— Может, замолчишь уже и перестанешь командовать? Сама ведь здоровая, как лошадь, а всё притворяешься!
Слова повисли в воздухе кухни, как удар плетью. Ольга Петровна замерла у плиты с половником в руке. Медленно обернулась. Посмотрела на невестку так, будто видела её впервые.
— Что ты сказала?
Валерия стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди. Лицо красное, на шее выступили красные пятна — всегда так, когда нервничала. Но глаза горели. Сегодня она не отступит.
— Ты меня прекрасно слышала. Хватит изображать из себя больную! Каждый день — то сердце, то давление, то голова. А сама бегаешь быстрее меня, на рынок два раза в неделю мотаешься, на остановке первая в автобус впрыгиваешь!
Ольга Петровна опустила половник в кастрюлю. Выключила конфорку. Движения медленные, выверенные. Вытерла руки о фартук.
— Значит, так, — голос её звучал тихо, но в этой тишине таилось что-то опасное. — Ты решила, что я притворяюсь.
— Да! — Валерия шагнула в кухню, каблуки стучали по линолеуму. — Ты притворяешься! Каждый раз, когда нужно присмотреть за Тимошей, у тебя вдруг приступ. Когда просят съездить в поликлинику за справкой — давление. Когда надо помочь с ремонтом — сердце. Но когда подруги приглашают в кафе или на выставку — ты летаешь, как будто тебе снова двадцать!
Что-то щёлкнуло в воздухе между ними. Невидимая нить, которая связывала их последние пять лет — вежливость, взаимное терпение, показное согласие — лопнула.
— Ты говоришь о Тимке? — Ольга Петровна сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок. — О своём сыне, которого я растила полгода, пока ты с Денисом по Турции каталась?
— Это была командировка!
— Командировка длиной в шесть месяцев? С пляжами и экскурсиями? Я в твоих «Телеграммах» всё видела, не надо меня за дурочку держать.
Валерия покраснела ещё сильнее.
— У Дениса был проект! Серьёзный! И я должна была его поддержать, а не...
— А не заниматься ребёнком? — Ольга Петровна шагнула ближе. — Так и скажи. Тебе удобнее было скинуть мальчишку на бабку, а самой загорать.
— Мне не удобнее было! — взвилась Валерия. — Ты сама предложила! Ты же так хотела внука нянчить, всё причитала, что скучно тебе...
— Потому что видела, как ты с ним! — Ольга Петровна повысила голос, и Валерия дёрнулась. — Орёшь на мальчика, телефон ему в руки суёшь, лишь бы не мешал! А потом ещё жалуешься, что он гиперактивный. Откуда гиперактивности взяться, когда с ним никто не занимается?
— Я с ним занимаюсь!
— Да? А почему тогда он до сих пор не умеет шнурки завязывать? Ему семь лет, Лера! Семь! А он в школу идёт в ботинках на липучках, как трёхлетка!
Валерия сглотнула. Пальцы впились в собственные локти.
— Это потому что ты делаешь всё за него! Ты его разбаловала! Каждый раз, когда он у тебя остаётся, возвращается как маленький царёк — капризный, невоспитанный, на шею садится!
— Ложь!
— Правда! И ты прекрасно знаешь! — Валерия чувствовала, как всё, что копилось месяцами, годами, вырывается наружу. — Ты специально подрываешь мой авторитет! Говоришь ему, что я слишком строгая, что нельзя так с ребёнком! Покупаешь ему сладости, хотя я прошу не давать столько сахара! И эти твои постоянные комментарии — «а в наше время детей воспитывали по-другому», «вот я Дениса растила без всяких психологов»! Достало!
Ольга Петровна молчала. Лицо её стало бледным, губы сжались в тонкую линию.
— Договорились, — произнесла она наконец. — Значит, я всё делаю неправильно. Балую. Подрываю авторитет. Притворяюсь больной.
— Именно!
