Глава 1: Трещина в стекле
Анна смотрела в окно на унылый ноябрьский дождь, барабанящий по подоконнику. В отражении она видела свою квартиру – идеальную, как из журнала интерьеров: диван цвета беж, стерильная кухня с блестящей техникой, фотографии в рамках, где она с мужем Сергеем улыбаются на фоне пальм. Улыбки были правильными, но отстраненными, как у актеров, играющих счастье.
Сергей был хорошим мужем. Ответственным, надежным, предсказуемым. Он будил её каждое утро поцелуем в лоб ровно в семь, возвращался с работы в семь вечера, по субботам они ходили в кино или к родителям. Их жизнь была похожа на хорошо отлаженный механизм, в котором не было места случайностям. И именно эта безупречная тишина сводила Анну с ума. Ей казалось, что она медленно задыхается в вакууме их благополучия.
В тот вечер Сергей, как обычно, задержался на работе.
«Крупный проект, сам понимаешь, надо доделать отчет», – его голос в трубке звучал ровно и спокойно.
«Я понимаю», – ответила Анна, понимая, что уже ничего не чувствует. Ни раздражения, ни тоски. Пустоту.
Чтобы заглушить её, она открыла ноутбук. Пролистывая ленту в социальной сети, она наткнулась на сообщение от человека, чье имя заставило её сердце пропустить удар. Максим. Её первая любовь, университетская страсть, которую она бросила десять лет назад, выбрав стабильность и «взрослую жизнь» с Сергеем.
«Привет, Аня. Совсем случайно нашел тебя. Как жизнь?» – гласило сообщение.
Пальцы сами потянулись к клавиатуре. «Привет. Жизнь… как жизнь. Все хорошо. А ты?»
Они переписывались весь вечер. Сначала осторожно, потом все смелее. Максим рассказал, что развелся, переехал в их город месяц назад, открыл небольшую студию цифровой графики. Он писал о своих путешествиях, о проваленных проектах и неожиданных успехах. Его слова были полны жизни, той самой, которой так не хватало Анне. Он шутил, вспоминал их общие университетские проделки, и она вдруг снова почувствовала себя двадцатилетней – легкой, беззаботной, живой.
«Знаешь, а я до сих пор помню, как мы с тобой убегали с пар по литературе и пили кофе в том подвальчике», – написал он.
Анна улыбнулась, впервые за долгие месяцы – не для фотографии, а по-настоящему. «А я помню, как ты читал мне Есенина под гитару. Ужасно фальшивил».
«Зато с душой! Как насчет того, чтобы повторить? Кофе, я имею в виду. Завтра, в четыре, в том самом месте?.
Сердце Анны заколотилось с бешеной силой. Это было безумием. Предательство. Но слово «предательство» казалось таким чужим, книжным, а жажда снова почувствовать что-то – настоящее.
«Хорошо», – напечатала она, прежде чем разум успел остановить ее. «Я буду».
Когда в дверь позже обычного вошел Сергей, усталый, но с привычной улыбкой, Анна не смогла встретить его взгляд.
«Как твой день, солнышко?» – спросил он, вешая пиджак.
«Обычно», – ответила она, глядя на свои руки. Внутри все кричало от осознания того, что она только что натворила. Но под этим криком теплился странный, тревожный огонек предвкушения.
Она помогала Сергею накрывать на стол, ее движения были механическими. Он говорил о работе, о планах на выходные, а она кивала, слыша лишь обрывки фраз. Ее мысли были там, в подвальчике с выцветшими обоями и запахом свежемолотого кофе.
«С тобой все в порядке? Ты какая-то рассеянная», – нахмурился Сергей.
«Просто устала», – улыбнулась она ему той самой, правильной улыбкой с фотографий. И в этот момент она поняла, что уже начала обманывать не только действиями, но и самой собой.
Ночью, лежа рядом с храпящим мужем, она смотрела в потолок. Чувство вины грызло ее изнутри, но было и другое – пьянящее ощущение свободы. Она сделала шаг за пределы идеального, предсказуемого мира. И боялась, и жаждала увидеть, что же находится там, за его границей.
