Часть 9. Глава 129
Делиться с начфином Кнуровым, лишившимся жизни по собственной глупости, уже не требовалось. Потому всё, что майор медицинской службы Прокопчук получал в виде взяток за липовые ранения, стекалось к нему. Сначала то был тоненький ручеёк, вскоре он стал потолще, и примерно через три месяца денег накопилось так много, что они даже перестали помещаться в металлический ящик. Пришлось часть перенести в свою комнату в жилом модуле.
Ренат Евграфович сидел за столом и внимательно пересчитывал купюры, перекладывая их из одной стопки в другую. Каждая пачка, аккуратно перевязанная резинкой, напоминала ему о том, как ловко он умеет управлять ситуацией и людьми. В этом занятии было что-то почти ритуальное: проверка, порядок, уверенность. Решение о отпуске назревало постепенно. Это было не столько желание отдохнуть, скорее логическое следствие того, что деньги требовали перемещения, свободы от стен прифронтового госпиталя. Прокопчуку не терпелось положить их на счёт, притом он задумал поместить их в разных банках и не только в рублях, но и конвертировать в валюту. Так, на всякий случай.
Доктор отложил купюры, выпрямился в кресле и на мгновение посмотрел на дверь, запертую изнутри с оставленным в личинке ключом. Ни одной мысли о том, что кто-то мог бы воспрепятствовать его планам, не возникло. Всё было рассчитано. Спокойно, без спешки, Ренат Евграфович встал, взял недавно купленный в райцентре чемодан и аккуратно проверил ручку: плотная, крепкая, удобная.
Затем Прокопчук направился к кабинету начальника госпиталя. Полковник Романцов, как всегда, сидел за столом, внимательно изучая бумаги и, как и прежде, слева от него парил большой бокал с чаем. Ренат Евграфович тихо постучал в приоткрытую дверь и вошёл.
– Олег Иванович, здравия желаю, – сказал он ровным, спокойным голосом, – прошу отпустить меня в отпуск на пару недель. Устал просто страшно. Психика не выдерживает. Боюсь, перегорю. Насчёт отделения не беспокойтесь, я уже распорядился, переложил полномочия, всё останется под контролем, всё будет в порядке.
Полковник поднял глаза, внимательно посмотрел на майора.
– Уверены? Справится ваша заместитель, не оплошает?
– Честное слово офицера, – улыбнулся Прокопчук. – Я же не на полгода, всего на пару недель. С вашего разрешения, разумеется, товарищ полковник.
Романцов кисло улыбнулся. Он понимал, что майор откровенно наглеет. Отпуск ему, конечно, полагался. Но решать этот вопрос имел право только он, Романцов, а не с подачи подчинённого. Однако не захотелось начинать спор с тем, кого в госпитале по праву считали человеком кляузным: Прокопчук запросто мог и анонимный рапорт в штаб группировки накатать, а потом сделать вид, мол, не его рук дело. Да и связи у него имелись.
– Хорошо, Ренат Евграфович, – сдался Олег Иванович. – Санкционирую вам отпуск. Пару недель вдали, и вернётесь с новыми силами. Давайте заявление, подпишу.
Прокопчук, получив согласие полковника, вернулся в кабинет, снова проверил содержимое чемодана и чуть сжал ручку. Внутри его сердце ликовало. Наконец свобода! Четырнадцать дней без этих воплей и вони! Он вышел в коридор, на миг остановился, будто оценивая расстояние до выхода. Его взгляд скользнул по стенам отделения, по знакомым дверям, по коллегам, которые выполняли свои привычные обязанности, не замечая его внутреннего решения. Всё было спокойно. «Да пошло оно всё к чёртовой матери», – мысленно хмыкнул Ренат Евграфович и пошёл готовиться к поездке.
***
Сутки спустя он сделал первый шаг к старенькому пассажирскому автобусу, потом второй. Каждый отдавался в сознании, как счёт: «Я свободен, словно птица в небесах. Я свободен, я забыл, что значит страх. Я свободен с диким ветром наравне. Я свободен наяву, а не во сне!» напевал он мысленно. Чемодан в руке, его приятная тяжесть, новые почти безграничные возможности – всё это стало началом его отпуска, и того, что майор Прокопчук считал стартом его новой жизни.