— Прекрасно. Тогда дальше справляйся сама.
Ольга Петровна развернулась и вышла из кухни. Валерия осталась стоять одна, тяжело дыша. Руки дрожали. В животе всё сжалось — от злости, от страха, от облегчения. Наконец-то она сказала. Наконец-то высказала всё, что думала.
Но почему тогда так паршиво?
Денис вернулся домой в седьмом часу вечера. Усталый, с тяжёлыми пакетами из строительного магазина. Едва переступил порог, как Валерия набросилась на него с рассказом. Слова сыпались хаотично, сбивчиво.
— ...и она! Ты представляешь? Сказала, что теперь ни в чём помогать не будет! Вот так! Просто развернулась и ушла в свою комнату!
Денис поставил пакеты у двери, стянул куртку.
— Лер, я ничего не понимаю. С начала, пожалуйста.
Она повторила. Подробнее. Он слушал молча, только лоб нахмурился.
— Ты правда сказала матери, что она притворяется больной?
— А что, неправда? — Валерия запнулась под его взглядом. — Денис, ты же сам говорил, что она...
— Я говорил совсем другое, — он прошёл в комнату, плюхнулся на диван. — Я говорил, что мама иногда преувеличивает. Но чтобы ты ей в лицо такое...
— Она меня довела!
— Довела? Или ты просто копила, копила и взорвалась?
Валерия стояла посреди гостиной, чувствуя, как опора уходит из-под ног. Он должен был поддержать. Должен был встать на её сторону. Но вместо этого...
— Ты защищаешь её?
— Я пытаюсь понять, что произошло, — Денис провёл ладонями по лицу. — Господи, Лер... Маме шестьдесят три. У неё действительно проблемы со здоровьем. Она пьёт таблетки каждый день.
— Витамины!
— Не только. У неё гипертония. Второй степени. Врач предупреждал, что нужно беречься.
— Откуда ты знаешь? Она же никогда об этом...
— Потому что я возил её к кардиологу, — Денис посмотрел на неё устало. — Три месяца назад. Когда ты была на той конференции в Питере. Мама упала на кухне. Давление было под двести.
Валерия замерла.
— Что?
— Упала. Потеряла сознание. Хорошо, что я зашёл забрать документы... Нашёл её на полу. Скорую вызвал.
— Почему ты мне не сказал?
— Потому что мама запретила, — он откинулся на спинку дивана. — Сказала, не хочет тебя расстраивать. Ты тогда нервная была, защита проекта на носу... Она решила, что не стоит.
Валерия опустилась на стул. В горле стало сухо.
— Но она же... потом нормально себя вела. Как обычно. Даже Тимошку забирала из садика...
— Потому что пила лекарства и старалась, — Денис потер переносицу. — Господи, Лера. Ты правда думала, она симулирует?
Тишина. За окном загудел трамвай. В соседней квартире заработал телевизор — громко, как всегда у Сергеевны.
— Я... я не знала, — Валерия почувствовала, как внутри всё сжимается. — Она никогда не говорила...
— Она много о чём не говорит, — Денис встал, направился на кухню. — Мама вообще не любит жаловаться. Ты бы знала, если бы хоть раз спросила. Нормально спросила, а не между делом.
Он ушёл. Валерия осталась сидеть в гостиной, глядя в одну точку. Мысли путались, сталкивались.
Упала на кухне. Потеряла сознание. Давление под двести.
А она сегодня сказала... что сказала?
«Здоровая, как лошадь. Притворяешься».
Боже.
Ольга Петровна лежала в своей комнате на кровати, глядя в потолок. Свет не включала. Сумерки сгущались, и это было даже хорошо — не нужно смотреть на фотографии на стене, на тумбочку с лекарствами, на старое кресло у окна, где она обычно сидела по вечерам.
Сердце стучало неровно. Таблетку уже выпила, но эффект приходил не сразу.
«Притворяешься».
Она закрыла глаза.