На следующее утро, собираясь на встречу, Анна дольше обычного стояла перед зеркалом. Надела то платье, которое Сергей называл «слишком нарядным для обычного дня», накрасила губы яркой помадой. Она словно примеряла на себя другую кожу, кожу той, другой Анны.
«Ты куда так собралась?» – спросил Сергей, завтракая.
«В библиотеку. Хочу взять книг», – соврала она, и комок застрял у нее в горле. Она никогда раньше не лгала ему в лицо о таких мелочах.
«Удачи», – он поцеловал ее в щеку, не глядя, уже погруженный в утренние новости на планшете.
Эта обыденность, это отсутствие внимания вдруг придали ей решимости. Она вышла из дома, и холодный влажный воздух ударил ей в лицо, но внутри горело.
Кафе оказалось точно таким, каким она его помнила – тесным, уютным, с потертыми бархатными диванами и граммофоном в углу. И он сидел за тем же столиком у окна. Максим. Повзрослевший, с морщинками у глаз, но с тем же насмешливым и немного грустным взглядом.
«Анечка», – произнес он, вставая. Его голос, низкий и бархатный, пробрал ее до мурашек.
«Макс», – выдохнула она.
Они сидели и говорили три часа. Обо всем и ни о чем. Смеялись. Молчали. Она пила капучино, он – эспрессо. И с каждым его словом, с каждой шуткой стена, которую она годами выстраивала вокруг себя, давала трещину. Она рассказывала ему о своей жизни, о пустоте, о чувстве, что она играет не свою роль.
«Ты всегда была слишком яркой для чьей-то второстепенной роли, Аня», – тихо сказал он, глядя на нее так, словно видел насквозь.
В этот момент ее телефон завибрировал. Сергей. «Когда вернешься? Заскочу в магазин, что купить к ужину?»
Реальность с ее бытом и обязанностями грубо ворвалась в хрупкий мир, который они создали за этим столиком. Анна почувствовала резкий укол стыда.
«Мне надо идти», – сказала она, поднимаясь. Ее ноги были ватными.
«Увидимся еще?» – спросил Максим. В его глазах была надежда, и она не могла ей отказать.
Она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и выбежала на улицу, под холодный дождь, который моментально промочил ее «слишком нарядное» платье. Она шла домой, и капли дождя на ее лице смешивались со слезами. Она плакала от вины, от страха, но также и от потери того кусочка себя, который только что ожил.
Дома ее ждал Сергей. Он уже разложил продукты на кухне.
«Ну что, библиотекарь наш, какие книжки взяла?» – весело спросил он.
Анна посмотрела на свои пустые руки и на мгновение застыла. Она совсем забыла про библиотеку.
«Ничего не понравилось», – выдавила она и прошмыгнула в ванную, закрывшись, чтобы он не увидел ее заплаканных глаз и не почувствовал запах кофе, который, ей казалось, исходил от нее, как признание.
Так появилась первая трещина. Маленькая, почти невидимая. Но Анна знала – с этого дня ее идеальная жизнь уже никогда не будет прежней.
Глава 2: Омут
Их вторая встреча была уже не в кафе. Максим пригласил её в свою студию – просторное лофт-пространство с панорамными окнами, за которыми медленно опускался на город вечер. Повсюду стояли мольберты с начатыми цифровыми картинами, на стенах висели странные, завораживающие изображения, а в центре комнаты мерцало несколько больших мониторов.
«Это твой мир?» – спросила Анна, чувствуя себя незваным гостем в чужой вселенной.
«Мой хаос», – усмехнулся он. «Присаживайся».
Он приготовил ей чай, поставил тихую, меланхоличную музыку. Они не говорили о прошлом, не строили планов на будущее. Они говорили о том, что болит. Анна, сама того не понимая, выложила ему всё: свое одиночество в браке, страх, что лучшие годы проходят мимо, удушающую предсказуемость каждого дня.
