Октябрь выдался в том году солнечным и красивым. Возле церкви заканчивали разбирать кирпичную ограду. Оставалось уже немного и мужики торопились до дождей все успеть. Время то уж больно хорошее. И на полях, и дома в огородах все прибрали. Картошку выкопали. Только капуста еще стоит, наливается соком. Да и ее скоро срубят.
Вот для баб веселье начнется. Капусту всегда рубили артельно. Собиралось по несколько баб. Во дворе ставили корыто ведер на восемь, а то и больше. У каждой уважающей себя хозяйки свое, которое передается от бабки матери, от матери дочери. Ну а уж если и случится, что нет корыта, мало ли какая причина, тогда от соседей притаскивали.
Вечером к Марье пришла Федосья. Разговаривать долго не стала. Сразу к делу.
- Марья, завтра капусту рубить будем. Приходи на помощь.
- Ой, Федосья, чё то ты вроде рано рубить то собираешься. Морозов то еще не было.
- А не знай чё. Сошла с ума вчерась. Взяла да с ребятишками всю подчистую и срубила. Мужик пришел, знаешь, чай, кирпич он разбирает у церквы, так обругал миня на чем свет стоит. Я уж и сама не рада, что такое сотворила. Опомнилась, что морозу то еще не одного не было. Да куда деваться то. Не приставишь обратно.
Марья видела, что подруга расстроена. Что поделаешь. И на старуху бывает проруха. И как она только обмишулилась. Но на то и подруги, чтоб поддержать в нужный момент.
- Да не переживай ты, Федосьюшка. Ну и пусть не обмерзла. Зато посуху всю прибрала. А помочь то приду, ты только крикни когда. Пришли девчонку. Звала еще кого?
Федосья рассказала, что позвала пять человек. Завтра с утра придут, как управятся с печью. Вздохнула тяжело. Раньше торопились со скотиной убраться, а теперь печь истопить да и вся забота. А куры да утки, какая это скотина. Летом их, почитай и не кормили. Так, другой раз, дадут чего-нибудь, да и не дадут, так те не рассердятся.
Марья с вечера тяпку припасла, чтоб не бегать утром, не искать ее. Роман увидел, даже удивился. Что то рано Марья с тяпкой то собирается. Пришлось поведать, как подружка обмишулилась, сперва срубила, а потом опомнилась только.
- Ну ничё, бывает, - протянул Роман. - Ты давай ко тяпку то, наточу ее.
Утром Марья не стала дожидаться, пока ее кликнут. Поели, да и пошла. Ей то, что. Ушла, а хозяйство на Анне осталось. Душа не болит.
Помогальщиков еще не было. Да и сама Федосья хлопотала на кухне. Раз людей позвала, то и угостить их после работы надо будет.
Марья сперва посидела немного в избе, поговорили про то, про сё.
- Чё я тут без дела то сидеть буду. Пойду покуда капусту чистить, в корыто покидаю. Корыто то припасла.
Федосья головой кивнула. Как не припасти, если уж людей позвала на помощь. Стоит на дворе. И кадушки уже припасены. Мужик хоть и поругался на нее, да все равно, сходил в овраг, можжевельник срубил, с вечера запарил кадушки. Камень дикарь на костре накалил. Весь вечер проваландался.
Марья пошла во двор, принялась за дело. Зеленые листья отдельно укладывала. Они тоже в дело пойдут. Из серой капусты щи то еще лучше выходят, душистее. Скоро и другие товарки подтягиваться начали, одна, другая. И вот уже по всей деревне слышен ритмичный стук тяпок. Они словно музыку выбивают, одна быстрее, другая помедленнее, а третья так вообще дробит.
Люди мимо дома проходят, улыбаются. У Федосьи капусту сегодня рубят. Пришла пора.
Дело спорится. Пришел Петр, Федосьин муж. Она ему наказала, чтоб пораньше пришел. Солить надо будет. Первое корыто уже нарублено. Солить испокон мужику доверяли. Петро свое корыто знал, знал сколько горстей соли надо насыпать. Федосья не совалась в такое важное дело. Да и другие бабы тоже мужьям доверяли. Если и не получится капустка, как всегда, хрустящая да манкая, всегда можно вину на мужа свалить. Не так посолил. И уж тот не будет ворчать, что капуста в этом году не удалась. Сам ведь солил.
Посолил Петр капусту, женские руки перемешали ее хорошенько, для порядка потяпали еще немного и в кадушку переложили. Тут опять Петру работа, уминать надо хорошенько, надо уметь это делать. Чтоб плотно набитая была, но и не мять сильно, а то мягкая будет.
Во второй кадушке капуста вилатая. Тут крошева поменьше. Капусту четвертинками, а то и восьмушками закладывали. Рубить то тут побыстрее. А вот с солью угадать не каждый сможет.
Третья маленькая кадочка для серой капусты. Ее в последнюю очередь рубили. Притомились уже все и есть охота. Серую то капусту можно и покрупнее порубить. В щах то упарится и больно гоже будет.
