Хрустальная ваза с искусственными пионами полетела мимо головы Кирилла и разбилась о косяк двери. Осколки веером разлетелись по паркету.
— Пусть твоя мамаша не суёт свой нос в чужой кошелёк! И не пытается отобрать мою квартиру! — Марина стояла посреди гостиной, тяжело дыша, лицо пылало красными пятнами.
Кирилл даже не вздрогнул. Только медленно поднял глаза от телефона.
— Ты о чём вообще?
— О чём? О чём?! — голос Марины сорвался на визг. — Твоя маменька сегодня приехала с нотариусом! С нотариусом, Кирилл! В мою квартиру! Требовала документы на собственность!
— Это наша квартира, — тихо сказал он.
— Что?
— Я сказал — это наша квартира. Ты в ней вообще-то не прописана.
Марина замерла. Словно её облили ледяной водой прямо посреди августа. В голове зашумело — не может быть, он же не мог, не посмел бы...
— Ты... ты что несёшь? Как не прописана? Мы восемь лет живём здесь!
— Квартира куплена на мои деньги. На мою фамилию. — Кирилл встал, сунул телефон в карман джинсов. — Мама просто хочет разобраться с документами. На всякий случай.
— На какой всякий случай?!
Он пожал плечами. Развернулся и пошёл к выходу, аккуратно обходя осколки.
— Стой! — Марина схватила его за рукав. — Ты куда? Мы ещё не закончили!
— Я на работу. У меня совещание.
— В семь вечера? В четверг?
Кирилл высвободил руку, натянул куртку.
— У нас проблемы с поставщиками. Надо решать.
Дверь хлопнула. Марина осталась одна среди осколков и пионов, которые теперь валялись в луже воды на полу.
Она курила на балконе, хотя бросила три года назад.
Внизу мелькали машины, люди спешили по своим делам. Вечерний город жил обычной жизнью, а у неё под ногами разверзлась яма.
Восемь лет. Восемь лет она думала, что живёт в своём доме. Готовила, стирала, делала ремонт. Обои выбирала, плитку в ванной, шторы. Отмывала эту чёртову духовку после его маминых пирогов. И всё это время...
Телефон завибрировал. Марина глянула на экран — Ксюша.
— Алло.
— Мариш, ты где? Мы уже полчаса в «Пончике» сидим!
Чёрт. Она же обещала приехать. Ксюша и Танька хотели обсудить подарок Светке на день рождения.
— Я... не смогу сегодня.
— Что-то случилось? — голос подруги сразу стал настороженным.
— Всё в порядке. Просто... устала очень. Давайте на выходные?
Пауза.
— Марин, ты странно говоришь. Что там у вас?
— Всё нормально, Ксюш. Правда. Просто голова раскалывается.
Отключившись, Марина докурила сигарету и вернулась в квартиру. Осколки так и лежали на полу — надо убрать, пока Кирилл не вернулся. Или вообще не стоит убирать? Пусть видит, что творит.
Она присела на диван, обхватила колени руками. В голове крутилась одна мысль: как это вышло? Как она умудрилась восемь лет прожить в чужой квартире и даже не заметить?
Нет, она помнила. Помнила, как Кирилл говорил: «Пока не распишемся, не буду тебя прописывать. Мама боится мошенников». Тогда это казалось разумным — они и правда встречались всего полгода. Потом свадьба откладывалась, откладывалась... сначала он хотел подняться по карьере, потом началась история с фирмой, деньги, кредиты...
А потом она перестала спрашивать.
Марина встала, прошла на кухню. Достала из холодильника бутылку белого вина — дешёвого, какое-то итальянское, купленное в «Пятёрочке». Налила полный стакан, залпом выпила половину.
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер.
— Да?
— Марина Сергеевна? — женский голос, официальный, приторно-вежливый. — Беспокоит Ольга Павловна, помощник нотариуса Сергеевой. Мы сегодня приезжали к вам с Лидией Николаевной по вопросу документов на недвижимость...
— Я знаю. Что вы хотите?
— Лидия Николаевна просила передать... — голос стал ещё слаще, как у продавщицы, которая пытается всучить просрочку, — что она готова обсудить с вами все вопросы. Завтра, если вам удобно. В нотариальной конторе или у неё дома.
