Глава 63.
Начало 1922 года
- Я, Фрол Матвеич, даже и не надеялся столько добыть! — Геся в изумлении смотрел на кучу пойманной рыбы, ещё живой, ещё трепыхающейся и пытающейся выскочить из просторного верёвочного садка. — Где ты научился так рыбачить?
- Жизнь научила, - пожал плечами Фрол.
- Она, матушка, и не такому научит! — с высокого берега спускался монах.
- Сергей! — радостно вскрикнул Фрол. — Брат Севериан! Давно не виделись!
- Здравствуй, здравствуй, Фрол Матвеич! И ты, Геннадий, будь здоров!
- Здравствуй… те… Откуда вы знаете моё имя? — растерялся Геся.
- Как же не знать? Ты михайловский житель, и мы там не чужие.
Геся сник… Слава местного пьяницы шла за ним по пятам…
- Ты у Верховцевых наличники резал на новый дом, - продолжал Сергей. — И Соловьёвым избу сложил — как игрушечка изба, глаз не отвести. Дал тебе Господь дар великий, Геннадий. Ты теперь, верно, ребят обучаешь искусству своему?
- Ннет… - смущённо пробормотал Геся.
- Ребята у нас покуда грамоте учатся да счёту, - объяснил Фрол. — Привыкают жить в порядке и повиновении. Только и работы у них — в спаленках своих чистоту наводить, двор в аккуратности содержать, да дрова пилить и рубить. Этого им с головой хватает. А мы с Геной за ними приглядываем да помогаем, ежели у кого силёнок не хватает или времени. В метель вот, правду сказать, Аглая девочек обучала рукоделью. На улицу не выйти, времени много, чем ещё заниматься!
- Ничего, всему обучите! А что это вы решили рыбу ловить? — Сергей посмотрел на трепещущий садок.
- Ребятишек подкормить бы надо, - вздохнул Фрол. — Голодные они.
- Что, разве не доставляют вам продовольствия? — голос монаха стал осторожно-вкрадчивым.
- Доставляют исправно. Но то ли мало доставляют, то ли ещё чего, однако дети полуголодные. Заходил я в трапезную, смотрел, в плошках у них и в самом деле не шибко густо. А они растут, им только давай сейчас!
- С едой нынче у всех беда. А повар… часом не подворовывает ли?
- У сироток-то?! — всплеснул руками Фрол, а потом уже спокойнее продолжил. — Мне и самому такое в голову приходило, приглядывался я к нему. Только он из монастыря всегда выходит с пустыми руками. Ежели бы, к примеру, он украл чего, то украденное вынести не смог бы.
- А ты ему вслед смотрел, когда он из ворот выходит?
- Нет… Зачем? — удивился Фрол.
- И вдоль стен не ходил, не осматривал?
- Чего их осматривать? Там же снегу выше макушки! Постой, ты о чём подумал-то? На внешнюю сторону окон нет, выкинуть краденое неоткуда!
- Ну да, ну да… - согласился Сергий. — Только бойницы в стене есть для обороны монастыря. Закрыты они до времени, камни вложены в них плотно подогнанные. В нужный час открывай и стреляй в нападающих, лей кипяток или смолу. Только мало кто знает о них.
- Вот так да, - Фрол засмеялся. — Я смотрю, монастырь много секретов в себе хранит! Бойницы, тайники…
- Тайники? — Сергей прищурился. — Или нашёл чего?
- Книги в одной келье обнаружились. Себе взял, читаю на досуге. Ты не думай, я со всею аккуратностью с ними. И храню в железном сундучке под иконами в красном углу.
- Нашёл, и слава Богу! — махнул рукой монах. — Так ты думаешь, что повар не крадёт провизию?
- Утверждать не стану, только вынести краденое и в самом деле нет никакой возможности. Послушай, брат Севериан, про наших-то ничего не слышно? Про отца твоего Константина, про Варфоломея с Михайлой? Про Алёшу с Прохором?
- Как не слышать… Прохор в бою погиб, в Забайкалье где-то остался лежать…
Фрол перекрестился. Ещё одно имя в помянник…
- Алексей живой, в Омске сейчас. Наведывался как-то к Зое.
- Что ж ко мне-то не заглянул?! — всплеснул руками Фрол.
- Да он недолго пробыл. Вечером приехал, а утром обратно умчался.
- Ты, когда он снова наведается, напомни ему про меня, сделай милость!
