Он исчез. Скотт Фишер только что был впереди, вырубая ступени в снегу, перевязанный, как манекен, с одним работающим плечом. А теперь всё, как будто его не было вовсе.
Эд Вистурс смотрел, как снежная волна поглотила напарника. Вистурс без раздумий лёг в выдолбленное углубление и вдавил ледоруб в склон. Лёг на него всем телом. Прижался. Ждал. Сначала темнота. Потом тишина. Потом резкий рывок. Верёвка дёрнулась резко, как хлыст. Скотт был внизу, падал, не в силах ничего контролировать. Эд полетел следом.
В тот день они спешили спасти ослепшую женщину и друга, замерзающих в буре.
Семь недель до обрыва
С 1986 года К2 стояла, как запертая дверь. Двадцать экспедиций пытались, двадцать потерпели неудачу. Тринадцать альпинистов погибли. Гору прозвали «Дикой» не только за сложность маршрутов, но и за характер: изменчивый, капризный, как будто у живого существа. За шесть лет ни одного человека на вершине.
В июне 1992 года в базовом лагере собралась группа альпинистов из разных стран. Всего их было 18 человек. Официально это была одна экспедиция, но на деле каждый шёл своим путём. Каждый участник заплатил за себя и не собирался упускать свою мечту.
Среди них был 36‑летний Скотт Фишер — человек, будто созданный для риска. Высокий, с лёгкой походкой и непослушными волосами, он разговаривал громко, смеялся часто. Руководил компанией «Mountain Madness» (Горное безумие) и, пожалуй, был её лучшей рекламой. Энергия, сила, азарт, почти детская вера в невозможное.
Его напарник, 33‑летний Эдмунд (Эд) Вистурс, был полной противоположностью. Бывший студент‑ветеринар, рациональный, педантичный, сдержанный. Он просчитывал всё: от погоды до количества шагов между привалами. Эд не геройствовал. Он наблюдал, анализировал, делал выводы.
Именно в таких союзах: огонь и лёд, порыв и расчёт, рождаются легенды.
Первый удар: Травма
12 июля выдался редким безоблачным днём. Фишер и норвежец Тор Кейзер весь день закрепляли верёвки в ледопаде. Работа была почти механической, но от неё зависели жизни всех, кто пойдёт следом. Скотт подошёл к снежному мосту, что закрывал трещину, проверил его ледорубом, казалось, держала. Сделал шаг, и земля ушла из‑под ног.
Падение прервалось резким рывком. Верёвка выдержала. Плечо — нет. Сустав вылетел, мышцы растянулись. Когда его вытащили наверх, лицо было серым, губы побелели, а правая рука безжизненно свисала. Врач экспедиции подтвердил худшее: разрыв ротаторной манжеты. Нужна была операция, но на высоте, где даже царапины не заживают, это было невозможно.
Три дня Фишер боролся. Сначала он не мог даже застегнуть куртку без боли, но упрямо пробовал снова. Потом стал приспосабливаться справляться одной рукой: завязывать узлы зубами, надевать кошки, прижимая ремни коленями.
Когда Эд застал его за подтягиваниями на одной руке, только покачал головой: «Скотт, ты не поднимешься с одной рукой». — «Посмотрим», — ответил тот спокойно.
Они зафиксировали повреждённую руку к телу ремнями и лентами, получился нелепый кокон, но Скотт снова вышел на склон. Каждое движение отзывалось острой болью, он выработал ритм, двигался, балансируя всем телом, ловя равновесие ногами. Вечером Вистурс помогал ему менять повязку и следил, чтобы не пошло воспаление.
Первый прорыв
21 июля пятеро альпинистов: Владимир Балыбердин, Эд Вистурс, Тор Кейзер, Нил Бидлман и француженка Шанталь Модюи поднялись выше лагеря II. Ветер усиливался, небо темнело, давление падало. Через несколько часов гору накрыла буря. Порывы ветра срывали палатки и крепления. К вечеру почти все спустились вниз, спасая себя и оборудование. Остался один Балыбердин.
Он не пошёл из упрямства. «Вершина — это не точка на горе, а предел твоей воли». Для Балыбердина это было не лозунгом, а правилом.
Три дня он полз вверх, выше 8 000 метров. Ночевал в снежных пещерах, выкапывая их ледорубом, греясь собственным дыханием, ел всухомятку: всё ради того, чтобы остаться в живых. Вернулся с обмороженным лицом, но с глазами человека, который заглянул за грань возможного. Он посмотрел на товарищей и сказал коротко: «Маршрут готов».
30 июля погода подарила «окно». Редкий шанс, когда ветер стих, а облака зависли ниже. Владимир Балыбердин и Геннадий Копейка не колебались: за сутки они прошли к отметке 7600 м и утром вышли на штурм.
1 августа в 21:00 они стояли на вершине. Первые, кто после шестилетнего перерыва вновь коснулся её гребня.
Женщина, которая ослепла
3 августа следом вышла вторая группа: Тор Кейзер, Алексей Никифоров и Шанталь Модюи. Утро было ясным, но обманчиво тихим. На К2 это часто значит беду. К полудню группа шла уже выше восьми с половиной тысяч метров. Тор, чувствуя, что силы на исходе, остановился в нескольких десятках метров от вершины. Он не хотел рисковать: спускаться в темноте с этой высоты значило бросить жребий с судьбой. Он повернул назад. Группа разделилась.
Никифоров и Модюи продолжили путь. На высоте примерно 8550 метров произошёл случай, который казался пустяком, но обернулся катастрофой. Линзы в очках Шанталь запотели, и она сняла их на минуту, чтобы протереть. Минуты хватило: ультрафиолет обжёг роговицу. Первые симптомы проявились лишь спустя часы: боль, слёзы, туман в глазах.
