Знаете, что-то захотелось разбавить статьи о довоенных судьбах женщин повестью о семье, где папа - настоящий мужчина. Живой. Неидеальный, зато очень человечный и честный.
...Белоруссия начала 60-х. Я буду писать - Белоруссия, потому что тогда так эта республика и называлась. Папа и сын Тимофей (Тима, Тимка, Тимоха) переезжают на окраину города - в Северный посёлок. Невыносимо было оставаться в квартире, где всё напоминало о жене и маме... Смерть её расколола жизнь на до и после.
Папа... Смерть любимой сломала его.
Отец крепко потер руками виски и молча пошел на кухню. Достал откуда-то из-за буфета бутылку водки, отломал кусок хлеба и колбасы и присел к столу. Я взял второй стакан и сел напротив. Открыл бутылку, налил дополна ему, потом себе, приподнял стакан и сказал:
— Будь здоров!
Он оторвал от стола воспаленные глаза и с интересом посмотрел на меня, словно впервые увидел. Водка была холодная, но стакан обжигал мне пальцы, будто я держал раскаленный уголь. Я чувствовал — еще мгновение, и я его уроню. Но тут он вздрогнул, словно проснулся:
— Сейчас же поставь стакан! Ты что, ошалел?
— Ни капельки. — Я пожал плечами. — Будем пить вместе. Вместе веселее… К тому же я сегодня ничего не жрал, ты не оставил мне ни копейки на еду. Поехали, что ли, а то у меня от твоей колбасы слюнки текут.
Резким ударом отец выбил у меня из рук стакан, водка прыснула на стену, зазвенело разбитое стекло.
— Убью! — Он схватил меня за грудки и рванул так, что рубашка расползлась, будто бумажная. — Убью паразита!
Тимку, конечно, он и пальцем не тронул. Но демарш сына оказался той пощёчиной, что вывела отца из бесконечной пьянки. И бегства от действительности. И всё пошло как было - отец уходил на работу снова выбритый и в отглаженной рубашке, Тим ходил в школу, но... Каждая щербинка дома напоминала о маме.
Вот и переехали.
И начались приключения. Во-первых Тима нашёл новых друзей: рыжего Витьку Крысевича с его сестрой Калерией-Кавалерией-Артиллерией, хмурого Ростика, Жеку, влюблённого в автомобили, Казика-Хлеборезку, который вечно таскает в карманах сушки и булки и возится с малышами... Да ещё есть во дворе Африкан (это имя такое), сын управдома Африкана-старшего. Мутноватая личность, играет на деньги, носит пижонские штаны и рубашки, трясёт чёлкой под битлов... То Африкан с ребятами, то с местной шпаной...
А лето такое длинное, когда тебе 14 лет! И речка под боком, и книжки (родители Крысевичей, преподаватели местного института дают почитать при условии не рвать и не пачкать!) и... тайное общество, в которое Тима пригласят таинственной, конечно, зашифрованной запиской.
Только вот есть у этого общества враги тайные и явные. Кто-то навел на тёмный подвал, где собирались "флибустьеры", Африкана-старшего вместе с милицией: якобы ребята почистили чьи-то сарайчики, утащив трёхлитровые (дефицит!) банки, коньки, и всякое другое. И ведь отыскали в штаб-квартире (читай - подвале) пропажу!
И отец впервые ударил Тимку. Поверил, что он участник кражи?... Но всё же отец нашел в себе силы поговорить и... извиниться.
— Тима, расскажи мне все-все. Только по правде.
— Я хотел рассказать там, в подвале… — Я отвернулся к стене. — Но ты даже слушать меня не стал. Все равно ты мне не веришь.
— Я всегда верил тебе и очень хочу поверить сейчас… очень! Я погорячился, извини. Ну, хочешь, я завтра позову всех ребят и при них попрошу у тебя прощения?! Я сам себя презираю за то, что ударил тебя, но когда я увидел этот ломик… это же наш ломик… у меня в глазах потемнело. Что вы там все-таки делали, в подвале? Что это за маски, черепа, балахоны? Откуда там появились краденые вещи? Это ведь какой-то ужас. Я думаю, ты гуляешь где-то во дворе, и вдруг врывается Африкан Гермогенович. «Ваш сын — грабитель!» — ни больше, ни меньше. «Идемте, сейчас мы их накроем на месте преступления, будете, понимаешь, свидетелем!»
С грабителями разобрались, но подвал закрыли. И снова потянулось долгое лето... Но без тайны стало как-то скучно.
— Такой прекрасный двор… — с горечью повторил я. — Но для нас в нем нет ни кусочка места. Это же не двор, а одно сплошное «нельзя». Вроде немецкого приказа в оккупированном городе. Нас отовсюду гонят, ты просто этого не замечаешь.
Возле деревьев играть нельзя — поломаете! Возле цветников нельзя — вытопчете! Возле столбов, где белье сушат, нельзя — перепачкаете? На площадке, которую вы называете детской, тоже нельзя — там одни песочницы да качели для малышей, стоит нам появиться, как няньки накидываются на нас, словно цепные собаки! У нас было что-то вроде футбольного поля, но и то Африкан Гермогенович застроил «доминошными» беседками… Наш «прекрасный благоустроенный двор» — просто липа, нам от вашего «благоустройства» нет никакой радости. А в подвале мы чувствовали себя хозяевами
И вот тут вдруг папа предлагает... Странное.