«Он хороший человек», – повторяла она, словно оправдываясь. «Он меня не бьет, не пьет. Он… просто не видит меня».
«А ты себя видишь?» – мягко спросил Максим.
Этот вопрос повис в воздухе. Она смотрела на него, на его руки, в которых он вертел стилус, и понимала, что хочет одного – чтобы он к ней прикоснулся. Это было низменно, грешно, но так очевидно.
И он прикоснулся. Сначала просто провел пальцем по ее запястью, словно проверяя, настоящая ли она. Потом взял за руку. Его прикосновение было жгучим, как ток.
«Аня», – прошептал он.
И она перестала думать. Думать о Сергее, о долге, о последствиях. Мир сузился до полутемной комнаты, до музыки, до его губ на её губах. Это был не поцелуй, это было падение. Падение в омут, с самого края которого она смотрела все эти годы.
Позже, лежа на широком диване, застеленном простыней, она смотрела на огни города и плакала. Тихими, бесслезными рыданиями, от которых сжималось горло.
«Я ужасный человек», – выдохнула она.
Максим молча обнял её крепче. «Ты живой человек. Ты задыхалась, а теперь сделала глоток воздуха. Пусть даже это был ядовитый воздух».
Он не обещал ей вечной любви, не клялся заменить ей мужа. И в этой честности была какая-то странная, извращенная чистота. С Сергеем они всегда играли в «идеальную пару», а здесь, в этой студии, не было никаких игр. Была лишь голая, неприкрытая правда её желания и её предательства.
С этого дня её жизнь раскололась надвое. Была жизнь «до» – та, что видят все: Анна, примерная жена, готовящая ужин, отвечающая на ласковые смски мужа, ходящая с ним по выходным в гости. И была жизнь «после» – тайная, полная лжи и адреналина. Встречи с Максимом стали её наркотиком. Она жила от одной из них до другой, а промежутки заполняла враньем.
Она научилась врать виртуозно. «Встречаюсь с подругой», «иду на выставку». Сергей верил. Почему бы и нет? Он доверял ей. И это доверие стало для неё самым тяжелым бременем.
Однажды вечером, когда они с Сергеем смотрели фильм, её телефон завибрировал. Сообщение от Максима: «Скучаю. Могу подъехать, просто постоять под твоими окнами?»
У неё перехватило дыхание. Она быстро стерла сообщение.
«Кто это?» – спросил Сергей, не отрывая глаз от телевизора.
«Реклама. Надоели уже», – ответила она, и её голос прозвучал неестественно высоко.
Сергей повернулся к ней. Впервые за долгое время он посмотрел на нее пристально, изучающе.
«Аня, с тобой всё в порядке? Ты в последнее время какая-то… другая».
«В смысле, другая?» – она почувствовала, как краснеет.
«Не знаю. Вроде бы веселая, но в то же время… далекая. Как будто ты не здесь».
«Просто устаю, наверное», – она потянулась к пульту и сделала громче. «Смотри, какой интересный момент».
Он не стал настаивать, но с того вечера в его взгляде, когда он смотрел на неё, появилась тень недоумения и легкой тревоги. Он чувствовал, что происходит что-то не то, но не мог понять, что именно. Эта тревога заставила его быть внимательнее. Он стал чаще звонить, интересоваться её планами, пытаться обнять её не по привычке, а ища отклика.
И это было невыносимо. Его забота, его пробуждающееся внимание обжигали её сильнее, чем равнодушие. Она чувствовала себя актрисой, которую внезапно осветили прожектором в самый неподходящий момент, и она забыла все свои реплики.
Однажды, вернувшись домой после дня, проведенного с Максимом, она застала Сергея на кухне. Он мыл посуду, и его спина, обычно такая прямая и уверенная, казалась сгорбленной.
«Я звонил тебе днем», – сказал он, не оборачиваясь. «Ты не брала трубку».
«Батарея села», – автоматически ответила она, чувствуя, как накатывает тошнота. Она врала ему прямо в лицо, стоя в их общей кухне, пахнущей его любимым рагу, которое он, наверное, приготовил для неё.
