Если бы можно было измерить расстояние между славой и гибелью, оно, наверное, равнялось бы шагу. А иногда одному неверному шагу вниз по ледяной стене.
1970 год. Нангапарбат. Именно туда на южную, Рупальскую стену, отправились братья Месснер. Райнхольд и Гюнтер. Два человека, связанные кровью, но разделённые выбором, который потом десятилетиями будут разбирать исследователи, суды, газеты и даже психологи.
Дом, где пахло снегом
Райнхольд Месснер (Reinhold Andreas Messner) родился в 1944 году в итальянском городке Брессаноне (Бриксен), у подножия Доломитовых Альп. В их доме всегда пахло снегом, керосином и книгами. Отец, строгий школьный учитель, привил сыну дисциплину и любовь к горам. Мать — тихую, но непоколебимую веру в то, что характер сильнее обстоятельств.
К горам Райнхольд пришёл рано: в пять лет он уже карабкался по камням за домом, в тринадцать уже стоял на вершинах трёхтысячников. Его младший брат, Гюнтер, родившийся двумя годами позже, во всём старался не отставать. Между ними всегда было что-то вроде соревнования. Не за награды, а за доказательство, кто из них смелее.
Вдохновением для Райнхольда стал Герман Буль — легендарный австрийский альпинист, первым покоривший Нангапарбат (Нанга-Парбат) без кислорода. Буль погиб в Гималаях, но его принцип «минимализма» — подниматься без лишних грузов, полагаясь на силу и ум, укоренился в юном Месснере.
Он мечтал идти так же: легко, быстро, без тяжёлых экспедиций и складов с провизией.
Двое против мира
К концу 1960‑х братья уже были известными в альпинистских кругах Европы. За их плечами: Доломиты, швейцарские вершины, Анды в Перу. Райнхольд преподавал в школе, подрабатывал гидом, писал статьи о альпинизме, Гюнтер работал инженером и копил деньги на собственное снаряжение.
Когда Немецкий альпклуб объявил о наборе в экспедицию на Нангапарбат, братья увидели в этом шанс. Руководил группой опытный Карл Херлихкоффер (Karl Herrligkoffer) — человек, посвятивший жизнь восхождениям на эту гору и организовывавший уже несколько попыток покорить её. Большинство участников были профессионалами, привыкшими к дисциплине. Но два брата выделялись среди них своей амбициозностью, молодостью и уверенностью.
Между ними и руководством почти сразу возникло напряжение. Группа предпочитала «осадный» стиль: ставить лагеря, тянуть грузы, шаг за шагом подниматься. Братья же стояли за альпийский стиль: скорость, минимум веса, максимум концентрации. «Мы поднимемся и спустимся за несколько дней», — говорил Райнхольд, раздражая руководителя. Для него это была не бравада, а принцип — доказать, что альпинизм может быть свободным, без конвоев и кислородных баллонов.
Но на высоте всё подчинено не человеку, а ветру. Неделями метели не стихали. Срок действия разрешения на восхождение подходил к концу, и экспедиция грозила завершиться ничем. Тогда Райнхольд решился.
День, когда всё изменилось
27 июня 1970 года. Утро. Небо впервые за долгое время было безоблачным, ветер стих, и ледяные кромки вокруг лагеря сверкали, словно покрытые стеклом. Внизу дремали палатки, над ними дрожали линии страховочных верёвок. В лагере стояла та тишина, которая предшествует важным решениям. Райнхольд сказал, что идёт один. Хотел успеть на вершину, пока не вернулись тучи. Он собрал минимальный набор. Ни палатки, ни запасов кислорода. И вышел.
Когда он уже шёл по ледяным склонам, услышал позади крик. Это был Гюнтер. Он догнал брата, не желая отпускать его одного, несмотря на протесты команды и усталость после предыдущих подъёмов. Райнхольд лишь кивнул. Теперь они шли вдвоём.
Подъём оказался мучительным. Снег сыпался с обрывов, ветер сбивал дыхание, и каждый шаг требовал секундной остановки. Каменные кулуары тянулись вверх, цепляясь за небо. Каждый метр давался с большим трудом.
Около шести вечера они стояли на вершине. До заката оставался час. Перед ними до самого горизонта простирались бескрайние просторы Пакистана, утопающие в золотистой дымке. Гюнтер выдохнул: «Мы сделали это». Он снял перчатку и прикоснулся к кресту, установленном предыдущими экспедициями. Райнхольд впервые за весь подъем улыбнулся брату.
Но радость длилась недолго. Гюнтер вдруг осел на снег, задыхаясь. Его шатало, речь путалась. Губы посинели, руки дрожали. Симптомы высотной болезни: головная боль, тошнота, галлюцинации — накрыли внезапно. Нужно было спускаться немедленно.
Райнхольд огляделся. Рупальская стена была больше недоступна из‑за свежего снега и сходящих карнизов. Тогда он принял решение, от которого зависела их судьба: идти неизведанным путём, со стороны ледника Диамир. Никто прежде не проходил там. На карте это место было лишь белым пятном. Это был отчаянный, но единственный шанс.