— У неё дома? — Марина невесело рассмеялась. — Передайте Лидии Николаевне, что я передумала быть вежливой.
Она отключилась и швырнула телефон на стол. Вино допила залпом, налила ещё.
Кирилл вернулся около полуночи. Вошёл тихо, осторожно, словно ждал засады. Марина сидела в темноте на кухне, перед ней стояла почти пустая бутылка.
— Ты пьёшь? — удивлённо спросил он.
— А тебе какое дело?
Он включил свет. Прищурился.
— Ты выглядишь...
— Ужасно? — подсказала Марина. — Да, я в курсе. Спасибо.
Кирилл открыл холодильник, достал контейнер с оливье — его мама принесла позавчера, килограмма полтора наверное, хватит на неделю. Молча стал есть прямо из контейнера.
— Ты серьёзно думаешь, что я уйду просто так? — спросила Марина.
— Никто тебя не гонит.
— Твоя мама сегодня предложила мне «обсудить вопросы» у нотариуса. Как думаешь, о каких вопросах речь?
Кирилл жевал, не глядя на неё.
— Она просто волнуется за меня. За наше будущее.
— За ваше будущее, — передразнила Марина. — А я кто? Временная квартирантка?
— Ты моя жена.
— Я не твоя жена! — голос сорвался. — У нас нет штампа в паспорте! Нет общих детей! Нет ничего, что связывало бы нас юридически! И твоя маменька это прекрасно понимает!
Кирилл поставил контейнер, вытер рот салфеткой. Посмотрел на Марину впервые за весь разговор — долгим, внимательным взглядом.
— Хочешь расписаться?
Вопрос застал её врасплох.
— Что?
— Я спрашиваю — хочешь расписаться? Прямо сейчас решим. Завтра подадим заявление.
Марина молчала. Что-то в его голосе было не так. Слишком спокойно. Слишком равнодушно.
— И что, твоя мама вдруг замолчит? Перестанет лезть в нашу жизнь?
— Наша жизнь её не касается, — ровно сказал Кирилл. — Но квартира куплена на мои деньги. И если мы разведёмся, она останется моей. Это справедливо.
— Справедливо? — Марина встала, пошатнулась. — Справедливо?! Я восемь лет здесь живу! Восемь лет вкалываю, готовлю, стираю, убираю! За твоей мамой подтираю, когда она приезжает со своими судочками!
— Никто тебя не заставлял.
— Да пошёл ты!
Она схватила свою сумку, телефон. Ноги плохо слушались — проклятое вино.
— Ты куда? — Кирилл не двинулся с места.
— К Ксюше. Или к Таньке. Или вообще в гостиницу. Какая тебе разница?
Она выскочила в подъезд, не взяв даже куртку. Холод обжёг плечи — ночи в конце августа уже не те, что в середине лета. Марина вызвала такси дрожащими пальцами.
Водитель попался молчаливый, слава богу. Довёз до Таньки — она жила на окраине, в панельной девятиэтажке, куда Марина обычно приезжала только по большим праздникам.
Танька открыла дверь в пижаме со слонами, заспанная и встревоженная.
— Мариш? Ты чего? Который час?
— Можно у тебя переночую?
— Конечно, проходи. — Танька посторонилась, прищурилась. — Ты пила?
— Немного.
— Ага. Значит, много. Проходи на кухню, чай поставлю.
Они сели за маленький стол, заваленный детскими раскрасками — у Таньки двое пацанов, шесть и восемь лет, оба сорванцы. Сейчас спали, слава богу.
— Рассказывай, — Танька достала печенье, налила кипятку в чайник.
И Марина рассказала. Всё. Про нотариуса, про квартиру, про Лидию Николаевну и её «заботу». Про Кирилла и его холодное предложение расписаться.
Танька слушала молча, только морщилась иногда.
— Вот сволочи, — выдохнула она, когда Марина замолчала. — Я всегда говорила — он маменькин сынок. Всегда.
— Танюш, я что, правда восемь лет жила как дура?
