Турьинские рудники, расположенные в 400 километрах к северу от Екатеринбурга и ведущие свою "родословную" от Васильевского медного рудника, заложенного здесь в 1758 году верхотурским купцом Максимом Походяшиным, уже в первой половине XIX века воспринимались современниками как самый настоящий русский Клондайк. Казалось, здесь есть всё – от железа и меди, в которых нуждались горные заводы, до золота и платины, в которых столь же остро нуждалась казна. Местные недра были настолько изобильными, что, казалось, только копни – и вот, подземные богатства уже потекли рекой. Просто нужно знать, где копнуть – и как глубоко.
Это прекрасно понимал и Александр Андреевич Ауэрбах – талантливый горный инженер, в 1881 году назначенный на должность начальника Богословского горного округа. Судьба изрядно погоняла Ауэрбаха по просторам Российской Империи. Он искал уголь на Самарской луке, долгое время проработал на Донбассе, проводя разведку Рутченковских и Кураховских месторождений, основал первый в России завод по производству ртути в Екатеринославской губернии. На новом месте Ауэрбах загорелся желанием составить подробную геологическую карту вверенного ему Богословского горного округа. Оценивая масштаб предстоящей работы, Ауэрбах прекрасно понимал, что самостоятельно руководить геологоразведкой не сможет – не хватит ни времени, ни сил. Тут нужен был человек, который был бы одновременно и одарённым учёным, и талантливым организатором, и, что самое важное, энтузиастом своего дела. К счастью, такой человек на примете у Александра Андреевича имелся.
Евграф Степанович Фёдоров был выходцем из Оренбургской губернии, потомственным военным инженером. По молодости "распробовав" военную службу и поняв, что она ему не по вкусу, Фёдоров поступил сначала Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, затем – в Технологический институт, где прослушал общий курс химии. Там он ударился в народничество, "опростился", пару лет занимался тяжёлым физическим трудом – работал косильщиком на железной дороге и молотобойцем в кузнице. К счастью, быстро одумался и поступил в Горный институт в Петербурге, который с отличием окончил в 1883 году. Его страстью на всю жизнь стала кристаллография – область минералогии, в то время ещё практически неизученная. В поисках возможности проверить на практике свои идеи, в 1885 году Фёдоров оказался на Северном Урале, где совмещал исследовательскую деятельность с преподаванием прикладных дисциплин в горном училище – местной кузнице кадров, открывшейся в посёлке Турьинские рудники парой лет раньше. К 1894 году, когда Фёдоров получил заманчивое предложение Ауэрбаха, он уже считался крупнейшим отечественным специалистом по теории строения кристаллов. В опубликованном им фундаментальном труде "Симметрия правильных систем фигур" Евграф Степанович впервые выделил 230 пространственных групп симметрии кристаллов. "Федоровские группы", как их сейчас называют, студенты соответствующего профиля изучают и поныне.
Турьинские рудники – ныне город Краснотурьинск – в конце XIX века представляли собой горнозаводской рабочий поселок, немного нетипичный для того времени. Даже немного не верится, что в то время это был один из крупнейших на Урале промышленных центров с населением более 12 тысяч человек. Для сравнения, примерно столько же людей проживало в то время в Челябинске! Немудрено, что в посёлке имелись даже театр и библиотека! Кстати, именно здесь родился Александр Степанович Попов – тот самый, которому суждено было разделить с итальянцем Маркони звание изобретателя радио. Правда, в Турьинских рудниках Фёдоров с Поповым разминулся — в те годы молодой изобретатель находился в Петербурге, только начиная свои опыты по "связи без проводов". Все основные открытия ещё ждали его впереди. Самого же Евграфа Степановича впереди ждали пять лет напряжённых трудов по составлению геологической карты Богословского горного округа.
Своим "геологическим штабом" Фёдоров сделал горное училище, в котором преподавал. Там имелось всё необходимое для исследований – и рабочий кабинет, и химическая лаборатория, и просторная аудитория, в которой можно было проводить обсуждения, намечая дальнейшие направления работ. Благодаря неподдельному энтузиазму, личному обаянию и авторитету, которым он пользовался в Богословском горном округе, Фёдоров смог довольно быстро сформировать вокруг себя коллектив единомышленников. Уже к 1895 году в его непосредственном подчинении находились 49 человек, которые, разъезжая по всему округу, собирали образцы, вели геодезическую съемку, бурили разведочные шурфы. Весь собранный ими полевой материал стекался в "штаб", где тщательно анализировался и протоколировался.
Чтобы оценить масштабы работ, достаточно сказать, что за последующие несколько лет Фёдоровым были описаны и учтены более 80 тысяч образцов горных пород и более 5 километров кернов. Всё это богатство постепенно начало вытеснять из здания училища даже непосредственно занимавшихся там учеников: всё свободное пространство было заставлено деревянными шкафами для образцов, изготовленными местным плотником по эскизам Евграфа Степановича, подвал здания был доверху забит кернами. Целая комната была отведена под книги, справочники, картотеку. Здесь же хранилась главная ценность – более 300 планов, карт и схем, иллюстрирующих геологическое строение Богословского горного округа. В то время окружающая застройка была преимущественно деревянной, поэтому, опасаясь пожаров, Фёдоров распорядился сделать эту комнату несгораемой: её стены, пол и потолок были обшиты стальными листами.
Bскоре здание училища стало местной достопримечательностью. Действительно, в то время во всей Российской Империи не сыскалось бы ни одной минералогической коллекции подобного объёма и уровня систематизации. В 1898 году коллекцию Фёдорова увидел пермский губернатор Дмитрий Гаврилович Арсеньев, посетивший Турьинские рудники в рамках рабочей поездки. Увиденное так впечатлило сановника, что он тут же предложил преобразовать "штаб" Фёдорова в музей, открытый для всех, кто хочет подивиться на богатства Уральских гор. Фёдоров согласился – порученная ему работа была практически завершена, а сам он уже подумывал о возвращении в Санкт-Петербург. Сказано – сделано: в 1899 году Фёдоровский геологический музей открыл свои двери для посетителей, войдя, таким образом, в десятку старейших публичных музеев России.
