У меня блок С, у Кипчоге, Бекеле и Кипсанга блок А — это в пятидесяти метрах впереди. Чем лучше твой предыдущий результат, тем ближе ты к стартовой линии. До старта пятнадцать минут. Самые хитрые перепрыгивают через ограждение, чтобы стартовать поближе к Кипчоге. Они и будут мешаться под ногами первые километров пять.
С утра идет дождь. Я кутаюсь в блестящую пленку и мелко дрожу. Пять минут до старта. Снимаю штаны и свитер, выкидываю их за ограждения. Кроссовки уже намокли. Самые опытные бегуны не спеша снимают бахилы с сухих кроссовок, это секунд пятнадцать на финише.
Выстрела я не услышал. Люди выскочили из стартовых ворот, как атлантическая сельдь из трала. Суета. Кто-то перепрыгивает лужи, кто-то молотит ногами по воде. Все жмутся к правому краю, в сторону первого поворота. Сейчас нужно поймать темп. Миша сказал: четыре минуты до половинки, а там как пойдет.
В этот цикл подготовки мы бегали много длинных интервалов с целевой скоростью. Я не чувствую темпа. То 3:50 воспринимается как 4:30, то 4:00 — как 3:20. У Миши есть такое упражнение: километр по 3:50, километр по 4:10 и так много раз. Задача — поймать темп.
В марафоне, как в жизни: любая спешка ухудшает результат в долгосрочной перспективе.
Поворот, еще поворот. Чуть-чуть растянулись. Компьютер показывает 3:56, но пикает метров за пятьдесят до километровой отметки. Переключаю часы в режим секундомера, экран темпа стал бесполезным. Точность плюс-минус четыре секунды на километр явно недостаточна. Это почти три минуты на дистанции. Хорошо, что целевой темп круглый: четыре ноль-ноль.
6 км
Слева тюрьма Моабит. Аккуратная высокая стена, колючая проволока сверху, за стеной идеально чистые и гладкие кирпичные корпуса.
«Если мы необходимы
Нашей родине любимой,
Мы становимся сильней».
7 км
Справа в тумане появился прозрачный купол Рейхстага. Отец в блокаду тушил зажигалки на крышах Ленинграда, а в 42-м мальчишкой ушел на фронт. Войну он закончил 13 мая в Праге. Немцы уже сдались, а власовцы сопротивлялись, пока их не перебили всех до последнего. Им что в бою погибнуть, что наши расстреляют за предательство. В Чехословакию армия повернула почти у Берлина.
Дождь стал сильнее. Асфальт в лужах, приходится прыгать, чтобы не таскать с собой лишнюю воду. Я давно уже бегаю в Saucony. Лучшая модель была мягкая Type A6. Следующая модель Type A приобрела экзоскелет — дань моде в конструировании кроссовок. Это приблизило «тайпы» к остальной беговой обуви и испортило тапок. Но все равно пока ничего лучше мне не попадалось. Снизу в подошве сквозная дырка. Если наступить в лужу, холодная вода смешно щекочет ступню и тут же выливается. Нога всегда влажная, но не мокрая. В Берлине разный асфальт на дорогах, некоторые улицы под дождем стали скользкими. У меня не силовая техника бега, я скорее стремлюсь к высокому КПД и экономии энергии. Но даже у меня на этом асфальте кроссовки отстреливали назад, как неудачно смазанные лыжи.
Упираемся в «Фридрихштадтпаласт». У нас тоже кордебалет. Нужно перепрыгивать через трамвайные рельсы, лужи, уворачиваться от поребриков и бордюров, следить, чтобы никто не содрал с ноги кроссовок. В Токио километру к десятому я уже проваливался в анизотропный режим. Ноги переходят в режим дистанционного управления и начинают жить своей жизнью, а голова слегка засыпает. В Берлине нет ничего подобного. Я в полном сознании. Но бежится хорошо, внимательно контролирую темп по секундомеру и по нескольким адекватным ребятам чуть впереди меня.
Километре на десятом, громко шлепая по лужам и брызгаясь, меня обгоняет крепкий парень в элегантной черной майке с короткими рукавами, в идеальных Nike Sub2 c пяткой, которая похожа на корабль, плывущий задом наперед, в черных трусах и с патронташем гелей на модном поясе. Я больше его не видел, но в тот момент был уверен, что километра с тридцатого он пойдет в сторону метро пешком, досасывая по дороге содержимое патронташа. Когда я не спеша еду на своей ауди, мимо меня иногда проносятся по встречке навороченные машины. Как же надо изуродовать свою жизнь, чтобы так спешить в преклонном возрасте. Задача тайм-менеджмента состоит не в том, чтобы напихать в сутки как можно больше дел, а в том, чтобы не заниматься ерундой. Как у Микелан джело: «Берем кусок мрамора и отсекаем все лишнее».