В пять вечера Шанталь всё же поднялась на вершину — четвёртая женщина в истории, покорившая К2. Алексей добрался к ней уже после заката, в семь вечера. Сгущалась мгла. Модюи начала спуск первой, боясь темноты, но вскоре заблудилась, спряталась в снежной пещере на 8400 метров. Ту самую, где два дня назад ночевали Балыбердин и Копейка. Через несколько часов Никифоров нашёл её: она сидела на снегу, плача и повторяя: «Я ничего не вижу». С тех пор каждый её шаг зависел от него.
Они медленно спускались к лагерю IV. Алексей вёл Шанталь, описывая каждый выступ и ступень. На одном из участков у него сорвался кошка, и он упал. Страховка Тора, оставшаяся натянутой выше, спасла ему жизнь. К вечеру оба добрались до бивуака. Ночь прошла в ледяной пещере под завывание ветра.
4 августа они вместе с Кейзером двинулись дальше, поддерживая ослепшую француженку под руки. Ветер усиливался, видимость падала. Измученный Никифоров продолжил спуск, желая как можно быстрее спуститься вниз. Тору и Шанталь пришлось ночевать прямо у кромки плеча, вмерзая в снег.
Внизу, в лагере III, Фишер и Вистурс готовились к штурму. Раздалось короткое, хриплое сообщение: «Модюи — слепа. Мы застряли». Скотт, с перевязанным плечом, молча стал собирать снаряжение, затягивая ремни зубами. Эд стоял рядом, глядя вверх на склоны, где свежий снег лежал на старом льду.
— Это самоубийство, — сказал Эд тихо.
— Может быть, — ответил Скотт, не поднимая глаз. — Но если не пойдём мы — они погибнут.
Лавина
На рассвете они вышли. Шли быстро, почти бегом. Снег под ногами хрустел, воздух обжигал. Вистурс шёл первым, проверяя склон ледорубом, Фишер — чуть позади, с туго перевязанным плечом.
На высоте около 7800 метров склон издал слабый звук. Сначала это было похоже на лёгкий шорох, потом — низкий гул, будто под землёй что-то раскололось. Эд успел обернуться: снежная пластина выше них начала скользить. Ещё секунда и вся масса горы пришла в движение.
Фишера накрыло первым. Его силуэт мгновенно растворился в белом потоке. Верёвка рванулась, Эд почувствовал удар. Он попытался вонзить ледоруб в лёд, наваливаясь всем телом. Шестьдесят метров падения, четыре секунды полёта. Внезапно, мир замер. Эду удалось зацепиться и остановить падение.
Когда снег остановился, под ними зияла пропасть. Вистурс дышал тяжело, кровь стучала в висках.
— Скотт, ты в порядке? — крикнул он.
Ответ пришёл приглушённым шёпотом снизу: — Я здесь… дышать тяжело… рёбра.
Живы. Но едва. Лавина унесла почти всё, кроме верёвки и воли.
Эд хотел спускаться, инстинкт вел вниз, к безопасности. Но Скотт, задыхаясь, упрямо шептал: — Они ждут.
Вистурс знал, что спорить бессмысленно. Он просто кивнул и пошёл вслед, вверх, туда, где ждали спасения.
Спасение
Кейзер, выбиваясь из сил, тащил ослепшую женщину, когда из‑за гребня показались двое. Фишер с перевязанным плечом и сломанными рёбрами, и Эд, в крови и снегу. Ветер пригибал их к склону, но они продолжали идти.
Позже все четверо были связаны одной верёвкой: Фишер вёл, Кейзер и Модюи шли в середине, Эд страховал сзади. Связка двигалась медленно, но слаженно. «Как боль?» — спросил Эд, стараясь перекричать ветер. — «Какая именно?» — усмехнулся Скотт сквозь обмороженные губы. — «Плечо — восемь из десяти. Рёбра — девять. Но пока живы».
Спуск занял почти два дня. К утру 7 августа они были внизу. Шанталь видела, но была истощена. Благодарности не последовало — она лишь повторяла: «Мы сделали это. Мы были на вершине».
Скотт только пожал плечом: «Мы не ради благодарности. Завтра на этом месте можем быть мы».
После
16 августа 1992 года, после полученных травм и пережитого во время спасения, Фишер и Эд сделали невозможное. Это были первые американцы, прошедшие по ребру Абруцци без кислорода. Один из них с одной рукой, перевязанной ремнями, с рёбрами, болевшими при каждом вдохе. Они стояли на высоте 8611 метров.
У Фишер всё болело. Но боль потеряла значение, он улыбался.
Внизу, на леднике, они часто возвращались мыслями к спасённой Шанталь. Благодарности от неё так и не было, лишь фраза, сказанная с ослепительной радостью: «Мы сделали это. Мы были на вершине». Эд тогда лишь усмехнулся — не из злости, из понимания. В горах каждый сам за себя.
Потом они говорили о выборе. О том, что вершины приходят и уходят, а момент, когда ты решаешь идти за другим — остаётся. Фишер шёл, даже когда тело отказывалось слушаться, а Эд, когда разум говорил остановиться. В том и был их общий язык: идти, пока можешь, и помогать тем, кто рядом.
Через четыре года они встретятся снова, на Эвересте. Там их история завершится. Фишер погибнет. Те же качества, что спасли их на К2: верность, упорство, отказ оставить других — обернутся гибелью. Эд выживет. Станет первым американцем, покорившим все 14 восьмитысячников. Его девиз останется прежним: «Подъём — по желанию. Спуск — обязателен».
У этой истории спасения есть и другая сторона — о людях, которые делили одну гору и не нашли общего языка.
О том, как союз превратился в конфликт и обиды, рассказала в Telegram.