— Не дура ты. Просто... доверяла. — Танька потянулась через стол, сжала её руку. — Слушай, завтра пойдём к юристу. У меня есть знакомый, хороший мужик. Он разберётся, что там по закону.
— А смысл? Квартира не моя. Детей нет. Даже брака нет.
— А восемь лет совместной жизни — это что? Воздух? — Танька стукнула ладонью по столу. — Ты вкладывалась в эту квартиру? Ремонт делала? Технику покупала?
— Ну... да. Холодильник мы вместе брали. И стиральную машину. И мебель на кухне — я выбирала, деньгами пополам скидывались.
— Вот видишь! Значит, есть за что бороться.
Марина посмотрела на подругу. Танька сидела растрёпанная, в дурацкой пижаме, но глаза горели азартом.
— Ты думаешь, есть смысл?
— Смысл всегда есть, когда тебя пытаются кинуть. — Танька налила чай, придвинула кружку. — Пей. И завтра соберёшься, и пойдём. А пока спать. У меня на диване места хватит.
Марина легла на жёсткий диванчик в гостиной, укрылась пледом с Микки Маусом. За окном шумели машины, где-то лаяла собака.
Засыпая, она думала о том, что завтра начнётся война. Настоящая, без правил и пощады.
И она не собирается проигрывать.
Утро началось с того, что старший Танькин сын, Максим, влетел в гостиную с воплем: «А это кто?!» Марина подскочила на диване, сердце бухнуло о рёбра. Мальчишка стоял в дверях с огромными глазами, в трусах и футболке наизнанку.
— Макс, это тётя Марина, — Танька появилась следом, волосы торчком. — Она у нас погостит. Иди умываться.
— А почему она на нашем диване?
— Потому что я так сказала! Марш в ванную!
Максим скривился, но ушёл. Младший, Артём, высунулся из спальни, посмотрел на Марину с интересом и тоже исчез.
— Прости, они у меня как цирк с утра, — Танька протянула Марине телефон. — Тут тебе звонили раз двадцать. Кирилл, его мамаша, ещё какие-то номера.
Марина взяла телефон. Пропущенные вызовы горели красными цифрами: 23. Сообщения не читала — зачем? Всё равно одно и то же: приезжай, поговорим, не устраивай истерик.
— Не буду брать трубку.
— Правильно. — Танька достала сковородку. — Яичницу будешь?
Пока дети завтракали, Марина сидела на кухне и пыталась собрать мысли в кучу. Голова раскалывалась — вино давало о себе знать. Во рту пересохло, руки дрожали.
— Слушай, — Танька села напротив, когда мальчишки убежали одеваться, — мой юрист работает на Тверской. Офис недалеко от метро. Я ему уже написала, он сегодня после обеда свободен. Часа в три подойдёт?
— Подойдёт, — механически кивнула Марина.
— Тогда собирайся. Заодно домой заедем, вещи возьмёшь. Пока Кирилл на работе.
— Не хочу туда.
— Мариш, — Танька посмотрела серьёзно, — нельзя убегать. Надо действовать. Понимаешь? Сейчас они думают, что ты испугалась и сдашься. А ты должна показать — фиг вам.
Марина усмехнулась. Танька всегда была такой — боевой, напористой. В институте её прозвали «Танк» — шла напролом и не сворачивала.
— Ладно. Поехали.
Квартира встретила тишиной и запахом Кирилловой туалетной воды — он всегда поливал себя так, что першило в горле. Марина прошла в спальню, достала сумку, стала складывать вещи. Джинсы, свитера, бельё. Косметичка. Документы — паспорт, ИНН, СНИЛС, трудовая книжка.
Танька стояла в дверях, караулила.
— А фотографии возьми, — кивнула она на полку. — И подарки свои. Всё, что твоё.
Марина остановилась у комода. На нём стояла рамка — их совместное фото с моря, три года назад. Крым, Коктебель. Они загорелые, счастливые, обнимаются на набережной. Кирилл улыбается — тогда он ещё умел улыбаться не натянуто.
— Не бери, — тихо сказала Танька. — Зачем тебе эта боль?
Марина перевернула рамку. На обороте надпись её рукой: «Наше счастливое лето». Какая же она была наивной.