- Напомню. Отец наш Константин вернулся. Я ведь, Фрол Матвеич, для того и шёл в монастырь, чтобы с тобой о нём поговорить. Хочет он к тебе в гости нагрянуть, да только сомневается, можно ли.
- Сомневается?! Кому какое дело, если ко мне близкий человек придёт! Жду его, жду с нетерпением! — обрадовался Фрол.
- Ну, а про всё остальное, он тебе и сам расскажет! — улыбнулся монах.
Рыба в садке трепетала всё слабее. Геся потянул за край сети, потащил наверх, к стоящим на берегу саням.
- Постой, постой, Гена! — метнулся к нему Сергей. — Не порвалось бы!
- У евангельских рыбаков не порвалась, и у нас не порвётся! — осмелился Геся.
- Неужто читаешь Евангелие? — изумился Сергей.
- Читаю… - смутился Геся. — Фрол Матвеич дал книгу.
- Вот и правильно! А поддержать садок всё-таки надо, чтобы об коряги да камни не разодрать. На Господа уповай, однако своё дело делай с умом, иначе Божья помощь тебе не во благо, а на осуждение будет.
- Это как? — изумился Геся.
- Тебе Сам Господь помогает, а ты не сумел сделать порученное дело достойно. Грех, видишь, тебе будет!
Геся испуганно перекрестился, обеими руками уцепился за сеть.
Наконец садок был уложен в сани, и Сергий, расцеловавшись с Фролом и благословив Геннадия, пошёл по узкой тропинке вдоль берега.
«Странно… - подумал Фрол. — Тропинка хорошо утоптана, даже в пургу её не замело. Как будто бы кто-то по ней часто ходит. А кому нужно здесь ходить? Деревни далеко, приютские сюда не суются. Странно...»
Повар Акинфий Подушкин улову очень обрадовался. Давно уже просила его старая мать хорошей рыбы, давно грезила запечённым окунем. На рынке была рыба, да всё не та. Сколько ни пыталась Акинфиева жена купить — всё впустую: то суха, то вонлива, а деньги потрачены. Да где их, те деньги, брать? Платит приют ему жалованье, а всё копейки.
Был Акинфий сыном зажиточного крестьянина, мог бы жить с отцовским капиталом припеваючи, приумножая доставшееся ему наследство, однако деревенское бытие ему с юности не мило было. Подался он в город и, претерпевая многие лишения и обиды, стал учиться поварскому ремеслу, поступив учеником на кухню в хорошем трактире. Да не так учился, абы лишь бы, а старательно. Да и как не станешь стараться, если за любой промах от поваров по морде получаешь! Свернут, бывало, мокрое полотенце жгутом, внутрь для крепости картофелину сунут, и ну этим полотенцем по физиономии лупить! А ты не зевай! Сам виноват! Но Акинфий не жаловался, все премудрости постигал с большим рвением. Мысль у него была — сперва выбиться в уважаемые повара, а потом как Бог даст — или в приличный дом к богачу какому, или в модную ресторацию. Накопить денег и самому открыть хорошее заведение — с музыкой, певцами по вечерам и отменной кухней.
Поначалу так оно и шло — взяли его поваром сначала в трактир, где часто бывали торговые люди и разбогатевшие старатели с приисков. Потом он сумел угодить именитому купцу, случайно оказавшемуся в трактире, и тот сделал ему протекцию в приличный ресторан. Пополнялся счётец в банке, укреплялись надежды открыть однажды своё дело. Акинфий женился, родились у него две дочки, а тут в Петербурге грянула революция. Разразилась прямо-таки как гром среди ясного неба.
Сперва ничего — ну, отрёкся царь, и что? Свято место пусто не бывает. К тому же говорят, что скомпрометировал себя Император всякими глупостями. Вон, в газетах чего только о нём не пишут! Для чего ему было с Распутиным связываться? Лександра Фёдровна ладно, её дело бабское, а Николаю-то что до него? Ну, что же делать, так сложилось всё. Убили какие-то люди Гришку, и ладно. Ушли Романовы, и Бог с ними. И без него не хуже проживём. Однако «не хуже» не получалось. Неладное творилось в стране. А потом и вовсе всё рухнуло. Пропали банки, а вместе с ними и накопления.