Ренат Евграфович подошёл к автобусу, внимательно осмотрел местами покрытую ржавыми пятнами дверь, аккуратно поднял чемодан и поставил перед собой.
– Чемодан надо убрать в багажный отсек, – сказал водитель, среднего роста мужчина лет сорока в спортивных штанах, футболке и кроссовках.
– Нет, там ценные вещи, – отказался Прокопчук.
– Тогда оплачивайте дополнительное место и везите рядом.
– Послушайте! Я – майор медицинской службы, – начал психовать Ренат Евграфович.
– И чё? – хмыкнул водитель. – А я – старший сержант танковых войск. Будем спорить?
Майор вдруг понял, что лучше внимания не привлекать. Он наклонился и прошептал:
– Ладно, дружище, не кипишуй. Договоримся? По-свойски, а?
– Проходи на свободные места, – мотнул головой водитель.
Прокопчук кивнул и прошёл в салон. Войдя внутрь, он выбрал место у прохода, чтобы чемодан удобно лежал на сиденье около окна. Он постарался расслабиться: автобус еще стоял, водитель неторопливо проверял документы, пассажиры подтягивались один за другим. Каждое движение окружающих Ренат Евграфович наблюдал с лёгким подозрением. Не забылся острый взгляд особиста Черных, который, к счастью, внезапно уехал, прихватив с собой рядового Раскольникова. Разумом Прокопчук понимал, что здесь, в этом автобусе, никто не представляет для него угрозы, но внутри всё-таки ворочался червячок сомнения.
Когда машина наконец тронулась, колёса заскрипели на ухабах, салон наполнился вибрацией. Прокопчук слегка сжал ручку лежащего рядом чемодана, чтобы почувствовать его присутствие рядом. Каждый толчок и скрип амортизаторов, шум шин по асфальту и гул двигателя усиливали ощущение движения, притом не только физического, но и внутреннего: майор ощущал, как удаляется от пространства, где всё было слишком зыбко и опасно, в мир, который теперь казался ему полным разных возможностей.
Чтобы не заскучать в пути, Ренат Евграфович тайком наблюдал за пассажирами. Кто-то уткнулся в экран смартфона, кто-то пытался уснуть, кто-то достал из сумки еду и жевал. Для Прокопчука всё это казалось мышиной вознёй. То ли дело он, майор медицинской службы! Занимается важным делом – спасает людей на передовой и, в особенности, помогает тем из них, кто хочет вернуться обратно не просто живым и здоровым, а еще и заработать денег. «Разве это плохо? – рассуждал Ренат Евграфович. – Люди идут в зону боевых действий не ради того, чтобы Родину защищать, глупости всё это. Они контракты из-за денег подписывают, и только-то. Ну, а раз так, им помочь получить от государства – не грех».
Пара часов дороги прошли медленно. Автобус трясся на ухабах, сиденья скрипели, монотонный гул мотора убаюкивал. Пассажиры постепенно переставали двигаться: кто-то сонно прикрыл глаза, кто-то опустил голову на спинку сиденья, кто-то лениво перебирал сумки. Пейзаж за окном менялся едва заметно: поля, редкие деревья, сельские домики…
Прошло еще минут двадцать, и прямо за спиной Прокопчука послышалась возня. Майор обернулся: сидящий у окна одинокий старик лет семидесяти пяти начал слегка покачиваться, сначала еле заметно, а потом всё сильнее. Он сжал грудь руками, лицо его побледнело, губы сжались, дыхание стало прерывистым. Другие пассажиры, сидящие через проход, заметили это и начали перешёптываться. Неожиданно старик обмяк.
– Ой, что это с ним?! – воскликнула полная женщина. – Кажется, ему плохо! – она встала, подошла к старику, попыталась его приподнять, но тот оставался без сознания. – Водитель! Тут мужчине плохо! Остановите! – закричала она через весь салон.
Прокопчук сидел и смотрел в окно, делая вид, будто ничего прямо за ним не происходит. Его лицо оставалось неподвижным, глаза холодными и внимательными одновременно, но ни один мускул не выдал ни капли волнения.
