Как я пережила второй лапароцентез и лапароскопию с биопсией. Боли, которые не взяли даже зaпрещенные уколы. Предыдущая часть:
Утром около 7 часов пришла та же самая медсестра и не спрашивая надела мне компрессионные чулки сама в два счета. И как это у них так получается? Потом я еще вставала в туалет и помыться бутылочкой, уже ничего не пила и не ела – нельзя.
Около 8:15 в палату привезли кушетку, на которой меня должны увезти в операционный блок. Пора. Я надела на себя новую футболку, шапочку, положила бутылку с водой, одноразовые пеленки и стала ждать. Из меня лила кровь – ночью начались месячные. И почему все оперативные вмешательства в моей жизни выпадают на месячные? Лапароскопия в 2021, после которой они начались еще в больнице, пункция позадиматочного пространства в 2022, во время которой у меня тоже лила кровь, а потом лапароцентез, сразу после которого начались эти дни. Сейчас опять все повторяется!
Меня повезли в операционную, которая была на этом же этаже. Оставили в «предбаннике» и подложили пеленки между ног. Лежу я значит, лежу, вижу, как туда-сюда ходят врачи и еще какие-то люди. Пришли какие-то мужчины и по их разговорам я поняла, что в операционной сломалось оборудование. В углу у выхода стояла большая железная бандура, которую они потом выкатывали в коридор. Я прислушивалась ко всему, что там происходит. Ко мне подошла медсестра – она подумала, что я переживаю почему меня так долго не везут на операцию. Она поставила мне катетер, а рядом со мной стояла палка на колесах с мешочками и трубочками. «Это, — говорит, — вам потом вольют».
Я лежала, время тянулось очень медленно. Потом меня решили перевезти в операционную и оставили тусоваться там. «Полежите, — говорит медсестра, — посмотрите, как тут интересно. Когда еще такое увидите».
Но мне было ничего не понятно. Какие-то столы и шкафчики у стен, а посередине – железные бандуры, а также кушетка, над которой висел телевизор и большая круглая лампа, как в фильмах. Начали ходить какие-то медработники. На кушетке лежали кастрюли. Ну думаю, туда, наверное, органы складывают, потом варят их и съедают. Но потом к этим кастрюлям подошли две молодые девушки, аккуратно открыли крышки и, что-то обсуждая, вытащили оттуда белые халаты. Они надели их на себя, помогая друг другу завязать их на спине. Видимо в этих кастрюлях кипятят халаты для дезинфекции. Потом еще ходило много разных медработников и наконец я увидела своего врача в маске и того самого анестезиолога. Врач готовилась к операции.
По ощущениям прошло не менее получаса. Наконец, меня подкатили к той самой кушетке, где до этого стояли кастрюли, и сказали перелезть туда. Я перелезла, меня начали поправлять, завязали на руке аппарат для давления, что-то поставили на палец, а сверху положили какие-то пеленки. Все это делало сразу несколько человек, говоря между собой что-то непонятное. Под конец мне к катетеру на руке присоединили трубку от той самой капельницы. Надо мной стояла все та же медсестра.
И тут я почувствовала жжение в венах. Я помню такое было перед моим первым в жизни наркозом. «Что, - говорю, - уже ввели препарат?» Медсестра еще что-то спрашивала, а потом перед глазами все поплыло, и я провалилась в забытье. По ощущениям оно продлилось всего пару мгновений.
Сон был прерван адской режущей болью под левой грудиной недалеко от солнечного сплетения. Я начала плакать и издавать ор и всякие звуки. Боль была такой, как никогда в жизни! Даже с 26-литровым асцитом и отеками я не ощущала ничегошеньки подобного.
Меня отвезли в палату, переложили на кровать, вкололи какой-то болючий укол, ушли. Боль вверху никуда не исчезала, она была такой, будто в тебя воткнули что-то острое и не вынимают. Я плакала, орала, выла, но мне никто не помогал. Боль усиливалась и, мне казалось, это конец.
Соседкам по палате видимо надоело это слушать, и одна из них пошла поискать кого-нибудь, чтобы мне помогли. В размытых воспоминаниях я еще помню, как ко мне подошла врач, медсестра, а потом снова все ушли. Боль продолжала нарастать. Я плакала.
Я откинула простынь посмотреть, что там такое болит. Живот был весь оранжевый, плоский, втянутый и немного сморщенный, так как в этот раз слив асцитической жидкости был резким, в отличие от предыдущего лапароцентеза, который проводился 2 дня.