Спуск в неизвестность
Ночь застала их под вершиной. Без палатки, без еды, без горелки. Температура опустилась до минус сорока. Они прижимались друг к другу, делились последним теплом, стараясь не уснуть.
Наутро Райнхольд увидел вдали две крошечные фигуры — двух членов экспедиции, поднимавшихся к верхним лагерям. Он кричал, махал руками, но голоса тонули в ветре. Те, вероятно, приняли силуэты за скалы или снежные гребни. Не подошли.
Тогда братья двинулись дальше, туда, где не ступала нога человека. Каждый шаг отдавался болью: ботинки натирали, дыхание сбивалось, пальцы теряли чувствительность. Гюнтер слабел, его трясло от холода, речь становилась несвязной. Райнхольд всё чаще останавливался, ждал, помогал, поднимал его, когда тот падал на колени.
На третий день, обессиленные, они добрались до узкой ледовой террасы. Там Райнхольд нашёл слабый поток воды, вытекавший из трещины. Гюнтер едва мог пить, его глаза были мутными, дыхание прерывистым. Он прошел ещё несколько десятков метров, а потом просто остановился. Когда Райнхольд, отойдя вперед, обернулся, брата уже не было. Он кричал, искал, спускался, поднимался, но вокруг была лишь белизна и ветер, несущий снежную пыль.
Он ночевал у ледника, слыша, как рушатся снежные карнизы и гул лавин катается где-то внизу. Утром понял, что остался один.
После
1 июля 1970 года Райнхольд вышел к пастухам в долине Диамир. Измождённый, с обмороженными руками и ногами, с разорванной одеждой, он едва стоял на ногах. Местные жители сначала приняли его за безумца: лицо обветрено, глаза воспалены, речь путаная.
Его спустили вниз на мулах. В больнице врачи говорили, что он чудом выжил: сильное обезвоживание, отёк лёгких, обморожения второй и третьей степени. Семь пальцев на ногах пришлось потом ампутировать.
Но боль физическая была ничто по сравнению с той, что началась потом.
Когда он вернулся в лагерь, другие участники экспедиции встретили его холодом и подозрением. Никто не радовался его спасению. «Почему ты не спас брата?» — спрашивали его. «Почему пошёл без разрешения? Почему выбрал опасный путь?»
С каждым днём напряжение росло. Кто‑то из участников уверял, что видел Райнхольда спускающимся в одиночку. Руководитель Херлихкоффер требовал отчёта, газеты писали о трагедии, которая омрачила немецкую экспедицию.
Райнхольда обвиняли в эгоизме, в том, что он пожертвовал Гюнтером ради славы. Он оправдывался, писал письма, искал свидетелей, доказывал: они были вместе до конца, он не бросал его.
Он вспоминал, как Гюнтер шёл за ним, как спотыкался, как исчез в снегу. Эти воспоминания будут возвращаться к нему годами, ночами, в палатках, на вершинах других гор.
Тело, найденное через тридцать пять лет
В июле 2005 года, на высоте около 4300 метров, пастухи нашли кости, выступившие из снега. Сначала никто не придал значения, в тех местах часто находят останки яков и коз, погибших на склонах. Но кожаный ботинок старого образца заставил насторожиться. Рядом — обрывки верёвки и ржавый карабин.
Когда альпинисты из ближайшего поселения поднялись к месту находки, сомнений не осталось: это один из участников трагической экспедиции 1970 года. Доказательства совпали во всём: форма подошвы соответствовала обуви, выданной немецкой экспедицией, узел на верёвке совпадал с тем типом крепления, которым пользовался Райнхольд. Позже и экспертиза показала — ДНК принадлежит Гюнтеру Месснеру.
Райнхольд, узнав о находке, немедленно вылетел в Пакистан. Он поднялся к подножию Нангапарбата вместе с журналистами и несколькими шерпами. Там, среди ледяных ветров и каменных пирамид, он кремировал останки брата. Прах развеял по ветру, в сторону горы.
Позже он скажет:
«Теперь я знаю, где он лежал всё это время. Я тридцать пять лет жил с этим в голове. Теперь могу быть спокоен».
Вечный спор
История братьев Месснер стала легендой, но и раной, не затянувшейся даже спустя десятилетия. Для одних Райнхольд — символ мужества, человек, который спасал обоих, как мог, и выжил там, где шансов не было вовсе. Для других — холодный прагматик, слишком стремившийся к вершине, чтобы вовремя повернуть назад.
Сам Месснер много лет спустя признавался:
«Я хотел спасти брата, но там, наверху, уже ничего нельзя было изменить» и «В горах нет уверенности — ни в людях, ни в судьбе»
После трагедии его жизнь превратилась в бесконечный диалог с теми событиями: книги, лекции, споры на конференциях, судебные заседания, где ему приходилось снова и снова объяснять своё решение. Он становился живым символом того, как тонка грань между героизмом и виной.
Он вернулся с вершины живым, но именно это стало его виной. Что началось после спуска с Нангапарбат, рассказала в Telegram.