Сколько можно? Сколько можно стараться, терпеть, пытаться сделать хорошо для всех — и каждый раз получать в ответ...
Звонок телефона вырвал из тяжёлых мыслей. Ольга Петровна нащупала смартфон на тумбочке.
— Оль, это я, — голос Зинаиды, подруги с которой дружили ещё со школы. — Ты как? Не забыла про завтра?
— Завтра?
— Ну мы же договаривались! Съездить в «Галерею» на ту выставку керамики. Помнишь, я ещё билеты заранее брала?
Ольга Петровна потерла лоб.
— Зин, я не смогу...
— Опять? Оля, ну что такое! Третий раз отменяешь!
— У меня... тут ситуация, — она не хотела рассказывать. Не хотела посвящать кого-то в семейные дрязги. Стыдно. — В общем, не получится.
Зинаида помолчала.
— Что-то с Дениской?
— Нет. С... невесткой поругались.
— А-а-а, — тон изменился. Стал понимающим. — Ясно. Ну что, очередные претензии?
— Хуже.
И Ольга Петровна рассказала. Коротко, без подробностей, но Зинаиде и не нужны были подробности — она всё понимала с полуслова.
— Знаешь что, — сказала она, когда Ольга закончила. — Завтра всё равно едем. И точка. Тебе нужно отвлечься. Сидеть дома и переживать — худшее, что можно сейчас делать.
— Зин...
— Никаких «зин»! Встретимся у метро в одиннадцать. Я жду. И да — надень то синее платье, которое мы покупали на распродаже. Оно тебе очень идёт.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Ольга Петровна усмехнулась в темноте. Зинка. Всегда такая — напористая, не признающая возражений. Может, и правда стоит поехать? Отвлечься. Не сидеть здесь, не слышать, как в соседней комнате шепчутся Денис с Валерией...
Она поднялась с кровати, включила торшер. Посмотрела на себя в зеркало. Бледное лицо, усталые глаза, седые пряди в волосах — так и не покрасила, всё откладывала.
«Притворяешься».
Знаете что? Хватит.
Хватит сидеть тихо. Хватит подстраиваться. Хватит быть удобной.
Она открыла шкаф, достала то самое синее платье.
Завтра начинается новая жизнь.
Утро началось с тишины. Валерия проснулась рано — в груди сидел тяжёлый камень, не давал спать. Вчерашний разговор с Денисом крутился в голове, как заезженная пластинка.
Нужно извиниться. Объясниться. Сказать, что не знала про больницу, про давление...
Она накинула халат, вышла в коридор. Дверь в комнату свекрови была приоткрыта. Странно. Ольга Петровна обычно спала до восьми.
Валерия заглянула внутрь.
Кровать застелена. Окно распахнуто настежь. На тумбочке — пустые блистеры от таблеток и записка, придавленная статуэткой.
«Уехала. Не ищите. Жить буду по-своему. О.П.»
Валерия схватила бумажку, перечитала. Один раз. Второй.
— Денис! — крикнула она. — Денис, быстро сюда!
Он выскочил из спальни заспанный, в одних трусах.
— Что случилось?
— Твоя мать! Она... она уехала!
Денис выхватил записку из рук, пробежал глазами.
— Какого чёрта... — он метнулся к шкафу свекрови, распахнул дверцы. — Вещи на месте. Только сумка пропала и... — он посмотрел на полку. — Документы взяла. Паспорт, карты...
— Куда она могла поехать?
— Откуда я знаю?! — Денис набрал номер матери. Гудки. Длинные, бесконечные. Сброс. — Не берёт.
Валерия прижала ладонь ко рту. Ноги подкашивались.
— Это из-за меня... Боже, это всё из-за меня...
— Не сейчас, Лера, — Денис уже натягивал джинсы. — Звони её подругам. Всем, кого знаешь. Номера в старом телефоне, на кухне в ящике. Я поеду на вокзал, вдруг там...
