво, но в нём угадывалась искренняя заинтересованность.
Мария едва заметно улыбнулась. Идея начала вызревать в её голове — простая и ясная, как и с заколкой, как и с соседкой. Эта порча питалась безысходностью и ощущением тотального дефицита. Значит, нужно было создать противоположное чувство — изобилия, потока, уверенности.
«Если она питается страхом и нехваткой, то ей нужно дать противоположное — ощущение щедрости, изобилия, — размышляла Мария, ощущая, как внутри крепнет уверенность. — Не борьбу, не отрицание, а именно утверждение».
— Есть план? — с надеждой спросила Ангелина, сжимая в руке свой кошелёк из змеиной кожи. Её пальцы нервно теребили застёжку, а глаза блестели от предвкушения.
— Есть, — сказала Мария, уже роясь в своём портмоне. Она нашла несколько блестящих монеток — не стёртые, потускневшие, а именно новые, яркие, сверкающие, словно маленькие солнца. — Нам нужно будет сделать кое‑что…. И, возможно, немного театральное.
Она подняла взгляд на подругу, и в её глазах читалась твёрдая уверенность.
— Ты готова?
Ангелина глубоко вдохнула, выдохнула и кивнула:
— Готова. Что нужно делать?
Когда их номер талона наконец‑то высветился на табло, Мария и Ангелина не направились к кассе — вместо этого они замерли у того самого злополучного окна. В просторном зале банка повисла напряжённая пауза: люди в очереди переглянулись, кто‑то приподнял брови, кто‑то едва слышно хмыкнул. Две женщины стояли посреди зала, пристально глядя на стекло, словно тоже видели там нечто недоступное остальным.
Ангелина нервно сглотнула, сжимая в потной ладони горсть монет. Металл неприятно холодил кожу, но она не разжимала кулак:
— Окей, я готова, капитан, — прошептала она, стараясь придать голосу твёрдость. Мария глубоко вдохнула, ощущая, как внутри нарастает волна сосредоточенности:
— Просто смотри на это пятно с железной уверенностью, что денег у тебя много, они есть, и они текут к тебе рекой, — тихо проинструктировала она. — А я… я попробую его «смыть». Мысленно.
Она закрыла глаза, сосредотачиваясь на монетах в своей руке. В воображении они превращались не в жалкую мелочь, а в мощные символы изобилия — как семена, из которых прорастёт щедрый финансовый поток. Затем она перевела взгляд на тёмное, пульсирующее пятно на стекле.
«Не атаковать, не ломать, — мысленно повторяла она. — Обволакивать. Растворять. Как самое эффективное моющее средство».
Перед внутренним взором возникла картина: её энергия — светлая, спокойная и уверенная — мягко окутывает тёмное пятно, проникает в его структуру, размывает границы, смывает всю эту вязкую грязь в небытие.
Ангелина, видя сосредоточенное лицо подруги, решила добавить ритуалу драматизма и огня. Она сжала монеты в кулаке, резко подняла руку к окну — словно древний жрец, взывающий к небесам — и прошептала с пафосом, но искренне:
— Силы финансовых потоков, услышьте нас! Развяжите мешки с золотом и направьте их в наш… в мой цветочный бутик! Аминь, скажем так!
В тот же миг её пальцы разжались — и монеты, звякая, посыпались на пол. Они разлетелись в разные стороны, закатились под стулья и стойки, создавая металлический перезвон.
В банке наступила тишина.
Все — от охранника у входа до последнего клиента в очереди — повернулись в их сторону. Кассир застыл с пачкой купюр в руке, разинув рот. Охранник сделал шаг вперёд, нахмурившись, его рука невольно потянулась к рации на поясе.
Мария, пылая от стыда, но не прерывая процесса, мысленно послала последний, решающий импульс. Она представила чистый, золотистый, солнечный свет, заливающий окно, выжигающий последние следы тьмы. Образ был ясным, почти осязаемым: лучи пронизывают стекло, касаются тёмного пятна — и оно начинает таять.
И тут произошло нечто.
Тёмное пятно дрогнуло, заколебалось, как желе, и стало таять на глазах — словно капля воды на раскалённой сковороде. Оно не исчезло со спецэффектами и вспышкой, а просто… испарилось, рассеялось. Окно стало визуально чище, наполнилось уличным серым светом, хотя физически на нём не прибавилось ни капли чистоты.
В тот же самый момент компьютерная система банка, которая еле дышала и глючила последние полчаса, вдруг ожила. Раздался весёлый писк, замигали индикаторы, загорелись все табло. Зазвенели и застрекотали принтеры, печатая чеки. Кассир, удивлённо вздохнув, покачал головой и быстро, без прежних заминок, закончил обслуживание клиента.