Вот и закончили. Прибрали все. Можно и передохнуть. Федосья всех помощниц в дом позвала. Дело годовое сделали. Тут и отпраздновать не грех. Для такого случая у нее и бутылочка казенной припасена.
- Проходите, бабоньки, за стол садитесь. Уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады. - Пригласила хозяйка всех за стол.
Федосья постаралась не ударить лицом в грязь. Потом ведь будут в деревне люди вспоминать, кто чем угощал. И каждой хозяйке хотелось, чтоб ее угощение вспоминали добрым словом.
Упрашивать долго не пришлось. И так все проголодались, да еще лафитничек беленькой сделал свое дело. Едят да нахваливают. Только ложки мелькают. Все угощение смели подчистую.
После еды да беленькой женщины осоловели совсем. Сладкая нега разлилась по всему телу. Ни рукой, ни ногой не хотелось шевельнуть. Просто сидели, деревенские сплетни вспоминали, языки чесали. Они то не устали сегодня.
Когда уж домой собрались расходиться, кто то вспомнил про поветрие, что ходит по деревням. В Лисе то вроде не слышно пока, в других деревнях люди маются, и в городе, говорят, люди больно хворают. В деревне то вроде не слышно.
Речь шла о дизентерии, которая в те годы частенько, непрошенная, захаживала в гости. Страшным было то, что против нее не было лекарства. Каждый лечился как мог.
От этого разговора у Марьи холодок пробежал по спине. Вспомнилось, как маялся Витя, как не хотел уходить, но носатая скосила его, словно свечку.
Чтоб не накликать беду словами, Марья остановила этот разговор.
- Да ладно вам, бабоньки. Чего зря то говорить про это. Тихо ведь в деревне то. Обойдет, чай, нас стороной.
Женщины замолчали. Поняли, что всколыхнули у Марьи горькие воспоминания. Постарались перевести разговор на другое. Но он как то не склеился. Да и домой уж было время расходиться.
Федосья вышла проводить помощниц за ворота. Поклонилась им. Пообещала, что тоже придет помочь. Чтоб звали.
Домой Марья пришла подавленная. Из головы все не шел этот разговор про поветрие. Роман посмотрел на нее и спросил.
- Ты чё такая? Али разругались с кем.
- Да ничё. Поветрие, говорят, опять ходит. Витю вспомнила. Страшно стало. А ну как снова придет. В городе, говорят, хворают люди.
Роман понял, чего боится Марья. Постарался успокоить ее. Говорил, что Бог милостив, может и обойдет их деревню.
Но не обошло. Болезнь пришла и в Лису. У колодца бабы по утрам собирались. Только и разговоров о том, кто захворал. Взрослые то ничего, а вот маленькие. Видно силенок у них было меньше бороться с такой напастью. Уже двоих на погост снесли.
По вечерам Марья становилась с Анной к иконам, подзывала ребятишек. Молилась о здравии всех, а особенно чад своих. Даже Роман иногда стоял рядом с ними. Хоть он уж почти совсем отошел от Бога, но в такое время решил, что и его молитва лишней не будет.
Сперва захворала Анна. Крутило живот, жар по ночам. Все, что не съест выходило моментально. Она лежала на печи, осунувшаяся, бледная, чувствовала, что силы покидают ее. Через три дня вдруг почувствовала, что в животе стало полегче, захотелось есть. Выпила черемухового отвара и ничего не случилось. С этого дня Анна пошла на поправку.
Но захворал Толя. Лежал как огненный, весь в жару. От боли в животе кричал. Он помнил, как мать рассказывала о Вите, который теперь на небесах, которому там хорошо.
- Мама, - тихо прошептал он, - я тоже пойду к Вите. Там хорошо. Мы с ним играть будем.
Марья бросилась к иконам, встала на колени. Несчастная, она больше ничего не могла сделать. Только и оставалось, что уповать на Бога.
Роман сидел рядом с сыном. Смачивал тряпочку в воде и прикладывал ко лбу. Тряпка почти моментально высыхала. Еще днем отец сходил в медпункт. Настя только руками развела. Дала ему какие то порошки, чтоб поили. Но тут же сказала, что они не помогут, только полегче может станут.
Они с матерью попробовали было дать выпить воду с размешанным в ней порошком, но она тут же вышла обратно. Больше решили его не мучить.
Толя лежал, ухватившись своей маленькой горячей ладошкой за отцовскую руку, словно надеялся, что она поможет. Но ничего не помогло. Был и не стало.
Роман уставился в иконы и думал, почему Бог наказывает детей. Они же еще и нагрешить не успели. За что, за какие грехи выпали Толе эти страдания. Бог строго глядел на Романа с иконы и ничего не говорил. Все решать предстояло ему самому.
Дорогие мои читатели. Не устаю благодарить вас за донаты. Они словно волшебный пинок, заставляют писать и писать. Хотя, если честно, этот рассказ я пишу с удовольствием. Проживаю жизнь того времени вместе с героями. Удивляюсь, как жили, как выживали. Ведь о чем пишу было на самом деле. Знаю из рассказов бабушки и отца. Даже про то, как Толя траву разбросал и топтал ее, бабушка рассказывала.