— Ну так вот, пойди и передай своим мушкетерам, или как вы там себя называете: я добуду для вас ключи от подвала. Но при одном условии: если вы выберете меня командором вместо Виктора.
— Тебя? — Я чуть язык от удивления не проглотил. — Шутишь?
— Клянусь плавниками акулы, шпагой д’Артаньяна и картой капитана Флинта — грозы Южных морей, я говорю совершенно серьезно! — торжественно произнес отец, а глаза его смеялись.
"Поиграет - и бросит", - решают ребята. Но с папой Тимки, Глебом Борисовичем, вдруг всё оказывается куда как интереснее. Операция "Статус-кво" вернула ребятам пустырь под футбольное поле.
На Африкана Гермогеновича Боровика (управдома) была найдена управа в лице шустрого корреспондента белорусского радио и телевидения.
Подвал - вернули. Но тимкин отец объяснил, что сидеть в темноте, среди обломков диванов и дырявых кастрюль недостойно человека - и подвал отремонтировали своими силами (стройматериалы вытрясли с управдома).
А пока сохли свежепокрашенные дефицитным "лимоном" стены, отец Тимофея придумал новое приключение - отправиться путешествовать на плоту по местной речке. На несколько дней.
Тут я хватаюсь за голову - как же у нас поменялось восприятие. Мужик, который возится с компанией из пяти мальчишек и девочки нынче вызывает большиииие вопросы. Тем более - по собственной инициативе и забесплатно.
Поплывут они без инструктажа по ТБ и без спасжилетов (хотя круг надувной они с собой возьмут, да). Несогласованный маршрут. Несертифицированная медсестра (Лера, конечно)... Ружьё на плоту!!! Стоянки в незнакомых местах, ночёвки в палатках, еда на костре... Ужассс!! Но не о таких ли походах мечтали многие из нас в детстве? Не о такой ли романтике мы мечтали? Я лично - да. А вы?
А приключений в пути хватит.
Спасение Казика из плена - раз. Но это была игра в местном пионерском лагере, ничего страшного. А два... столкновение с настоящими преступниками - браконьерами.
С "Дядей Клавой" Боровик. Да-да, дядей того самого Африкана. Неуловимым браконьером, с которым борется местный рыбнадзор.
И чувствует себя дядя Клава в совершенной безопасности: "А не докажете ничего!"
И, наверно, впервые ребята задумаются - отчего так? Почему кто-то родится и живет по-честному, а кто-то хитростью и обманом? Почему кто-то всю жизнь ищет, думает, изучает, а кто-то норовит поживиться чужим?..
Неужели никогда не настанет время, когда на земле не станет ни одного подонка, предателя, фашиста?
А браконьеры тем временем сумеют отомстить. И останется экспедиция без плота.
Но всё же доберутся ребята до своей цели - лесного партизанского лагеря, куда в годы оккупации в 14 лет подался мальчишка Глеб.
…И вот он перед нами — бывший партизанский лагерь. Большая, вытянутая в длину поляна. В центре — братская могила, обнесенная невысокой железной оградой. Остроугольный цементный обелиск с красной звездой, за ее левый луч зацепилась сухая сосновая ветка с шишкой, — и длинный ряд фамилий на белой, в розовых прожилках, мраморной доске. Третья сверху: «Лынев Н. А.», Миколка Лынев, сын командира, тот самый, который подобрал и выходил подстреленного щенка. Это он со своими товарищами прикрывал огнем партизан, пробивавшихся из огненного кольца.[...]
«Они погибли за вас…» — это, оказывается, очень понятно. Нужно только молча постоять возле невысокой оградки и немного подумать. О жизни. О людях. О себе. И еще нужно спросить самого себя: «А ты, если придется, сможешь так? Не струсишь?» И ответить: «Не струшу. Смогу».
А что потом? Потом вдруг Африкану-старшему понадобится срочная помощь в беде. И не отвернутся от него те, кому он доставил столько неприятностей. И даже спасут жизнь. И Африкан-младший, кажется, что-то начнёт понимать.
Браконьера Клавдия ждет суд.
А там и лето кончится. И книжка.
Хорошая книжка, много раз перечитанная в детстве. О дружбе, о романтике, о приключениях.
И вот что интересно: это книжка не только о детях, но и об отцах. О Глебе Борисовиче, отце Тимки. О Крысевиче-старшем. Об отце Жеки, которым тот страшно гордится. Об отце длинного Ростика, который остался в войну без ног, и работает теперь в киоске "Мороженое". Каждый из них - пример и ориентир для сыновей. И у Африкана отец был примером. Да не тем...
А скажите-как, может быть, вы знаете книжки, где есть вот такие дельные, авторитетные отцы? Надёжные, человечные - настоящие?
Давайте вспомним? Мне на контрасте не идет из головы идейный папаша из "Старшей сестры", но нам таких не надо, правда?
С библиофильским приветом, искренне ваша - Умная Эльза!