16 км
Бежится настолько хорошо, что становится страшно. Смотрю на часы. Fuck. 1:03 с мелкими секундами. Пока время на экране измерялось минутами, Polar крупно показывал все цифры, а теперь он крупно показывает, сколько часов я пробежал. Но это я точно знаю без него. Мне важны секунды, я даже минуты знаю наизусть. У этого компьютера большой очень контрастный экран из минерального стекла. Он отлично сидит на руке своим изогнутым корпусом. Но мне нужны секунды, которые показываются настолько мелко, что увидеть их у меня меньше шансов, чем догнать Бекеле и Кипсанга, которые к этому времени сошли и уже ехали к своей гостинице на автобусе.
Я только теперь начал понимать парней, которые сходят с дистанции. Бег либо есть, либо нет. А если его нет, то какая разница, переместился ты за финишную линию или остался по эту сторону. В обоих случаях ты не победил, надо смело взглянуть в лицо жизни.
Половинка
1:24 с неизвестными секундами. В Токио к этому времени уже приходилось напрягаться, а в Берлине бежится отлично. Где-то здесь меня ждет семья. Я тоже ее жду. В этом каменном лабиринте очень скучно одному, крик «Юра, давай!» вбрызгивает адреналин. Я машу руками и корчу гримасу, которая должна обозначать улыбку.
В самолете по дороге в Берлин я думал, что делает этот марафон самым быстрым в мире. Узкие улицы, много поворотов, скользкий асфальт, всегда дождь, теплая погода. Что здесь такого? А тут в районе двадцать первого километра я все понял.
Из этого города хочется поскорее сбежать. Германия застряла в эпохе индустриализации. Функциональность впереди эстетики. В архитектуре изящества не больше, чем в немецких военных маршах времен Третьего рейха. Платформы наземного метро на курьих чугунных ножках, пакгаузы из стекла и ржавого железа, гладкие бетонные поверхности без окон и дверей. На них так и просятся граффити, и они там есть. Весь Берлин покрыт потрясающими по исполнению картинами с жутковатыми сюжетами. Бездушная механистическая эстетика, жесткая, как перекачанный футбольный мяч.
23 км
Если не считать секунд, о которых я не имею ни малейшего представления, то бегу точно по графику. Все еще страшно, даже страшнее, чем на старте. Я прислушиваюсь к организму, никаких признаков «стены» нет. Миша рассчитывает, что я добавлю на второй половине. Математика простая: если я пробегу ровно по 4 минуты километр, то у меня будет личный рекорд со временем 2:48:47. Это задача-минимум. Если добавлю, можно попытаться выбежать из 2:48. А добавлять страшно. Я не знаю, есть ли жизнь после тридцать пятого километра, я никогда не был там в сознательном состоянии.
Мимо меня медленно просачивается мужчина. Полненький, короткие ножки, бежит, слегка раскачиваясь. Никаких данных к марафонскому бегу. Но он бежит быстрее меня, его спина в синей, насквозь промокшей футболке с нелепыми короткими рукавами медленно удаляется.
Я знал, что марафон делается именно здесь, между двадцать вторым и тридцатым километрами.
Конец силам еще не наступил, но уже виден, а конец марафона еще даже не маячит на горизонте. Здесь год назад я сдал Москву. Легко добавить на первых километрах, несложно потерпеть на последних, но середина требует дисциплины, концентрации и смелости. Достаточно отвлечься на пару километров, выпасть из графика бега, потерять надежду на личник, лишиться мотивации, и все... экскурсия по Берлину.
Цепляюсь за парня в синей майке. Он бежит уже метрах в двадцати. Я не пытаюсь приблизиться, меня устраивает место последнего вагона в этом поезде. Можно выключить голову. Мир сузился до нескольких квадратных сантиметров чужой спины синего цвета. Мысли, как большие капли осеннего дождя, падают на темечко и разлетаются в пыль, не оставляя следа.
Этим летом я тренировался в маленьком латвийском городке Лиепае. Он очень похож на мой Сестрорецк: бесконечно длинный пляж, ровное плотное покрытие. Я закрывал на бегу глаза и концентрировался на дыхании. Нужно перестать разговаривать с собой. Выкинуть из головы все мысли и не пускать их туда хотя бы несколько минут. На второй половине марафона ничего хорошего себе вы не скажете. Так что остановите говорилку в голове, прекратите внутренний диалог. Это очень непросто, но очень эффективно.