Из подвздошной области внизу живота слева торчала трубка – дренаж брюшной полости. Мешок был под кроватью, я аккуратно подняла его. Он был наполнен почти наполовину красным содержимым.
Ко мне также присоединили мочевой катетер, который ощущался как оттягивающий наполненный мешок и лежал на полу в утке у кровати.
Вверху слева под грудиной, где и была страшная боль был еще один разрез… А третий… Стоп, где третий? Почему шва всего два? Справа ничего затронуто не было. Как же они тогда осмотр делали и биопсию из правой части живота? Или им хватило и двух разрезов?
Но мне тогда было не до выяснения этих вопросов. Боль была такой адской, что я просто не знала куда лезть. Соседки по палате тоже недоумевали с происходящего.
По ощущениям прошел уже час, а лучше никак не становилось. Я поняла, что это конец. Подобного не было даже с огромным асцитом, когда я уехала по скорой принудительно из-за страшной боли. В 2021 мне уже делали лапароскопию, но такой рези в районе разрезов я не припоминаю. Да и после лапароцентеза у меня не было болей в районе шва!
И тут я сделала то, чего не советовал делать анестезиолог – взяла телефон и решила позвонить мужу, чтобы дать ему последние указания. Я обрывчато объяснила ситуацию, рассказала, что произошло и где болит (плохо соображая я почему-то сказала что справа) и что нужно сделать после моей смерти. Эдакое завещание на словах. Муж был в шоке, но при этом сказал, что никакой тревоги у него нет и третий глаз не болит. Это было странно. Видимо все будет хорошо? Что-то судя по адской боли не скажешь. Я прислушалась к своим ощущениям, но тоже не ощутила никакой тревоги. Но боль была настолько ужасающа, что казалось, мне уже ничего и никто не поможет и я просто не выдержу и помру.
После звонка мужу минут через 10 ко мне прибежали медсестры (из палаты их никто не звал) и начали спрашивать, что случилось и почему нас тут гоняют. Я пожаловалась на непроходящую боль. Они сказали, что трaмaдoл, который мне вкололи, должен будет подействовать через 40 минут. Но прошло уже больше часа, а толку ноль!!! Они предложили вколоть еще дополнительно обычные обезболы (кeтoрол или еще что-то), я согласилась.
На самом деле, как я уже узнала потом, муж после моего звонка тут же начал названивать в больницу. Сначала он позвонил по номеру онкодиспансера, который указан в интернете (он нужен для записи на прием). Оттуда его каким-то образом перенаправили в кабинет к врачам этого отделения, которым он и объяснил всю ситуацию. Трубку подняла та самая врач, у которой я должна была оперироваться в ноябре 2024 года, когда я написала отказ и которая спрашивала меня про мое образование, посчитав сумасшедшей.
Муж сказал, что узнал ее голос по манере говорить. Она повторяла ему что-то вроде: «вы понимаете, что вы позвонили в ординаторскую?». Потом снова: «вы понимаете, да? вы меня слышите?». Нет блин, он не понимал! Куда его перенаправили, туда он и позвонил! Я вот вообще, как пациент, несведущий в медицине, даже не знала, что такое ординаторская!
«Можно было и нажать кнопочку вызова на стене, зачем было звонить сюда?» - спросила она. Да какая кнопочка? Соседка по палате сама ходила к медсестрам, чтобы ко мне хоть кто-нибудь пришел, а вы тут про кнопочку. Хорошо, что я все-таки тогда отказ написала от госпитализации и не попала к этому врачу.
Также муж позвонил анестезиологу по отправленному мною номеру телефона на бумажке. Тот сказал, что операция прошла в плановом порядке, а сильная боль может быть из-за того, что у меня задеты нервные окончания. Они, оказывается, делали прокол сверху в одном месте, а когда жидкость из живота слилась, и он втянулся, прокол переместился значительно выше и оказался прямо под грудиной. Странно конечно, что они это не просчитали заранее, будто в первый раз такую операцию делают.
Как бы то ни было, после звонка мужа в ординаторскую ко мне прибежали быстро. Так бы я и продолжила мучиться, если бы не звонок? Почему нужно всех ставить на уши, чтобы оказали помощь?