Положила фото обратно.
В кухне взяла мультиварку — её покупала она сама, на свою зарплату. Блендер. Набор ножей. Танька затащила всё в огромный пакет из «Ашана».
— Ещё что?
— Не знаю... — Марина растерянно оглядела квартиру. Сколько здесь её труда, её времени, её жизни. И что теперь? Просто уйти и всё?
Телефон зазвонил. Кирилл.
— Возьми, — велела Танька. — Скажи, что за вещами приехала.
Марина нажала отбой. Не хотела слышать его голос.
Через минуту пришло сообщение: «Марина, мама хочет встретиться. Сегодня вечером у неё дома. Приезжай в семь. Нужно всё спокойно обсудить».
— Ага, спокойно, — фыркнула Танька, читая через плечо. — Они тебя там на куски порвут. Не езди.
— А если она правда хочет договориться?
— Мариш, ты чего? — Танька схватила её за плечи. — Опомнись! Она хочет выдавить тебя из квартиры! Какие договорённости?
Марина молчала. Часть её понимала — Танька права. Но другая часть, измученная и запуганная, шептала: вдруг получится? Вдруг Лидия Николаевна пошла навстречу?
— Я подумаю, — выдохнула она.
— Думать нечего. Сначала к юристу. Потом решим.
Юрист оказался мужчиной лет пятидесяти, в очках и с залысинами. Кабинет маленький, на столе — гора папок и кофейная кружка с надписью «Лучший адвокат».
— Значит так, — он внимательно слушал Марину минут двадцать, записывал что-то в блокнот. — Совместное проживание восемь лет, хозяйство общее, покупки совместные. Брака нет, детей нет. Квартира оформлена на него. Вас не прописывали?
— Нет.
— Плохо. Очень плохо. — Юрист снял очки, потёр переносицу. — Без прописки доказать ваше право на жильё почти нереально. Но есть нюансы.
— Какие? — Марина подалась вперёд.
— Вы покупали что-то для квартиры? Есть чеки, переводы?
— Мультиварку покупала. И холодильник — скидывались пополам, я переводила ему деньги на карту.
— Переводы есть?
— Должны быть в банке. Можно выписку заказать.
— Заказывайте. Срочно. — Юрист надел очки обратно. — Ещё что?
— Ремонт делали. Я обои выбирала, плитку. Рабочим платила — тоже переводила Кириллу, он расплачивался.
— Это хорошо. Значит, у вас есть основания требовать компенсации за вложения. Не половину квартиры, конечно, но какую-то сумму выбить можно.
— Сколько? — спросила Танька.
Юрист пожал плечами.
— Зависит от доказательств. Если наскребёте чеков и выписок на пятьсот тысяч — значит, пятьсот тысяч. Если на миллион — миллион. Но без суда он вам ничего не отдаст. Придётся судиться.
— Долго? — голос Марины дрогнул.
— Полгода минимум. Может, год. Зависит от загруженности суда и от того, насколько активно вторая сторона будет сопротивляться.
Марина откинулась на спинку стула. Полгода. Год. Судиться с Кириллом и его мамашей. Доказывать, что она не просто так восемь лет провела в этой квартире.
— А если я откажусь? — тихо спросила она. — Просто уйду и не буду ничего требовать?
Юрист посмотрел на неё долгим взглядом.
— Тогда останетесь ни с чем. Он женится на другой, пропишет её, родит детей — а вы будете вспоминать, как восемь лет жизни отдали мужику, который даже в загс не удосужился сходить. Ваше дело, конечно. Но я бы на вашем месте боролся.
Танька взяла Марину за руку.
— Мы будем бороться, — сказала она твёрдо. — Правда, Мариш?
Марина кивнула. Внутри что-то холодное и жёсткое начало просыпаться. Злость. Обида. Желание доказать, что она не тряпка.
— Будем.
Вечером они сидели у Таньки на кухне, и Марина листала выписки из банка на телефоне. Переводы Кириллу — пятьдесят тысяч на холодильник. Тридцать на плитку. Сорок пять на мебель. Двадцать на шторы. Ещё, ещё, ещё...
— Сколько там? — Танька заглядывала через плечо.
