Утро началось с запаха горелого тоста. Воздух в кухне был не просто пропитанным дымом – он был тяжёлым, как перед грозой. Я вышла из спальни, поправляя халат, и увидела Олега, сидящего за столом. На нём была та самая выцветшая футболка, которую он надевал, когда ему нужно было «собраться с мыслями».
«Доброе утро», – тихо сказала я, подходя к чайнику. Руки слегка дрожали.
«Доброе…» – его голос был глухим. Он не смотрел на меня, уставившись в окно, где по стеклу стекали первые капли осеннего дождя.
Я поставила чайник на плиту. Шипение конфорок казалось оглушительным в этой тишине.
«Нам нужно поговорить, Галя», – произнёс он, и мои пальцы сами собой сжались о столешницу. Я медленно повернулась. Его глаза встретились с моими, и в них плескалась такая мука, что мне на секунду стало его жалко. Но жалость тут же сменилась холодным комком в горле.
«Я слушаю», – ответила я, облокотившись на столешницу, скрестив руки на груди.
Он тяжело вздохнул. «Ты ведь знаешь, как тяжело мы с Леной расстались…»
«Знаю, Олег. И что с того?» – мой голос звучал ровнее, чем я ожидала.
«Ей сейчас очень плохо, Галь. Совсем плохо, – он начал говорить быстрее, словно торопясь выплеснуть всё сразу. – Они с дочкой остались без жилья. Квартиру продали. Им некуда идти. А у нас же… места много».
Слова Олега повисли в воздухе, густые и нелепые. "Места много". В нашем доме.
«Подожди, – сказала я, чувствуя, как внутри всё заледенело. – Ты хочешь сказать… что она приедет к нам? С дочерью?»
Он кивнул. «Понимаешь, это временно. Совсем ненадолго. Пока она не найдёт что-то. Ей просто нужно перекантоваться где-то».
Я посмотрела на него, на его растерянное лицо. А потом на свои руки, на кольцо, которое он мне подарил четыре года назад. И вдруг мне стало смешно. Горько и беззвучно.
«Перекантоваться? – повторила я, и смех рвался наружу, несмотря на сжимающую горло боль. – В моём доме? Ты вообще соображаешь, что говоришь?»
«Галя, это и мой дом тоже!» – его тон резко изменился. В нём появилась та самая жёсткость, которую я раньше видела только в его деловых переговорах.
«Твой? – я подошла ближе, чувствуя, как холодная ярость поднимается из глубины. – Давай начистоту, Олег. Первый взнос за этот дом — мои деньги, все мои накопления. В договоре купли-продажи — моя фамилия. В ипотечном договоре с банком — моя подпись. Каждый месяц последние семь лет я плачу по счетам. Ты вложил в него что-то, кроме советов и пары банок краски? О каком «твоём» доме ты говоришь?»
Он отвёл взгляд. «Это детали. Мы же семья».
«Какая семья, Олег?! – я уже не сдерживалась. – Семья – это ты, я и наш сын! И вдруг появляется твоя бывшая жена, и ты готов впустить её в наш дом?»
«Галя, это акт милосердия! – он повысил голос. – Ты же добрая, ты всегда помогала всем!»
«Тем, кому нужна помощь, а не тем, кто манипулирует тобой, используя ребёнка! Ты что, не видишь? Она просто использует тебя!»
«Она не такая! – он вскочил из-за стола. – Она просто попала в беду! И я не могу бросить её и Аню! Это моя дочь!»
«Ты можешь снять им квартиру! Можешь отправить им денег! Но не привозить их сюда!»
«Я не могу себе это позволить сейчас! – Олег стоял передо мной, большой, неуклюжий, но с какой-то новой, незнакомой мне решимостью в глазах. – Кредит на машину, ну ты же знаешь…»
«Или про то, что она внезапно вспомнила о тебе, когда ей стало "плохо"? У неё был муж, Олег! Где он теперь?»
«Это не твоё дело, Галя! – он шагнул назад, к двери. – И не надо так о Лене. Она хорошая мать».
«А я? Я – плохая жена, что не хочу жить под одной крышей с твоей бывшей?» – по щекам потекли слёзы. Горячие, обжигающие.
Он молчал. Просто стоял и смотрел на меня, и в его взгляде читалось что-то такое, что испугало меня до глубины души.
«Она приедет послезавтра, – наконец произнёс он, почти шёпотом. – Я уже сказал ей».
Воздух в кухне стал густым и тягучим, как сироп. Я перевела взгляд на чайник, на свою руку на столешнице — пальцы побелели, так крепко я вцепилась в кафель.
«Понятно», — прозвучал чей-то плоский, безжизненный голос. Я с удивлением поняла, что это мой. — «А где в этом твоём плане место для меня? В гараже? На чердаке?»
Он снова уставился в окно. Дождь усилился, барабаня по стеклу.
«Ну, я думал… Ты же можешь пожить у мамы. Или у подруги… Это же временно».
Мир вокруг поплыл. Горелый тост, запах кофе, шум дождя – всё слилось в один невыносимый гул.
«Выгнать меня?» – я произнесла эти слова медленно, по слогам. Они были горькими, как полынь.
Он поднял на меня глаза. В них мелькнула паника. «Нет, Галя, ну что ты! Никто тебя не выгоняет! Просто… просто так будет всем удобнее».
«Удобнее кому, Олег? Тебе? Лене?» – я схватилась за стул, чтобы не упасть. Ноги не держали.
«Галя, не делай драму! – он сделал шаг ко мне, но я отшатнулась. – Я же люблю тебя! Просто… просто так сложились обстоятельства!»
«Любовь не выгоняет из дома, Олег. Любовь не просит подвинуться».