— Вот это да, — прошептала Ангелина, нагибаясь, чтобы собрать с пола свои разбежавшиеся монетки. Её руки дрожали, но в глазах светилось неподдельное восхищение. — Это сработало! Я почувствовала, как что‑то щёлкнуло! У меня даже мурашки по коже побежали, честное слово!
Мария медленно выдохнула, ощущая, как напряжение покидает тело.В зале снова зазвучали обычные шумы: голоса клиентов, щелчки клавиатуры. Всё вернулось на свои места, но что‑то неуловимо изменилось.
*****
Подруги сняли деньги со счета Ангелины и вышли из банка. Улица жила своей обычной жизнью: где‑то вдалеке гудели машины, звенели велосипедные звонки, доносился смех детей из соседнего двора. Но для Марии и Ангелины этот миг казался особенным — словно мир вокруг слегка изменился, стал чуть ярче, чуть добрее.
Они остановились у крыльца, обе в приподнятом, слегка истеричном настроении, как после рискованного, но удачного трюка. Мария чувствовала лёгкую усталость, будто после хорошей физической тренировки. Но вместе с ней — глубочайшее удовлетворение.
Она снова что‑то изменила.
На этот раз — не для себя лично, а для целого объекта, для этих незнакомых людей в очереди.
Ангелина задумчиво перебирала в кармане нагретые от руки монетки. Металл приятно грел пальцы, а звук перекатывающихся кругляшей действовал успокаивающе. Она улыбнулась — сначала робко, потом всё шире, пока не рассмеялась в голос.
— Знаешь, — начала она, глядя куда‑то вдаль, — а ведь мы только что починили, ни много ни мало, финансовый поток целого банковского отделения. Теперь тут, наверное, проценты по вкладам поднимут, и ипотеку всем одобрят.
Мария не удержалась и расхохоталась вслед за подругой. Их смех разлился по улице, подхваченный ветром, словно два звонких колокольчика. Он был таким же очищающим и целебным, как и только что проведённый импровизированный «ритуал».
— А если серьёзно, — сказала Мария, когда первый всплеск веселья утих, — ты заметила, как всё изменилось? Система заработала, кассир перестал запинаться, люди… стали спокойнее.
Она оглянулась на стеклянные двери банка. Внутри всё выглядело как прежде — те же стойки, те же лица, тот же приглушённый гул. Но теперь за этой обыденностью чувствовалось что‑то новое: едва уловимая вибрация, словно пространство очистилось от невидимой грязи.
Ангелина кивнула, всё ещё улыбаясь:
— Да. Я даже ощутила как будто стало легче дышать. Ты правда думаешь, что это… сработало?
— Не просто сработало, — ответила Мария, задумчиво глядя на свои ладони. — Это было начало. Мы показали этому месту, что оно может быть другим. Что деньги — это не страх, не дефицит, а поток, который течёт свободно.
Ангелина сжала монетки в кулаке, потом разжала пальцы, позволяя им блеснуть на выглянувшем из-за туч солнце.
— Значит, мы можем делать это снова. Где‑нибудь ещё. В другом банке, в магазине, в… да где угодно!
В её голосе звучало воодушевление, почти азарт первооткрывателя. Она подняла голову, словно уже представляла себе новые места, новые «пятна», которые они смогут «смыть».
Мария улыбнулась:
— Можем. Но не везде и не сразу. Это не игра. Это… ответственность. Мы не просто меняем пространство — мы меняем то, как люди чувствуют себя в нём.
На мгновение Ангелина замерла, осмысливая слова подруги. Потом кивнула — уже серьёзнее, без прежней игривости.
— Понимаю. Это как с растениями: если хочешь, чтобы они росли, нужно ухаживать, поливать, давать свет. Мы не волшебники, а садовники.
— Точно, — согласилась Мария. — Садовники финансового изобилия.
Обе снова рассмеялись.
Ветер усилился, играя с прядями волос, развевая шарфы. Где‑то за поворотом засигналила машина, а из кафе неподалёку донёсся аромат свежесваренного кофе. Жизнь шла своим чередом, но для них всё выглядело иначе.
— Пойдём? — предложила Мария, делая шаг вперёд. — У нас ещё много дел.
— Пойдём, — кивнула Ангелина, пряча монетки в карман. — Только давай сначала зайдём в кафе. Мне кажется, после такого ритуала я заслужила капучино.