Он исчез, хлопнула входная дверь. Валерия осталась стоять посреди комнаты свекрови, глядя на эту аккуратную пустоту. Всё вычищено, убрано, словно Ольга Петровна готовилась к отъезду заранее.
Телефон. Нужно искать телефон.
Зинаида встретила её у метро ровно в одиннадцать, как и обещала.
— Ничего себе! — присвистнула она. — Оль, ты просто конфетка! Это платье, причёска... Ты что, к парикмахеру успела сгонять?
— Встала в шесть, — Ольга Петровна поправила сумочку на плече. — Решила, что если начинать новую жизнь, то с утра.
— Вот это я понимаю! — Зинаида взяла её под руку. — Пошли, а то опоздаем. Выставка в десять началась, народу там наверняка...
Они спустились в метро, проехали три станции, вышли у «Площади Революции». Солнце светило ярко, по-весеннему нагло. Люди шли толпами — туристы с рюкзаками, студенты с кофе, мамаши с колясками.
— Кстати, — Зинаида покосилась на подругу. — Денису звонила?
— Нет.
— А надо бы. Он же волноваться будет.
— Пусть, — Ольга Петровна улыбнулась. — Я оставила записку. Этого достаточно.
— Ты что, серьёзно хочешь, чтобы они с ума сошли от переживаний?
— А почему нет? — Ольга Петровна остановилась, посмотрела на Зинаиду прямо в глаза. — Я что, должна всегда быть на связи? Должна отчитываться? Должна думать, как там они, а вдруг им что-то нужно?
Зинаида молчала.
— Мне шестьдесят три, Зин. Шестьдесят три. И знаешь, что я поняла вчера? Что я не жила. Я обслуживала. Сначала мужа — покойного. Потом Дениску. Потом невестку. Внука. Всё время кто-то был важнее меня. Всё время я на втором плане.
— Оль...
— Я не закончила! — голос её зазвенел. Прохожие обернулись. — Я хочу пожить для себя. Хоть месяц. Хоть неделю! Хочу встать утром и не думать, кому что приготовить. Не бежать на рынок, потому что у невестки нет времени. Не сидеть с внуком, когда у меня голова раскалывается. Хочу просто... быть.
Зинаида обняла её за плечи.
— И куда ты теперь?
— Не знаю, — Ольга Петровна рассмеялась сквозь подступившие слёзы. — Вообще не знаю. Может, к тебе на недельку? Ты же приглашала...
— Конечно приглашала! Да хоть на месяц оставайся! У меня двушка пустует, Мишка в Питер уехал учиться...
— Тогда решено.
Они двинулись дальше. «Галерея» располагалась в старом особняке в центре — красивое место, высокие потолки, паркет скрипел под ногами. На стенах — керамические панно, тарелки, вазы. Всё яркое, необычное, живое.
Ольга Петровна бродила между экспонатами, слушала вполуха комментарии экскурсовода, и впервые за долгое время чувствовала лёгкость. Телефон лежал в сумке выключенным. Не звонил. Не вибрировал. Не напоминал о существовании другой жизни.
— Смотри, вот эта ваза! — Зинаида показала на витрину. — Похожа на ту, что у тебя на даче стояла. Помнишь?
— Помню. Разбилась в прошлом году. Внук футбольным мячом попал.
— А ты расстроилась тогда ужасно...
— Да, — Ольга Петровна кивнула. — Ваза дорогая была. Антикварная. Я её берегла... Но теперь думаю — к чёрту. Это просто вещь. А я из-за неё неделю места себе не находила.
Они посмеялись.
После выставки зашли в кафе напротив — маленькое, уютное, с клетчатыми скатертями и запахом корицы. Заказали капучино и штрудель.
— Знаешь, о чём я мечтаю? — Ольга Петровна размешивала сахар в чашке. — О путешествии. Настоящем. Не на две недели в Турцию, а по-серьёзному. В Италию, например. Или в Испанию.