— Около семисот тысяч, — медленно проговорила Марина. — За три года. Господи, я даже не думала, что столько...
— А чеки есть?
— Некоторые. В почте сохранились, когда в интернете заказывала.
— Скидывай юристу. Пусть готовит иск.
Марина хотела ответить, но телефон снова зазвонил. Кирилл.
На этот раз она взяла трубку.
— Марина? Наконец-то! — голос напряжённый, раздражённый. — Ты где вообще? Почему не отвечала?
— Занята была.
— Занята? — он хмыкнул. — Ладно. Слушай, мама ждёт тебя в семь. Ты приедешь?
— Нет.
— Как нет?!
— Так. Не приеду. Пусть твоя мама привыкает к мысли, что я не буду плясать под её дудку.
— Марина, не устраивай сцен, — голос стал жёстким. — Мама хочет поговорить по-человечески. Она готова пойти навстречу.
— Навстречу? — Марина усмехнулась. — Это как? Выгонит меня по-хорошему, без скандала?
— Не неси чушь!
— Я не несу! Ты думаешь, я дура? Твоя мамочка хочет, чтобы я свалила из квартиры, ничего не требуя. Ну так вот — не дождётесь.
— Ты о чём? — теперь в голосе появилась настороженность.
— О том, что я восемь лет вкладывалась в твою квартиру. И я хочу компенсацию.
Пауза. Долгая, тяжёлая.
— Какую компенсацию? — голос похолодел.
— Семьсот тысяч рублей. За мебель, технику, ремонт. У меня есть все переводы и чеки. Мой юрист уже готовит иск.
— Юрист? — Кирилл засмеялся, но смех вышел неестественным. — Ты шутишь?
— Нет. Я абсолютно серьёзна. Либо ты переводишь мне деньги добровольно, либо увидимся в суде.
— Марина, ты сошла с ума! Какие семьсот тысяч?! Это были подарки! Ты сама хотела купить эту мебель!
— Подарки? — голос Марины стал ледяным. — Значит, когда я скидывала тебе деньги на холодильник — это был подарок? А когда оплачивала плитку — тоже подарок?
— Ты жила в квартире бесплатно! Коммуналку я платил! Ремонт я делал!
— Ремонт мы делали! И коммуналку мы платили! Или ты забыл, как я каждый месяц переводила тебе по десять тысяч?
— Это копейки!
— Для тебя — копейки. Для меня — половина зарплаты.
Снова пауза. Потом Кирилл заговорил тихо, с угрозой:
— Ты пожалеешь об этом.
— Нет, — Марина почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой комок. — Пожалеешь ты. Когда судья вынесет решение.
Она отключилась. Руки тряслись так, что телефон выскользнул и упал на стол.
Танька обняла её за плечи.
— Молодец. Ты у меня молодец.
— Танюш, я боюсь, — прошептала Марина. — Вдруг он прав? Вдруг я действительно не имею права?
— Имеешь. Ещё как имеешь. — Танька крепко сжала её плечи. — И мы докажем. Обязательно докажем.
Ночью Марина не спала. Лежала на диване, смотрела в потолок и прокручивала в голове разговор с Кириллом. Его холодный голос. Угрозу в последних словах.
«Ты пожалеешь об этом».
А чего ей жалеть? Восьми лет, отданных человеку, который даже не удосужился надеть ей кольцо на палец? Сотен ужинов, которые она готовила после работы? Бесконечной уборки, стирки, глажки?
Нет. Жалеть нечего.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера:
«Марина, это Лидия Николаевна. Мы должны встретиться. Завтра в два дня, кафе "Му-Му" на Арбате. Приходите одна. Это важно».
Марина уставилась на экран. Лидия Николаевна. Женщина, которая восемь лет улыбалась ей в лицо и приносила пироги. А теперь пытается выставить на улицу.
Должна ли она идти?
Танька сказала бы — ни в коем случае. Юрист посоветовал бы — только с адвокатом.
Но что-то внутри шептало: иди. Узнай, что она хочет. Посмотри ей в глаза.
Марина набрала ответ: «Хорошо. Буду».
И тут же пожалела.