Расстояний не существует, если не облекать свои страдания в слова.
25 км
Парень в синей футболке впереди. Он бежит капельку быстрее четырех минут. Я не вижу на часах точного времени, но заметил, что 1:39 превратились в 1:40 метрах в двадцати за километровой отметкой. Чуть-чуть добавляю.
Весь город оклеен портретами Меркель и каких-то незнакомых мне немцев. В Германии выборы в парламент. Явка избирателей 76%, люди смотрят марафон и голосуют за депутатов бундестага.
30 км
Минуты на часах перескакивают метров через пятнадцать после километровой отметки. Значит, все хорошо. Внимательно прислушиваюсь к себе. На углеводную «стенку» нет ни малейшего намека, а в Токио на этой отметке уже было тяжело.
За месяц до марафона нужно бежать контрольную тренировку. Она делается с темпом предстоящего марафона и чуть короче. Перед Японией бежал тридцать километров с целевым темпом четыре минуты, но пробежал с личным рекордом на этой дистанции, чуть быстрее четырех минут.
Перед Берлином Михаил придумал тридцать пять километров по четыре минуты. У меня нет проблем со скоростью, по четыре минуты километр я бегу на пульсе 155, хорошо себя чувствую и даже могу рассказывать анекдоты. Проблема в объеме накопленных углеводов. В Токио они кончились на тридцать седьмом километре, и остальную дистанцию я уже не бежал, а ковылял до финиша. За пять последних километров я потерял почти минуту.
«Миша, давай зарядим сто шестьдесят в неделю, — сказал я Питерцеву после Токио. — Явно не хватило объемов».
На таких объемах основная проблема не в физической усталости, а в нервной системе. Я становлюсь агрессивным и раздражительным. Решили, что максимальный объем сделаем за два месяца до старта. Если на пике объемов я сломаюсь, то будет время для того, чтобы слегка починить себя.
Две недели с объемами по сто шестьдесят и сто семьдесят километров пришлись на командировку в Чечню. Много работы, встречи, новые люди, в Грозном жара 36 градусов, нельзя бегать в майке с коротким рукавом, нужно надевать длинные тяжелые шорты. В первый день командировки Миша написал длительную в тридцать четыре километра. В расписании есть одно окно в середине дня, в самую жару. Я сам просил побольше объемов.
Тренируемся мы дистанционно. Миша пишет тренировочный план в S10.run, я вижу его и пишу отчет, телеметрия подгружается из часов автоматически, статистика тоже считается сама.
33 км
Я все жду, будет ли «стена». В Берлине стена везде — в памятниках, людях, архитектуре, головах. Они разрушили свою Стену в 1989 году в результате недоразумения. В пресс-релизе политбюро не были указаны ни сроки открытия границ, ни процедуры пересечения пунктов пропуска для людей, собирающихся эмигрировать в Западную Германию, лишь решение открыть свободный переход границы. На официального представителя политбюро компартии ГДР на пресс-конференции давили журналисты, требуя ответа на вопрос: «Когда документ вступает в действие?» После того как вопрос повторили в четвертый раз, Гюнтер Шабовски ответил: «Немедленно, безо всякой задержки». После этих слов Стена оказалась бессмысленной.
35 км
Заглатываю последний гель. Часы по-прежнему переводят цифры минут после километровых отметок, значит, я в графике. Интуитивно чувствую, что могу выбежать из 2:48. Секунд не вижу, голова не варит, посчитать не могу, но чувствую. Уперся в парня в синей майке. Добавляю еще чуть-чуть. Углеводной разгрузки я не делал. В понедельник, вторник и среду ел как обычно. На завтрак кофе с молоком без булочек, поздно днем плотный обед, вечером ужин. В последние три дня макароны, макароны, макароны, макароны, ризотто, макароны. Я их ненавижу. В последнюю неделю не употребляю алкоголя, в последний месяц пью одну бутылку пива в день. Вечером перед стартом стакан красного вина для подъема гемоглобина.
36 км
Ноги хорошо себя чувствуют в жестких кроссовках. К этому времени асфальт обычно дает себя знать. Каждый шаг звенит болью в ахиллах, бедрах, икрах. На тренировках я берегу ноги и бегаю в мягких кроссовках: Saucony Freedom или Kinvara. Быструю работу делаю почти всегда в боевых тапках, чтобы техника была приближена к соревновательной. В последний месяц Миша сказал все тренировки проводить в жестких кроссовках и только по асфальту. Бегал в Saucony Fastwitch.
В этот цикл подготовки у меня не было ни силовых занятий в зале, ни растяжки — ни до, ни после тренировки. Не то чтобы я считал это лишним, просто не доходили ни руки, ни ноги.