— Так поезжай!
— На что? У меня пенсия — кот наплакал. Все деньги уходят на внука, на дом...
— А накопления?
Ольга Петровна усмехнулась.
— Были. Потратила на ремонт Дениске три года назад. Они тогда въехали в новую квартиру, денег не хватало...
Зинаида покачала головой.
— Ты слишком добрая, Оль. Вот проблема-то.
— Была, — поправила Ольга Петровна. — Больше не буду.
Они просидели в кафе до трёх часов. Болтали обо всём — о молодости, о работе, о мужчинах, которых когда-то любили и которых забыли. Смеялись. Строили планы.
Когда выходили, небо затянуло тучами. Запахло дождём.
— Ко мне? — предложила Зинаида.
— К тебе.
Они поймали такси. Водитель — молодой парень с тату на шее — включил радио. Играла какая-то попса, но Ольге Петровне было всё равно. Она смотрела в окно, на проносящийся мимо город, и думала: а ведь я свободна. Прямо сейчас. Впервые за столько лет.
И это пугало. И это радовало.
Валерия обзвонила всех. Подруг Ольги Петровны, дальних родственников, соседку тётю Свету с третьего этажа. Никто ничего не знал. Вернее, знали — но говорить отказывались.
— Ольга Петровна предупредила, что вы будете названивать, — буркнула тётя Света. — Сказала, чтоб передала: она взрослый человек, разберётся сама.
— Но...
— Вот и всё. До свидания.
Гудки.
Денис вернулся с вокзала ни с чем. Проверил камеры видеонаблюдения — свекровь действительно уехала утренней электричкой, но куда — непонятно.
— Может, к Зинаиде Марковне? — предположил он, роясь в телефоне. — Мама же с ней дружит...
— Я звонила. Не берёт.
— Тоже?
— Угу.
Они переглянулись. Валерия опустилась на стул.
— Это всё я... Если бы я не сказала...
— Хватит, — Денис сел рядом, взял её за руку. — Хватит себя грызть. Мама... она взрослая. Сама решила уехать. Может, ей действительно нужно побыть одной.
— Но она больная! У неё давление, сердце...
— Таблетки она взяла. Я проверил — все нужные упаковки исчезли из аптечки.
— А если ей плохо станет?
— Тогда вызовет скорую. Или позвонит нам, — он потёр переносицу. — Слушай, давай не будем паниковать раньше времени. Подождём до вечера. Если не появится — напишем заявление в полицию.
Валерия кивнула. В горле стоял комок.
Вечером Ольга Петровна так и не вернулась. Не позвонила.
Зато пришло сообщение. Короткое, из трёх слов:
«Я в порядке».
Больше ничего.
Три дня спустя
Ольга Петровна сидела на балконе у Зинаиды, закутавшись в плед, и пила чай с мятой. Внизу шумел город — машины, трамваи, крики детей во дворе. Звуки чужой жизни, в которую она не вмешивалась и которая не требовала от неё ничего.
Телефон лежал рядом. Включённый, но беззвучный. Сообщений было штук тридцать. Звонков — больше сотни.
Она не отвечала.
— Долго ты их так держать будешь? — спросила Зинаида, выходя на балкон с чайником.
— Не знаю, — Ольга Петровна пожала плечами. — А должна?
— Ну, они же волнуются...
— Пусть. Я волновалась, когда Денис в армии служил — два года почти не спала. Я волновалась, когда он женился, потому что видела, что Валерия не готова к семье. Я волновалась за внука, когда у него бронхит был, и невестка на работу уехала вместо того, чтоб с ним посидеть. Теперь их очередь поволноваться.
— Ты злишься.
— Нет, — Ольга Петровна отпила чай. — Я не злюсь. Я просто... устала быть удобной. Понимаешь? Всю жизнь быть той, на которую можно положиться. Которая всегда поможет, выручит, подстрахует. А самой — ни поддержки, ни спасибо.