Акинфий рыдал, катался, выл, когда понял, что каторжный труд нескольких лет его жизни пошёл прахом. Что не будет уже в его жизни богатой ресторации с музыкой, не сидеть ему в модном кустюме на видном месте, не принимать благодарностей от клиентов. Дома жена, две дочери и старая, выживающая из ума мать. И их надо как-то кормить и одевать. Он крутился, честно трудился и зарабатывал свой хлеб. Он нанимался поваром к офицерам, потом они уходили, приходили в город другие части, и он снова нанимался. Кто-то платил ему, кто-то нет — ты, мол, каналья, и так от нас кормишься. Это они намекали, что он часть продуктов забирает себе. Ну и забирал! От них не убыло. Ради голодных глаз детей и старой матери чего только не сделаешь!
Потом пришли красные, и он снова сунулся к офицерам, то есть красным командирам, но его турнули. Потому что не чета они были настоящим офицерам, неотёсанными дубинами они были и в высокой кухне ничего не смыслили. Кашу вместе с простыми красноармейцами жрали. Тьфу, смотреть на них тошно!
Сунулся Акинфий искать место в трактире — уже все места заняты. А тут предложили пойти поваром в открывающийся сиротский приют. Далеко, правда, от дома, от семьи, однако дело прибыльное. На сирот всегда отсыпАли щедро, было, чем разжиться.
Сирот Акинфий ненавидел. Грязные воришки, наглые и подлые. Сбившись в стаю, они не боялись ничего и никого, они способны были испортить жизнь любому нормальному человеку. Однажды эти мерзавцы напали на дочек Акинфия и сняли с них тёплые шубки и валенки. А в приюте приходилось улыбаться им и желать приятного аппетита.
Первая же поставка привезла продуктов больше, чем Акинфий ожидал. Целое богатство! Глаза Акинфия разгорелись, перед взором его предстали голодные мать и девочки. Про жену он не думал, хотя и она сыта не была. Но как отправить частичку этого великолепия домой? Через ворота не вынесешь. На воротах мерзкий старик, возомнивший себя святошей и непрестанно извергающий из себя всякие до тошноты правильные банальности. Может быть, можно выкинуть мешочек в окно за пределы монастыря, а потом забрать его? Но окон не было. Все окна только внутрь двора.
Акинфий в тоске ходил вдоль стены. Стрекотали в траве кузнечики, жужжали вездесущие мухи… А что там, наверху стены, за странные выступы? Вот тут… Вроде как камень неровно уложен. Или не уложен, а вставлен после? Эти выступы повторяются через равные промежутки. Для чего они? Нельзя ли их вынуть?
Ночью Акинфий пробрался на верхний этаж настоятельского корпуса. Тихо, пустынно, ни души… Все спят по своим кельям. Акинфий ещё раз прошёлся по коридорчику, потом прибавил света в лампе. Если эти выступы на самом деле камни, вставленные в отверстия, то их легко будет найти. Раз… два… вот! Акинфий повернул рычажок, и камень выехал из паза, открыв довольно просторное отверстие в стене. Ах, какое же счастье! Слава Тебе, Господи, что дал мне найти выход. Вниз, под стену, полетел мешок, в котором на первый раз лежали фунт муки и полфунта сахара. На другое утро Акинфий спешно отпросился домой. Выйдя из ворот, он прошёл вдоль стены, забрал мешок и двинулся к дороге.
С тех пор прошло немало времени. Акинфий теперь уже не бегал домой сам. Приезжала из города жена, и в назначенное время он выкидывал из бойницы посылочку, уверенный, что дойдёт она точно по назначению.
Акинфий посмотрел на рыбу. Вот этого окунька, и вот этого. Ого, сомик… Небольшой, но хороший. Матери понравится.
- Сомика-то на уху хорошо бы! — сказал вдруг Фрол.
- А? А, да, уха хорошая выйдет, - согласился Акинфий.
Хорошая, только не для этих голодранцев. Им всем самое место на каторге. Ничего, и из щуки похлёбку съедят!
Всё было хорошо. Одно тревожило Акинфия — призрак чёрного монаха. Сперва Акинфию стало казаться, будто бы где-то далеко служба идёт. Вроде как панихида, и слова заупокойные звучат. Звенит кадило, пахнет ладаном. Что бы это значило? Однажды Акинфий даже заметил удаляющийся чёрный силуэт. Перекрестился в страхе, замахал руками ему вслед: «Изыди, нечистый!». Несколько дней призрак не появлялся, потом снова — панихида вдалеке и звон. Случалось это чаще всего в те дни, когда Акинфий выбрасывал в бойницу гостинцы. Ну, по-другому и быть не могло. Ведь в другие дни он мирно спал в своей постели и не бродил по тёмным коридорам и монастырским кладовым.