Пассажиры шумели всё сильнее, кто-то пытался поддержать старика, кто-то вытаскивал телефон, но Прокопчук не вмешивался. Он молчал, не произнося ни слова, и даже больше не поворачивал головы. В его сознании это было сценой, к которой он не имел никакого отношения. Его мир оставался в чемодане рядом, в ощущении движения, в мыслях о предстоящем отпуске, а не в чужих проблемах и страхах.
Вскоре автобус остановился, двое мужчин из числа пассажиров подняли старика и вынесли из салона. Кто-то расстелил плед на траве, на него и опустили худое тело. Пришлось ждать, пока подъедет «Скорая помощь». К тому времени, – прошло минут сорок, благо от небольшого городка оказались рядом, – дед открыл глаза, вроде как пришёл в себя. Ему расстегнули рубашку на груди, обтёрли лицо водой, а та полная женщина обмахивала его лицо платком, хотя вокруг и так было довольно прохладно – на юге осень порой долго тянет за собой лето.
Медики оказали старику первую помощь, погрузили на каталку, но, прежде чем увезли, водитель автобуса не забыл открыть багажное отделение и передал медикам небольшой рюкзак пассажира. Потом «Скорая помощь», включив мигалку, но без сирены, покатила по дороге. Прокопчук проводил её равнодушным взглядом.
В Ростове-на-Дону он вышел из автобуса, не забыв сунуть водителю купюру за возможность ехать в гордом одиночестве, отошёл в сторону и оглянулся вокруг. Пассажиры разошлись в разные стороны, погружённые в свои дела, а он, распрямив плечи, зашагал уверенно: чемодан в руке, взгляд холодный и внимательный.
На такси, не поскупившись дать «бомбиле» чуть ли не вдвое против стандартной суммы за поездку, Ренат Евграфович доехал до расположенного в центре города отеля. Водитель, заметившему нетерпеливый вид и строгость пассажира, лишних вопросов не задавал. Майор же молчал, погружённый в свои мысли. Каждая секунда дороги тянулась медленно, и для Прокопчука это было частью ритуала: контроль, расчёт, власть над обстоятельствами.
Прежде чем зайти в высотку гостиницы, майор зашёл в стоящий рядом ресторан и сел за столик у окна, поставив чемодан так, чтобы ощущать его ногой. Официант, не осмеливаясь нарушать личное пространство гостя, принёс меню, но Прокопчук уже знал, что выберет. Самый дорогой коньяк – без раздумий. Он медленно налил себе бокал, изучая тёмный янтарь, и сделал первый глоток. Сразу ощутил тепло, лёгкую горечь, и, наконец, позволил себе расслабиться.
За окнами суетились люди и машины. Всё это казалось Ренату Евграфовичу маленьким, ничтожным, почти игрушечным. Он испытывал неподдельное удовольствие от того, что теперь находился вне привычного круга госпитальной рутины. Пообедав, Прокопчук снял номер, но едва собрался принять душ после дороги, как зазвонил телефон.
– Да?
– Здравствуйте, – прозвучал загадочный женский голос. – С девушкой отдохнуть не желаете?
Ренат Евграфович напряг память. Кажется, внизу, в холле, сидели несколько накрашенных девиц, которые показались ему из той самой категории – низкой социальной ответственности. Он прошёл мимо, не удостоив их отдельного взгляда. Они же, видать, заметили одинокого мужчину, вот и решили предложить свои услуги. Майор было подумал «А почему бы и нет?» Но тут же помимо воли ответил:
– Нет, спасибо, – и положил трубку. Его взгляд упал на чемодан с деньгами. «Не хватало еще, чтобы какая-нибудь местная… меня обокрала! Не прощу себе этого», – решил он и, прихватив поклажу с собой, поставил ее в ванной комнате, чтобы постоянно была перед глазами.
Всё учёл майор Прокопчук, кроме одного: внутри чемодана, на самом дне, спрятанный за подкладкой, исправно посылал сигнал крошечный датчик геопозиционирования. Это сделал Графит перед тем, как майор покинул госпиталь. Сам он вместе с Колосом не мог покинуть пределы воинской части, потому получали информацию о местонахождении Рената Евграфовича таким хитрым способом.