Зинаида присела на стул рядом.
— А что дальше? Ты же не собираешься у меня до конца жизни сидеть?
— Нет. Я нашла вариант.
— Какой?
Ольга Петровна достала из кармана смартфон, открыла фотографию. Показала.
— Съёмная квартира. Студия в центре. Недорого, но чистая. Завтра еду смотреть.
Зинаида ахнула.
— Ты серьёзно?!
— Вполне. Я посчитала — если экономить, пенсии хватит. Не на роскошь, конечно, но на жизнь. А там — найду какую-нибудь подработку. Цветы продавать буду на рынке, вот Нинка Сомова зовёт уже три года. Или в библиотеке — говорят, требуется помощник.
— Оль...
— Что? — она посмотрела на подругу. — Ты думаешь, я не справлюсь?
— Нет, просто... а Денис? Внук?
— Денис взрослый мужик. Разберётся. А внука... — она замолчала. — Внука буду навещать. Когда захочу. А не когда мне скажут.
Зинаида обняла её.
— Ты нахалка, Петровна. Настоящая нахалка.
— Знаю, — Ольга Петровна улыбнулась. — Но знаешь что? Мне нравится.
Вечером она всё-таки набрала Дениса. Он ответил на первом же гудке.
— Мама! Господи, где ты?! Мы с ума сходим!
— У подруги. В порядке.
— Почему не звонила?! Почему не отвечала?!
— Потому что мне нужно было побыть одной.
— Но...
— Денис, — она перебила его спокойно. — Слушай внимательно. Я нашла квартиру. Буду жить отдельно.
Тишина на том конце. Долгая. Тяжёлая.
— Ты... шутишь?
— Нет.
— Из-за того, что Лерка сказала? Мам, она не хотела...
— Не важно, хотела или нет, — Ольга Петровна встала, подошла к окну. За стеклом сгущались сумерки. — Важно, что я наконец поняла: мне нужно своё пространство. Своя жизнь. Я отдала вам двадцать лет — тебе, невестке, внуку. Теперь я хочу пожить для себя.
— Но мы... мы же семья...
— Именно. Семья. А не одно целое. У каждого должно быть своё место.
Снова тишина.
— Ты правда не вернёшься?
— Нет.
— А вещи?
— Заберу потихоньку. Торопиться некуда.
— Мама... — голос его дрогнул. — Прости. Прости, что мы... что я не замечал...
— Всё хорошо, Денисик, — она улыбнулась сквозь слёзы. — Правда. Просто теперь будет по-другому. Увидимся в выходные, хорошо? Приеду, заберу часть вещей.
— Хорошо.
Она положила трубку. Вытерла глаза тыльной стороной ладони.
Зинаида стояла в дверях.
— Ну как?
— Нормально, — Ольга Петровна рассмеялась. — Странно, но нормально.
— Пойдём ужинать. Я тут лапшу Вок приготовила — пальчики оближешь.
Они прошли на кухню. Маленькую, тесную, но такую уютную. Зажгли свечи — просто так, без повода. Разлили вино — дешёвое, из «Пятёрочки», но какая разница?
— За тебя, — поднял бокал Зинаида. — За мою подругу-нахалку.
— За нас, — поправила Ольга Петровна. — За тех, кто осмелился жить по-своему.
Бокалы чокнулись.
За окном зажглись фонари.
А где-то в другом конце города Валерия сидела на кухне и смотрела на пустой стул напротив — тот, где обычно по вечерам сидела свекровь, пила чай с лимоном и рассказывала истории из молодости.
Теперь стул пустовал.
И почему-то именно сейчас, когда Ольги Петровны не было рядом, Валерия поняла, как много она значила.
Но было уже поздно.
Свекровь уехала. Просто взяла и уехала — потому что имела на это право.
И это было самое странное, самое неожиданное, самое правильное решение в её жизни.