На всякий случай Акинфий велел жене привезти из дома свой револьвер. Оружие это хранилось у него ещё со времён Колчака. В тот раз какие-то офицеры не заплатили ему за работу, и он, уходя, прихватил оружие спящего пьяного казака из охраны. Хранился револьвер у него дома в подполе, а теперь решил неудавшийся ресторатор держать его при себе.
- Ну, Фрол Матвеич, несите рыбу в холодную кладовую! — деловито скомандовал он. — Сегодня к ужину изжарю карасей, а завтра как раз и ушицу приготовлю.
- Так ты сома, сома в уху клади! В нём навара много! — смущаясь, радовался Геся.
- Непременно! — мотнул головой Акинфий.
«Каторжанскому отродью ещё сома класть! — подумал он. — Хватит с них щук».
Ночью, когда все уснули, он взял фонарь и направился по тёмным коридорам в холодную кладовую.
- Вот это оставлю, это оставлю… - бормотал он. — А вот эту в сторонку… Эх, хороша…
Вдруг боковым зрением он увидел тёмную фигуру.
- А? Кто здесь?!
- Воруешь? — раздался тихий замогильный голос. — У детей крадёшь?
- Ах ты, чёртов монах! — закричал Акинфий и сунул руку в карман за револьвером. — И откуда ты здесь взялся на мою голову?!
- Ты оскверняешь обитель… - прошелестел голос.
- Чем?! — Акинфий вытащил наконец вытащил револьвер, взвёл курок. — А ну, где ты?
Монаха на прежнем месте не было, но тень колыхнулась где-то сбоку. Тихий смех его слышался словно бы отовсюду и ниоткуда.
- Ну, выходи! Поговорим! — зубы Акинфия стучали. — Ну, что тебе нужно, а? Почему ты мне покоя не даёшь?
- Ты оскверняешь обитель… - шёпот раздался над самым ухом несчастного повара.
- Оставь меня, оставь. От них не убудет, а у меня дома семья. Мне кормить их надо!
- Грехом семью свою кормишь. Грехом… Лучше бы тебе змею ядовитую дать им, чем краденое у сирот.
- Змею?! Ты бы дал детям своим змею? Хотя откуда тебе знать! Ты жизнь прожил без жены и детей, без забот. Знай себе молись! Оставь меня! Лежи в могиле и не трогай живых.
Призрак тихо хихикнул и переместился в угол.
- Грех тебе, Акинфий. Грех!
- А ну, пошёл вон! Стрелять буду!
- Стреляй! — снова хихикнул монах. — Сюда придут и начальник, и старик врАтарь, и много других. Покажи им, что ты успел украсть.
- Аааа… - в бессильной злобе Акинфий бросил револьвер на землю, и вдруг словно озарение нашло на него. — А что это я тебя боюсь? Что ты мне сделаешь? Ты всего лишь призрак. Ну, пошёл вон!
Не обращая внимания на монаха, он отложил самую лучшую рыбу в торбу и спрятал её в углу за большим ларём. Туда же, где лежали уже мешок с тремя пудами муки и мешок гречневой крупы.
- Вот и хорошо. Завтра мои подарки отправятся по назначению! — с саркастической улыбкой сказал он. - А ты, монах, можешь приходить сколько хочешь. Всё равно ничего не добьёшься.
Акинфий отряхнул дрожащие руки и вышел из кладовой. Ключ со скрежетом повернулся в замочной скважине.
- Ну что же, - вздохнул Сергей. — Не понимаешь по-хорошему, будем бороться с тобою иначе.
Он сдвинул на стене едва заметный рычажок, шагнул в тихо открывшуюся дверь, снял со стены фонарь. Перед ним был длинный узкий коридор, выходивший к реке. К тому самому месту, где сегодня он ненароком встретил Фрола с несчастным и добрым Гесей. Кажется, Фрол что-то заподозрил, когда увидел тропинку. Ну ничего, он, даже если и поймёт что-то, никому не выдаст. А старый монастырский подземный ход ещё не раз сослужит монахам добрую службу.
Продолжение следует... (Главы выходят раз в неделю, обычно по воскресеньям)
Предыдущие главы: 1) В пути 62) Рождество
Если по каким-то причинам (надеемся, этого не случится!) канал будет
удалён, то продолжение повести ищите на сайте Одноклассники в группе Горница https://ok.ru/gornit