Он выключил воду, медленно вытер руки и повернулся. Его лицо было серьезным.
«Аня, давай поговорим. По-настоящему. Что происходит? Может, тебе к психологу сходить? Или мы куда-нибудь съездим? Вспомним молодость».
В его глазах была такая искренняя боль и такое желание всё исправить, что у Анны подкосились ноги. Она хотела крикнуть: «Да, давай съездим! Давай всё исправим! Забери меня отсюда, спаси меня от меня самой!»
Но она сказала: «Всё в порядке, Сереж. Просто осенняя хандра. Пройдет».
Она подошла и обняла его, прижалась лицом к его груди. Он пах домом, безопасностью, прошлым. А она пахла чужими духами и ветром с улицы. Он, кажется, почувствовал это чужеродное начало, потому что его объятия были не такими крепкими, как обычно.
В ту ночь она поняла, что зашла слишком далеко, чтобы просто остановиться. Она была в ловушке, которую создала себе сама. С одной стороны – муж, который, наконец, проснулся и пытался её вернуть. С другой – любовник, который давал ей то, чего ей так не хватало – ощущение, что она жива.
Она разрывалась на части, и с каждым днем трещина в её душе становилась все шире, угрожая поглотить её целиком. Она уже почти не спала, теряла вес, вздрагивала от каждого звонка. Игра стала слишком опасной.
И тогда случилось то, чего она боялась больше всего. Неожиданность пришла не с той стороны, откуда она её ждала.
Она как раз собиралась на встречу с Максимом, когда в дверь позвонили. Думая, что это курьер, она открыла, не глядя в глазок.
На пороге стояла невысокая, строго одетая женщина с пронзительным взглядом.
«Анна?» – вежливо, но холодно спросила незнакомка.
«Да?»
«Меня зовут Виктория. Я жена Максима. Можем мы поговорить?»
Мир замер. Звон в ушах заглушил все звуки. Анна смотрела на эту женщину и не могла вымолвить ни слова. Максим… развелся? Он сказал, что он развелся.
Всё, что она строила – все оправдания, вся борьба, вся боль – рухнуло в одно мгновение, обнажив уродливую, пошлую правду.
Она была не единственной, кто жил двойной жизнью.
Глава 3: Дно и начало
Анна молча пропустила Викторию в квартиру. Та прошла на кухню, ее взгляд скользнул по идеальному порядку, по фотографиям с Сергеем, и на ее лице промелькнуло что-то похожее на горькую насмешку.
«Присаживайтесь», – выдавила Анна, ее голос звучал чужим и дребезжащим. Ноги были ватными.
Виктория села, положила сумочку на колени и выпрямила спину. В ее осанке читалась не злость, а усталое, холодное достоинство.
«Я не буду кричать и обвинять, Анна. Это бессмысленно. Я пришла, чтобы сказать вам одну простую вещь: прекратите. Оставьте моего мужа в покое».
«Он… он сказал, что вы развелись», – прошептала Анна, и эти слова прозвучали так жалко и глупо, что ей стало стыдно за себя.
Виктория усмехнулась, коротко и беззвучно. «Конечно. Это его любимая сказка для таких, как вы. Мы не разведены. У нас двое детей. Сыну четыре года, дочке – шесть месяцев».
Каждое слово было как удар хлыстом. Шесть месяцев. Значит, когда Максим писал ей ночами нежные сообщения, признавался в том, что все эти годы помнил ее, его жена была беременна. Когда они встречались в его студии, у него дома был новорожденный ребенок.
Тошнота подкатила к горлу. Анна схватилась за край стола.
«Я все проверяла», – глупо проговорила она, глядя в стол. Социальные сети Максима были чисты, он тщательно скрывал любые следы семьи.
«Он это умеет», – кивнула Виктория. Ее глаза были сухими, но в них стояла такая бездонная боль, что Анне стало невыносимо. «Он художник. Врет виртуозно. Я знаю о вас уже месяц. Видела ваши переписки в его телефоне. Ждала, что он одумается. Но, видимо, нет».