«Му-Му» на Арбате было полупустым — между обедом и ужином народу мало. Лидия Николаевна сидела у окна, в бежевом пальто и с идеальной укладкой. Перед ней — чашка кофе и пирожное, к которому она даже не притронулась.
Марина села напротив, не снимая куртки.
— Вы пришли, — Лидия Николаевна улыбнулась, но улыбка не коснулась глаз. — Я боялась, что откажетесь.
— Говорите, зачем звали.
Пауза. Лидия Николаевна отпила кофе, поставила чашку, сложила руки на столе. Пальцы в дорогих кольцах — золото, бриллианты.
— Сколько вы хотите?
Марина моргнула.
— Что?
— Сколько денег вам нужно, чтобы вы забрали свои вещи и исчезли из жизни Кирилла? — голос спокойный, деловой, словно обсуждает покупку капусты на рынке.
Марина почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Семьсот тысяч. Я вложила их в квартиру.
— Миллион, — Лидия Николаевна достала из сумки конверт, положила на стол. — Наличными. Прямо сейчас. Забираете деньги, подписываете отказ от претензий — и мы расстаёмся.
Марина смотрела на конверт. Он был толстым, набитым купюрами.
— Откуда такая щедрость?
— У Кирилла невеста, — просто сказала Лидия Николаевна. — Они познакомились три месяца назад. Свадьба в декабре. Я не хочу, чтобы вы испортили им праздник своими исками.
Мир качнулся. Марина схватилась за край стола.
— Невеста? Три месяца?
— Он не говорил вам? — удивление в голосе было фальшивым, наигранным. — Странно. Хотя вы ведь последнее время почти не общались. Вечно на работе, по своим делам...
— Он изменял мне, — медленно проговорила Марина. — Всё это время. Пока я жила в его квартире, готовила, убирала... он изменял.
— Ну что вы, — Лидия Николаевна поморщилась. — Какое грубое слово. Он просто нашёл женщину, которая ему подходит. Образованную, из хорошей семьи. Вы же понимаете — вы с разных миров. Вы хорошая девушка, но...
Она не договорила. Не нужно было.
Марина смотрела на конверт. Миллион рублей. Можно снять комнату, начать жизнь заново. Забыть Кирилла, его мамашу, эту квартиру, восемь лет боли.
Или...
Она встала. Взяла конверт. Лидия Николаевна просияла — решила, что выиграла.
Но Марина не открыла конверт. Не сунула в сумку.
Она разорвала его пополам. Купюры посыпались на стол, на пол, веером разлетелись по кафе. Посетители за соседними столиками замерли, уставившись на них.
— Передайте сыну, — тихо сказала Марина, — что иск я подам. И не на семьсот тысяч. На два миллиона. Пусть докажет в суде, что я жила там бесплатно. А вы, Лидия Николаевна, можете подобрать свои деньги с пола. Вам они нужнее — на приданое невесте.
Она развернулась и вышла, не оглядываясь. Сердце колотилось, ноги дрожали, но внутри было странное ощущение лёгкости.
На улице достала телефон, набрала Таньку:
— Привет. Знаешь, что я сделала? Разорвала миллион рублей. И мне хорошо. Мне впервые за восемь лет по-настоящему хорошо.
Танька засмеялась на том конце провода:
— Вот это по-нашему! Теперь давай к юристу. У нас война.
Марина шла по Арбату, мимо уличных музыкантов и художников, мимо толп туристов. Первый снег начал падать — ранний, октябрьский, который не приживётся до ноября. Она подставила лицо холодным хлопьям и улыбнулась.
Война так война.
Но проиграет точно не она.
В квартире Кирилла в этот вечер стоял крик. Лидия Николаевна тыкала сыну телефоном в лицо, показывая фотографию — разорванные купюры на полу кафе.
— Я же говорила тебе! Говорила — она не простая! Надо было выгонять сразу!
Кирилл молчал, глядя в окно. Внизу мелькали огни машин, город жил своей жизнью.
А где-то там, в этом городе, Марина собирала чеки и строила планы. И он вдруг понял — она не остановится. Не испугается. Не сдастся.
И возможно, впервые за восемь лет он увидел её настоящую.
Когда было уже поздно.