Потом еще в размытых воспоминаниях я помню, как ко мне подошла соседка-медсестра и стала со мной говорить, пытаясь успокоить меня. Она говорила, что-то вроде: «Ты попала в место, где тебе помогут. Держись, ты справишься. Поверь, может быть еще хуже если вообще ничего не сделать».
Постепенно, наверное, еще через час, боль стала уменьшаться. Скорее всего, обычные обезболивающие оказались эффективнее, чем трaмaдoл, который вообще считается нaркoтичeским.
Боль стала чуть поменьше и ее уже можно было молча терпеть. Было страшно лишний раз пошевелиться. Я пыталась уснуть, но удалось лишь только задремать. Я видела какие-то странные сменяющиеся картинки, которые даже не походили на сны. По любому это побочка трaмадoлa. Муж потом еще говорил, что в этот вечер у меня были и стеклянные глаза и заторможена реакция.
Потом я проснулась и стала лежать ждать мужа. Врач пока еще не приходила. Я позвонила мужу сказать, чтобы он нашел в аптеках какую-нибудь стеклянную стерильную тару для того, чтобы я слила асцитической жидкости в нее, и он отправил ее еще куда-нибудь на цитологию. Понятное дело, что в этой больнице цитологию уже сделали. Но чем больше будет мнений, тем лучше. В больнице скорой помощи после первого лапароцентеза нам налили асцитическую жидкость в стеклянную банку и отказались наливать еще одну и отправлять к себе в лабораторию только по причине того, в что у них не было в наличии этих самых банок.
Муж оказывается после звонка в ординаторскую сразу ушёл с работы и поехал ко мне в больницу, но его ни в какую не пустили, потому он сидел на скамеечке и ждал начала часов для посещения. Он оббежал несколько аптек и ни в одной из них не было стеклянных тар. Что же делать?
Он пришел к 17 часам и уже рассказал мне про звонки в ординаторскую, анестезиолога и аптеки. Я сказала ему, что мне обязательно надо сегодня встать, а иначе, как мне сказали в палате, мочевой катетер сегодня не снимут. Его обычно убирают только тогда, когда человек может сам дойти до туалета.
Где-то в 18 часов я решила встать несмотря ни на что. Боль под грудиной продолжала беспокоить, но уже поменьше. Усиливалась она при движениях. Было страшно вставать после слива такого количества жидкости, но благо муж рядом, и он мне в случае чего поможет. Кроме того, сейчас асцита было не так много, как раньше, организм уже немного успел привыкнуть к жизни без него, а органы расправиться. Поэтому я рассчитывала, что в этот раз вставать будет легче и я не буду задыхаться и падать в обморок, как в прошлый раз.
Так и получилось. Аккуратно держась за мужа, я присела. Было легче вставать, чем после первого лапароцентеза. Вроде не задыхалась, голова не кружилась, уже хорошо. Очень сильно мешал мочеприемник, его бы желательно снять. Его содержимое уже слили в утку и вылили.
Я встала и опять меня сильно сгорбило. Постаралась пройти до раковины, неся с собой мешок с асцитической жидкостью. Сначала муж помогал идти, а потом я сказала, что справлюсь сама, ведь все равно ему скоро уходить и помочь потом мне уже никто не сможет. Пока я стояла у раковины из меня полилась кровь на пол.
В этот момент пришла женщина из соседней палаты, чтобы поговорить с другими. Они увидели, что творится и предложили мне одноразовые пеленки. Мои уже закончились, так как я думала, что мне хватит и 2 штучки. Остальные я оставила дома, чтобы не набивать и без того тяжелый рюкзак. Пока мы решали, чем убрать кровь с полу, пришла медсестра и стала ругаться зачем я встала, ведь врач же еще не приходила и разрешения не давала. Я спросила, когда мне снимут мочеприемник, но они сказали, что только после согласия врача.
Ну ладно, встала. Это самое главное. Я горбилась, а при напряжении усиливались боли под грудиной. Что-то я не припоминаю таких сильных болей в районе швов после первой в жизни лапароскопии, тогда болело другое. Но анестезиолог объяснил мужу, что у меня были задеты какие-то нервные окончания, потому такие боли – это нормально. Зато ногам в компрессионных чулках было очень хорошо, и они даже не болели несмотря на то, что был общий наркоз!
Сразу после того как муж ушел, ко мне пришла врач и стала объяснять, что да как прошло. Ну вот, все, сейчас мне влепят диагноз.