37 км
Здесь меня ждут жена и сын. Если добегу до них и не словлю «стенку», то дальше уже дотерплю. Синяя майка осталась сзади, зеленая майка спасшего меня итальянца тоже. Вижу своих Сашек, хлопаю сына по протянутой руке и физически чувствую, как мне передается его энергия. Ее больше, чем в недавно съеденном геле. На меня снисходит эйфория. Я понял, что все получится.
На финише марафона мы боремся за каждую секунду. Но тратим часы и дни на всякую ерунду в обычной жизни. Мы легко меняем время на деньги, занимаясь нелюбимой работой, а потом предлагаем любые деньги за то, чтобы повернуть время вспять. Мы начинаем ценить минуты, когда понимаем, что времени больше нет. Марафон дает возможность ощутить его. В спринте этого не понять, слишком малые промежутки времени. Марафон — это три часа ожесточенной борьбы за одну минуту.
38 км
У меня есть силы. Бегу чуть-чуть быстрее графика. Волшебство марафона состоит в поиске тонюсенькой грани между скоростью и выносливостью. Если увлечься скоростными тренировками, не хватит топлива на всю дистанцию. Если бегать много длительных, набирая объемы, не получится двигаться быстро. Миша филигранно ловит баланс. Излишне быстрая тренировка после длительной — это гарантированная травма. После слишком интенсивного развивающего бега наступает депрессия. Я увернулся и от того, и от другого. За три недели до Берлина дома заболели все: у сыновей температура, у жены кашель и сопли. Все мои яйца в одной корзине задрожали, как губернаторы перед выборами. Я питался одними фруктами, перестал разговаривать с людьми и дома ходил в маске. Хорошо, что пик объемов был сделан не за месяц до гонки. Объемы сильно подсаживают иммунитет. Я слегка покашлял, но не заболел.
39 км
На часах я уже перестал видеть минуты. Набегаю на финиш. Функционально это совсем другой бег. Лимитирует не энергия, а сила. Углеводы сгорают с гудением в топке, как уголь в паровозе Черепанова. Я уже не качу, стараясь поддерживать высокий КПД, а толкаюсь двумя ногами, проворачиваю землю под собой. Рано или поздно финиш наступит. Он где-то рядом, но, как в жизни, лучше бы попозже.
В Чечне есть горное озеро Казеной-Ам. Это почти две тысячи метров над уровнем моря. Там очень хорошая гостиница и почти нет людей — идеальное место для тренировок. До перевала от гостиницы девять километров в гору с перепадом в четыреста метров. Бег в гору дает силу. Во всех смыслах этого слова. В это лето была гора Ахун с перепадом под километр и несколько тренировок на роллерной трассе института имени Лесгафта с очень правильным рельефом. Сейчас ноги вспомнили эту работу.
40 км
Бегуны не спеша, но неотвратимо, как ладожский лед весной, движутся к Бранденбургским воротам. Я, перепрыгивая со льдины на льдину, от одной группы людей к другой, пересекаю Фридрихштрассе. Знать бы еще, сколько времени у меня осталось. На часах 2:39 c секундами, которых я не вижу. Либо 2:39:01, либо 2:39:59. Передаю привет разработчикам Polar. Уверен, что у них хорошее зрение. У меня в глазах чертики, «Blood, toil, tears and sweat». Люди, разметка на асфальте, лучи туманного солнца в окнах, лужи на асфальте превратились в сложную мандалу.
41 км
Бежится, как на интервальной тренировке. Осталось два отрезка. Последняя часть охоты за собой. На марафоне у тебя нет соперников. Вместе со мной финишируют 39 142 участника, и ни с одним из них мне нечего делить, кроме эмоций.
Бранденбургские ворота
Последние 195 метров. Ярко-синяя дорожка, тысячи зрителей, невероятный шум, экраны трансляции, финиш. 2:47:48.
Медаль, удивительно вкусное яблоко. И душ. Теплая вода. Встреча с семьей. Пиво. Сообщение тренеру. И в музей. В Берлине огромный технический музей, я сыну обещал рассказать про самолеты.
Это глава «Берлин Часть 2» из книги «Не про бег» бегуна Юрия Строфилова.
Подписывайтесь на наш канал! Продолжение следует...
Первые главы книги здесь
Юрий Строфилов:
- известный в кругах любительского бега «винтажный» марафонец
- в 49 лет оставил госслужбу, начал бегать и полностью посвятил себя бегу
- в 50 пробежал первый марафон, в 56 стал чемпионом мира в группе 55+. Лондон 2021🏆
- автор книги-бестселлера «Не про бег»