— И я, — добавила Мария. — А потом — посмотрим, куда нас поведёт поток.
*****
Тихой, защищённой гаванью библиотека оставалась недолго. Олицетворением угрозы стал коллега‑интриган, вышедший из длительного отпуска, — молодой архивариус по имени Артём. Он не был злым гением или коварным мастером манипуляций. Скорее — ходячим, бесперебойным генератором токсичных слухов и едких замечаний. Его оружие — не открытые нападки, а отравленные стрелы, метко пущенные исподтишка: приглушённый шёпот в прокуренной курилке, «заботливые», сочувствующие намёки в разговорах с начальством.
Излюбленной мишенью Артёма стали «нездоровые перемены» в поведении Марии после её «тяжёлого развода». Он появлялся бесшумно — словно дурной ветер, — и застывал в дверях её отдела с сахарной, липкой улыбкой.
— Мария Сергеевна, вы выглядите как-то нехорошо, — растягивал он слова, нарочито медленно обводя взглядом её стол, папки, чашку с остывшим чаем. — Наверное, тяжело одной? Я слышал, одиночество к женщинам после двадцати пять прилипает, как репей. Его голос — мягкий, вкрадчивый — проникал под кожу, как липкая паутина. Слова не причиняли физической боли, не оставляли синяков, но медленно и верно въедались в сознание, подтачивая изнутри. После каждого такого «визита» Мария чувствовала себя выжатой, как тряпка, и подавленной, словно на неё надели тяжёлый, мокрый плащ. Её недавно обретённая, хрупкая уверенность таяла на глазах, уступая место старой, знакомой тревоге.
Почему я позволяю ему это? — мысленно спрашивала она себя, глядя, как Артём, удовлетворённо кивнув, бесшумно исчезает за стеллажами. Почему его слова так задевают? Ведь я знаю — это просто манипуляции. Но внутри всё равно что‑то ломается…
Она пыталась отгородиться, сосредоточиться на работе — на тщательной сортировке документов, на составлении каталогов, на тихих беседах с читателями. Но тень Артёма словно следовала за ней: то в виде перешёптываний коллег, то в форме косых взглядов, то в едва уловимом напряжении, повисшем в воздухе.
*****
В квартире Марии было сумеречно: только настольная лампа отбрасывала тёплый круг света на диван, где развалилась Луна.
Мария бесцельно бродила по комнате, то останавливаясь у окна, то возвращаясь к дивану. Её движения были рваными, лишёнными привычной лёгкости. Она теребила край свитера, взгляд скользил по знакомым предметам, но не цеплялся ни за один.
— Я не могу… — прошептала она, обращаясь скорее к самой себе, чем к Луне. — Он словно высасывает из меня все соки, всю радость. Прямо как Галина Петровна, только тоньше, изощрённее и оттого противнее. Как мне от него защититься? Поставить на него такой же «обратный след»?
Луна, лежа на диване, как султан на пуфах, лениво повернула голову. В её бездонных голубых глазах вспыхнула знакомая искра азарта и интереса. Она чуть приподняла ухо, словно прислушиваясь к невидимым звукам, а потом медленно моргнула — будто подавала знак.
И тут в сознании Марии возник образ. Не бумеранг, не острое лезвие, а щит. Не прозрачный и хрупкий, как стекло, а плотный, упругий, многослойный. Он словно был соткан из света и воздуха, но при этом прочен, как сталь. Он не отражал атаку обратно, а поглощал её, впитывал, как губка, делая безвредной.
— Щит? — уточнила Мария, мысленно примеряя этот образ на себя. Она представила, как он окутывает её, словно невидимый кокон, отсекающий всё чужое, негативное и ядовитое. — Чтобы его слова, его ядовитые мысли до меня просто не доходили? Не цеплялись?
Чёткое, ясное чувство, пришедшее от Луны, было утвердительным и спокойным. «Он питается твоей реакцией. Твоим смущением, твоей болью. Лиши его этой пищи. Сделай свои границы крепостной стеной.»
Мария закрыла глаза, впитывая это ощущение. В воображении щит мерцал, переливался, поглощая любой удар, не давая ему просочиться внутрь..
*****
Мария сидела за своим столом и раскладывала карточки каталога. Её движения были размеренными, а внутри пульсировало ощущение спокойной уверенности, которое она обрела вчера.
Щит.
Невидимый, но ощутимый.
Она подняла глаза к окну. За стеклом медленно проплывали облака, будто огромные корабли в безмолвном океане.
Сегодня будет хороший день, — подумала она, и эта мысль не казалась пустой надеждой.
Это было знание.