Она встала.
«Я люблю его. И я буду бороться за свою семью. Но если вы не прекратите, я пойду к вашему мужу. У меня есть скриншоты. Я не хочу этого, мне жаль вас и его. Но я сделаю это».
С этими словами она повернулась и вышла, оставив за собой запах дорогих духов и гробовую тишину.
Анна не помнила, как провела следующие несколько часов. Она сидела на том же стуле, смотря в одну точку. Весь ее роман, вся «любовь», вся «встреча с самой собой» – все это оказалось грязным, пошлым фарсом. Она была не вдохновительницей, не музой. Она была одной из многих. Глупой, обманутой женщиной, которую использовали для развлечения.
Она не чувствовала даже вины теперь. Только омерзение. К Максиму. К себе.
В голове стучало: двое детей, шестимесячная дочь. Она представляла лицо Сергея, если бы он все узнал. Его честные, доверчивые глаза. И она понимала, что не может этого допустить. Ценой чего бы то ни стало.
Она взяла телефон дрожащими руками и написала Максиму. Всего одну фразу: «Твоя жена была у меня. Все кончено. Никогда не связывайся со мной снова».
Она заблокировала его номер, удалила все контакты, все фотографии. Это был не жест отчаяния, а механическое действие по очистке зараженного пространства.
Когда вернулся Сергей, она все еще сидела в темноте.
«Аня, что случилось? Ты больна?» – его голос был полон немедленной тревоги. Он подошел, включил свет и увидел ее лицо. «Боже, ты вся бледная!»
Он опустился перед ней на колени, взял ее ледяные руки в свои.
«Сережа…» – ее голос сорвался. Она смотрела на него, на морщинки у его глаз, на знакомую родинку на щеке. На того самого человека, которого она чуть не разрушила ради мифа, придуманного лжецом.
Она не сказала ему правды. Не потому что была трусливой, а потому что внезапно, с кристальной ясностью, поняла: рассказать – значит не очиститься, а переложить на него свою ношу. Сделать его заложником ее ошибки, отравить его жизнь этим знанием. Его доверие было оружием против него самого.
«Я… я чуть не совершила ужасную ошибку», – тихо сказала она, глядя ему в глаза. Это была правда. Самая чистая правда за последние месяцы.
Он сжал ее руки крепче. «Какую?»
«Я… думала уйти от тебя», – выдохнула она, и хлынули слезы. Настоящие, горькие, очищающие. «Мне было так одиноко, так пусто… И я думала, что это выход».
Он замер. Боль промелькнула в его глазах, но не гнев. Растерянность и боль.
«Почему ты не сказала?» – прошептал он. «Аня, почему ты молчала?»
«Я не знаю… Я не знаю…» – она рыдала, прижавшись лбом к его груди.
Он не спрашивал, был ли кто-то еще. Он просто держал ее, качал, как ребенка, и шептал: «Все, все. Я здесь. Мы все исправим».
И в этот момент она поняла, что его любовь – это не предсказуемый график и не идеальная картинка. Это была тихая, непоколебимая сила, которая была готова принять ее даже с такой чудовищной правдой-полуправдой. Максим давал ей адреналин, острые ощущения. А Сергей давал ей дом. И сейчас ей был нужен именно дом.
Прошло полгода. Они не поехали в отпуск, не стали менять обстановку. Они начали все с чистого листа, но не убегая от прошлого, а строя поверх него.
Они стали говорить. По-настоящему. Анна рассказала ему о своей тоске, о чувстве потери себя. Сергей, в свою очередь, признался, что погрузился в работу, чтобы не видеть проблем, что ему тоже было страшно и одиноко. Они открыли в себе и друг в друге незнакомых людей.
Их жизнь перестала быть идеальной. Иногда по ночам Анна просыпалась в холодном поту, вспоминая все, и Сергей, не спрашивая ни о чем, просто держал ее за руку. Иногда в его глазах проскальзывала тень недоверия, и тогда она терпеливо ждала, пока она уйдет.