Я развернулась и пошла прочь из кухни. Кабинет, который мы оборудовали для меня, казался единственным спасением. Я заперлась там и упала в кресло. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Весь день прошёл как в тумане. Я слышала, как Олег ходил по дому, как разговаривал по телефону. К вечеру он постучал в дверь.
«Галя, ты там как?» – его голос был тихим, осторожным.
Я не ответила. Не могла.
«Нам же надо всё обсудить. Спокойно. Без истерик».
«Ты выгоняешь меня из дома, Олег, и хочешь, чтобы я была спокойна?»
«Я не выгоняю! Я просто прошу тебя временно пожить в другом месте!» – он ударил кулаком по двери. – «Не усугубляй!»
«У меня есть ключ, – наконец произнёс Олег. – Я сейчас открою».
Я быстро повернула ключ в замке. Если он хотел поговорить, значит, придётся. Но уже не с позиции жертвы. Внутри что-то щёлкнуло, словно старый замок, и на его месте возникла твёрдая, холодная решимость.
Олег вошёл. В его руках был поднос: горячий чай с лимоном, мои любимые вафли. Он попытался улыбнуться.
«Я приготовил тебе ужин. Ты ничего не ела весь день».
«Спасибо, не хочу, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. – Ты мне лучше объясни, как ты представляешь себе наше будущее».
Он поставил поднос на стол. «Я же сказал, Галя. Это временно. Месяц-другой. Она встанет на ноги и уедет. А мы… мы будем как прежде».
«Ты думаешь, можно просто нажать кнопку "отмена", Олег? Ты думаешь, можно вычеркнуть всё, что ты сегодня сказал и сделал?»
«Я правда не знаю, что ещё делать! – он обхватил голову руками. – Она звонит, плачет! Аня плачет!»
«А ты не плачешь? За то, что ломаешь собственную жизнь и жизнь женщины, которая рядом с тобой?»
Он молчал. Долго.
«Хорошо, – сказала я, вставая. – Значит, план такой. Она приезжает. В гостевую?»
«В гостевую», – быстро ответил он. – «Или в твою спальню, а ты…»
«Ясно, – прервала я его. – Значит, гостевая. А мой шкаф в спальне, мои вещи… Они что, тоже станут "временно" чужими?»
Олег отвернулся. «Галя, ну хватит. Это не конструктивно».
«Конструктивно было бы тебе сказать ей "нет". А то, что ты делаешь – это предательство».
«Я не предатель! – он вскочил. – Я просто… хороший человек! Я не могу видеть, как они страдают!»
«А как страдаю я – это неважно, да? – я почувствовала прилив странных, холодных сил. – Хорошо, Олег. Пусть будет по-твоему».
Он удивлённо посмотрел на меня. «Ты согласна?»
«Я не согласна, – поправила я его. – Я принимаю твоё решение. И я тоже кое-что решила».
Я подошла к шкафу, открыла его. Начала вынимать одежду, аккуратно складывая её на кровать. Он смотрел на меня, не понимая.
«Что ты делаешь?»
«Собираю вещи. Раз уж мне суждено "временно пожить в другом месте", то я поеду не к маме».
«Куда?» – его голос стал напряжённым.
«Пока не знаю. Но точно не здесь. Завтра утром я уеду. А ты можешь поселить здесь свою бывшую жену. Мне теперь всё равно».
«Галя, ну это же глупо! – он подошёл ко мне, попытался взять меня за руку. – Я же не хотел, чтобы ты…»
«Чтобы я стала твоей безмолвной тенью? Чтобы я смирилась с тем, что в моём доме хозяйничает твоя бывшая? Нет, Олег. Я так не могу».
Я продолжала собирать вещи. Каждая вещь, каждая книжка, которую я брала в руки, отдавались болью в сердце. Но вместе с болью росла и какая-то новая, странная лёгкость.
«Я не хочу, чтобы ты уезжала!» – его голос дрогнул.
«Ты сам сделал этот выбор, Олег, – тихо сказала я. – Ты выбрал её. А я выбрала себя».
Утром, когда Олег ещё спал, я спустилась на кухню. Сварила себе кофе. Впервые за много лет я сделала это не "на автомате", не для него, а только для себя. Сидя за столом, я смотрела в окно. Дождь закончился. На улице было свежо и чисто. И на удивление… спокойно.
Я оставила на столе записку: "Ключи у консьержа. Если понадобится связаться – звони моему адвокату. Галя".
Когда я выходила из дома, в дверях я столкнулась с Олегом. Он стоял, растрёпанный, в своей выцветшей футболке.
«Ты правда уходишь?» – спросил он, и его голос был похож на голос маленького мальчика.
«Ты сам всё решил, Олег. Теперь тебе не придётся разрываться».
Я повернулась и вышла, не оглядываясь. Дверь закрылась за мной с тихим, но очень окончательным щелчком.
Продажа дома затянулась. Олег звонил несколько раз — то просил подписать какие-то бумаги, то жаловался, что Лена не торопится съезжать и теперь ему приходится её «выписывать». В его голосе я слышала не раскаяние, а усталую досаду. В итоге с помощью адвоката мы добились того, что мне отошла большая часть от продажи.
На эти деньги я купила небольшую квартиру в новом районе. В первый вечер, распаковывая коробки, я нашла ту самую выцветшую футболку Олега, которую случайно забрала. Я выбросила её в мусорный chute, не испытывая ничего, кроме лёгкой усталости.
Как-то утром, заваривая кофе, я поймала себя на том, что смотрю на солнечный зайчик на стене и не вспоминаю ни про горелый тост, ни про октябрьский дождь за окном того старого дома. Просто было тихо. И этого было достаточно.