Но едва она успела вернуться к работе, как в коридоре раздался знакомые, вкрадчивые шаги. Артём. Он появился в дверях её отдела с той самой слащавой сердечностью, от которой раньше у неё сжималось сердце.
— Мария Сергеевна, доброе утро! — его голос звучал слишком громко и радостно. — Вы знаете, я вчера видел, как вы столь оживлённо разговаривали с Ильёй из IT… Он такой милый, открытый, правда? Жаль, что поговаривают, он встречается с той юной практиканткой из бухгалтерии. Хотя… кто его знает, может, он просто любит внимание симпатичных, одиноких женщин. Вам бы тоже не помешало развеяться.
Раньше эти слова с ядовитым подтекстом заставили бы её сжаться внутри, почувствовать себя нелепо и неловко. Но сейчас…
Она смотрела на него, и его слова буквально отскакивали от неё. Она почти физически видела их — маленькие, серые, липкие, как черви, которые достигали поверхности её невидимого барьера, с противным чваканьем расплющивались о него и бессильно падали на ковёр, растворяясь в нём.
Её пальцы продолжали перекладывать карточки — спокойно, ровно. Ни один мускул на лице не дрогнул. Она не потупила взгляд, не отвела глаза. Вместо этого — улыбнулась. Вежливой, улыбкой, которую обычно дарят назойливым посетителям, не слыша их претензий.
— Спасибо за проявленную заботу, Артём. У вас есть что‑то по делу? Нет? Тогда, прошу прощения, я очень занята. Инвентаризация. Закройте дверь с той стороны, пожалуйста.
Он замер с приоткрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Его отточенное годами оружие дало полную осечку. На мгновение в его глазах мелькнуло недоумение, почти испуг — будто он столкнулся с чем‑то, что не мог ни понять, ни контролировать.
Артём попытался ещё раз, неуклюже намекнув на её «странную» и «подозрительно близкую» дружбу с Ангелиной. Но слова снова не произвели никакого эффекта, упёршись в непробиваемую стену. Мария начала расставлять книги на полках, и ни один мускул на её лице не дрогнул.
*****
Тем временем в библиотеке жизнь шла своим чередом. Где‑то за стеной шелестели страницы, тихо переговаривались читатели, кипел чайник в комнате отдыха персонала. Валентина Сергеевна, как всегда, строго следила за порядком, время от времени бросая короткие, оценивающие взгляды на сотрудников.
А Артём…
Артём начал терять энергию.
Его собственные ядовитые слова, не найдя выхода и не получив отклика, начали бумерангом возвращаться к нему, отравляя его самого. В тот же день он попытался посплетничать о Валентине Сергеевне, но в какой‑то момент сбился, запутался в собственной лжи и чуть не выдал себя. Потом он попробовал намекнуть Илье, что Мария о нём сплетничает, но Илья, чья аура была чистой и доброй, лишь посмотрел на него с искренним недоумением и сказал:
— Ты странный какой‑то сегодня, Артём. Длительный отдых не пошёл тебе на пользу.
К концу дня архивариус ходил по библиотеке мрачный, растерянный и поникший, словно его лишили самого ценного дара — дара речи, который он так неправильно использовал. Его плечи опустились, в глазах не было привычного блеска. Он то и дело останавливался, будто пытаясь собраться с мыслями, но они ускользали, оставляя его в странном, опустошённом состоянии.
*****
Луна, развалившись на диване, лениво наблюдала за хозяйкой. Мария стояла у окна, глядя на огни улиц. Её лицо озарялось отблесками фонарей, и на нём играла лёгкая, почти торжествующая улыбка. Она повернулась к Луне, и её голос зазвучал звонко, беззаботно:
— Ты представляешь? Он сам себя, в прямом смысле, отравил! Это же гениально!
Луна мурлыкала, довольно постукивая кончиком хвоста по дивану. Её царственный, довольный вид говорил сам за себя: урок усвоен на отлично.
Мария опустилась на диван рядом с кошкой, провела рукой по её мягкой шерсти. Внутри разливалось тепло — не только от победы, но и от осознания. Защита — это не всегда агрессия или контратака. Это спокойная стена самоуважения.
И иногда самое действенное и мудрое оружие против чужого зла — это просто не дать ему проникнуть внутрь, в своё святилище.
За окном город продолжал жить своей жизнью: где‑то смеялись люди, звенели трамваи, мигали светофоры. А здесь, в этой маленькой квартире, царили мир и покой.
Мария закрыла глаза, глубоко вдохнула и улыбнулась.
Завтра будет новый день.
И она будет готова.