Как уже говорилось выше, сам Евграф Степанович вскоре вернулся в столицу. До конца жизни он продолжал разрабатывать теорию кристаллографии. Занимал должность ректора петербургского Горного института, был избран членом Баварской академии наук и почётным доктором Императорского Московского университета, уже при советской власти получил звание академика только что созданной Академии наук СССР. Увы, голодная и холодная петроградская зима 1918-1919 годов подкосила здоровье учёного – в феврале 1919 года он подхватил воспаление лёгких и умер в мае того же года в возрасте всего 66 лет. К счастью, наследие Фёдорова не кануло в Лету – оно до сих пор живёт в созданной им научной школе, а в Академии наук и поныне существует учрежденная в 1947 году премия имени Фёдорова, присуждаемая за выдающиеся исследования в области кристаллографии. Кстати, единственный сын Фёдорова, Евграф Евграфович, тоже пошёл по стопам отца, хоть и выбрал другое научное направление – он стал известным советским климатологом.
Фёдоровский геологический музей в Турьинских рудниках не закрывал свои двери ни в лихолетье Гражданской, ни в голодные 1920-е годы, ни во время Великой Отечественной войны. Как и надеялся в своё время Фёдоров, собранная им коллекция ещё долгие годы помогала геологам в освоении уральских недр. После отступления Белой армии в Сибирь именно материалы Фёдоровского музея помогли в рекордно короткие сроки возродить на территории бывшего Богословского горного округа добычу меди и других полезных ископаемых, так нужных молодой советской стране.
Как говорили специалисты, в Фёдоровском музее можно было проводить геологические исследования, не выезжая на геологоразведку – и даже вовсе не выходя на улицу! Это прекрасно проиллюстрировал советский геолог Hиколай Акимович Каржавин. В 1931 году, плотно поработав несколько дней в хранилище музея, он открыл знаменитое бокситовое месторождение, названное им "Красная шапочка". Вскоре рядом с этим месторождением вырастет город Североуральск, а "Красная шапочка" на многие годы вперед обеспечит алюминиевой рудой и Советский Союз, и современную Россию. Это месторождение разрабатывается уже более 80 лет, но егo запасы, по мнению геологов, до сих пор не выбраны даже наполовину. "Красную шапочку" многие называют величайшим геологическим открытием XX века – и это открытие было сделано в стенах Фёдоровского музея. Впрочем, об этом я расскажу подробнее как-нибудь в другой раз в рамках соответствующей публикации.
Посетить Фёдоровский геологический музей, непрерывно работающий на протяжении уже более 125 лет, и поныне может любой желающий. Впервые попадая в здание музея, поражаешься в первую очередь даже не его экспозиции. В конце концов, открытая её часть мало чем отличается от экспозиции среднестатистического геологического музея, которых на Урале в избытке, а закрытая может быть интересна исключительно специалистам. В первую очередь поражаешься царящей атмосфере. Кажется, время здесь остановилось – ничего не изменилось с конца XIX века. Интерьеры, мебель, шкафы с образцами, даже доски пола – всё сохранилось с тех времён нетронутым. Иногда ловишь себя на мысли, что вот-вот увидишь в глубине коридора и самого Евграфа Степановича Фёдорова. Сотрудники музея – кстати, очень отзывчивые и доброжелательные, явно любящие своё дело люди – до сих пор сидят за теми же самыми столами, изучая образцы, собранные их предшественниками более века тому назад.
Помимо образцов минералов в музее также можно увидеть мемориальный кабинет Фёдорова, химическую лабораторию, ту самую несгораемую комнату, заполненную картами и схемами, посетить расположенное в подвале здания кернохранилище. Отдельного упоминания заслуживает экспозиция под открытым небом, созданная пару лет назад – "Музей горной машинерии". Пусть название не вводит вас в заблуждение так же, как ввело в заблуждение меня: это не самостоятельное выставочное пространство, а часть экспозиции Фёдоровского музея, поэтому и билет для их посещения единый. В музее горной машинерии с любовью и вниманием к деталям воссоздана атмосфера труда и быта уральских горщиков XVIII-XIX веков – шахты, шурфы, землянки, шалаши-балаганы, лесные избушки. Имеется даже миниатюрный золотой прииск. Примечательно, что трогать экспонаты руками здесь не только не возбраняется, но даже поощряется. Можно на собственном опыте прочувствовать тяжесть ручного труда тех лет: поднять из шахты бадью с рудой, прокатить по рельсам нагруженную вагонетку, промыть в ручье немного "золотого" песка.
Мне не так часто доводилось бывать на Северном Урале. Тем не менее, в моих "закромах" накопилось уже достаточно материала, чтобы рассказать вам и об этой части Каменного Пояса – соответствующие публикации появятся на моём канале в ближайшее время. А пока предлагаю вам прочитать несколько других статей на смежную тематику. Так, я уже рассказывал о Нижнем Тагиле – ещё одном крупном промышленном центре горнозаводского Урала, пережившим эпохи воды, пара и электричества. Писал я и о Павле Аносове – выдающемся русском металлурге, "отце русского булата", который, как и Евграф Степанович Фёдоров был искренне влюблён в своё дело. Ну и конечно же нельзя не вспомнить о том, как примерно в то же самое время, в конце XIX века, Уральские горы посетил великий русский химик Дмитрий Иванович Менделеев. Что искала здесь организованная им экспедиция?