Куда пропал Legio IX Hispana? Повесть об исчезнувшем легионе Римской империи.
Продолжение. Предыдущие части: здесь.
Часть V. Последняя тьма
Отведённые на размышления викингами конунга Норвегии Харальдом Суровым три дня для Девятого Испанского легиона подошли к концу. В течение этих дней в римском лагере велись оживлённые обсуждения: как поступить последнему легиону Рима? Следовать нейтралитету и принять предложение конунга переправиться с Внешних Гебридских островов в Британию, ныне называемую Англией, чтобы объединиться с саксами и помочь им отразить скандинавское вторжение? Или же присоединиться к норвежцам, вместе сокрушить саксов и основать на части территории Альбиона новое государство — наследника давно исчезнувшей Римской империи?
Мнения римских командиров разделились. По мнению легата Марка Лициния Руфа, переправа в Британию была бессмысленной. С первого же дня римляне столкнулись бы всё с той же войной.
Легат тщательно расспросил саксонского хускарла эрла Нортумбрии Этельреда и других командиров соединённого фирда трёх графств: Нортумбрии, Мерсии и Уэссекса о политическом раскладе Британии и Европы. Он выяснил, что на территории северной Британии, которая при Риме называлась Каледонией, ныне располагается королевство Альба, или Шотландия, чей христианский король Малькольм наверняка не даст спокойно пройти через своё королевство.
К тому времени, как легион с боями прорвётся в английские графства Нортумбрию и Мерсию, — война между норвежцами и англо-саксами может решиться победой одной из сторон, и если победят саксы, они будут недовольны даже нейтралитетом Девятого.
Вдобавок на юге герцог Нормандии Вильгельм готовит новое вторжение с материка, и римляне снова окажутся перед выбором, оказавшись в мясорубке новой интервенции и гражданской войны.
И даже если каким-то чудом легиону удастся переправиться на Европейский материк, то чтобы дойти до Италии и Рима, им придётся продираться через многочисленные варварские королевства, большинство из которых приняли учение Христа.
— Нас могут пропустить до самого Рима, — говорил легат своим подчинённым, старшим командирам, — но готовы ли вы поменять веру предков? Если мы останемся верны нашим старым римским богам и Митре, и не сменим веру Цезаря и Августа на крест, нас просто уничтожат варварские орды.
Да и что мы найдём в Риме? Развалины Форума, как говорят саксы? Пасущихся на Марсовом поле коз? Запустение, полное забвение подлинных римских идей и идеалов, власть верховного жреца христиан, которого называют Папой? Это уже не наш город, не наш Рим...
Но самым главным аргументом легата было — не удаляться от камней Калланиша, которые однажды переместили легион посредством орла сначала в пространстве, через океан, а затем — приняли их после битвы у стен другого места силы, перекинули из города индейцев Теотиуакан — в Англию XI столетия.
Римляне надеялись на то, что Калланиш и орёл — всё-таки вернут их домой, в Римскую империю, в правление императора Адриана.
— Таким образом, наш выбор упрощается, — подвёл черту легат. — Либо саксы, либо викинги. Никто нам не предоставит возможности нейтралитета, если мы останемся на острове и просто будем наблюдать за чужой битвой. Скорее, саксы и норвежцы на время объединятся, чтобы разделаться с нами, чтобы потом уже выяснить отношения друг с другом.
— Но если мы выберем одну из сторон, — продолжил легат, — это не только даст нам шанс выжить, но и возможность укрепить свои позиции. Однако выбор должен быть сделан с умом. Саксы более многочисленны, но их внутренние раздоры могут сыграть нам на руку. Викинги же сильны своей сплочённостью, но они безжалостны и не склонны к долгосрочным союзам.
— Значит, вопрос в том, — задумчиво произнёс трибун, — кто из них станет для нас меньшей угрозой в будущем.
Легат кивнул, его взгляд был сосредоточен.
— Именно. Мы должны не просто выжить, но и заложить основы для нашего влияния в этом регионе. Поэтому каждый наш шаг должен быть тщательно продуман.
Но всё-таки — больше всего я надеюсь, что камни Калланиша и наш орёл — возвратят нас в наше время.
Полосатые паруса
Туман над серым морем расселся. В просветах облаков проступили драккары. Их полосатые паруса, словно растянутые на ветру знамена, — вздувались над бушующими волнами. Над мачтами колыхались белые штандарты с чёрным вороном, зловещие, как сама смерть.
— Викинги, — прошептал один из ветеранов.
Но рядом с римлянами, плечом к плечу, стояли люди в шерстяных туниках и кольчугах — саксы. Их щиты были выдвинуты вперёд, штандарты с изображением драконов и крестов развевал ветер, глаза — твёрдые, упрямые были устремлены вперёд.
Среди саксонского ополчения, фирда, созванного эрлами Мерсии и Нортумбрии, была лишь четверть профессиональных воинов — личные дружины хускарлов ярла Моркара и ярла Эдвина, да конная дружина короля Англии Гарольда Уэссекского, единственная кавалерия англо-саксов. В отличных доспехах, с франкскими мечами, длинными копьями.
Остальные — землепашцы, бонды, свободные люди трёх графств, но и у них были сильные стороны — английский лук, составной, стреляющий далеко, — дальнобойный лук превосходных английских охотников.
Недостаток тяжёлой пехоты и кавалерии саксов компенсировался их римскими союзниками. Тяжёлая сарматская кавалерия и лёгкая конница галлов делала совершенно иным расклад сил, уже в пользу римско-саксонской коалиции, однако абсолютно все воины скандинавов были, как на подбор, сильными копейщиками и мечниками, многие из них — героями сказаний-саг в исполнении скальдов.
Харальд Суровый, без сомнения, обладал одной из самых мощных армий в Европе, и соперничать с ним мог разве что герцог Нормандии Вильгельм, впоследствии получивший прозвище Завоеватель. Таким образом, скандинавы и их потомки, осевшие в Северной Франкии, готовились к завоеванию Британских островов практически одновременно — с севера и с юга. Это поставило англо-саксонскую цивилизацию в крайне уязвимое положение, и было неясно, сможет ли её спасти союз с Римом.
— Почему мы с ними, а не с теми? — спросил молодой легионер, пристально глядя на яркие щиты северян.
Легат Марк Лициний Руф перевёл взгляд на юношу.
— Потому что они ближе нам, — спокойно ответил он. — Саксы уважают законы, чтут порядок, их вера основана не на человеческих жертвах, а на кресте. Среди нас уже есть христиане. Их бог схож с нашим Митрой. В них заложено зерно цивилизации. А те, — он указал на вороний штандарт, — остались варварами. Для нас они всё те же германцы, которых сокрушали по обоим берегам Рейна Германик, Тиберий, Юлиан.
Этельред перевёл слова легата стоявшим рядом с ним эрлам Мерсии, Нортумбрии и командиру конной дружины из Уэссекса, а потом — ответ одного из саксонских вождей:
— Мы ненавидим этих бандитов. Они приходят на своих кораблях из-за северного тумана жечь наши поля, зверствовать, разорять наши города и монастыри.
Сегодня мы братья. А то, что вы верите в Митру и Юпитера, не так важно сейчас, надеемся, что и вас, союзники, осветит свет Христа.
Столкновение
Прошли три дня, отпущенные римлянам на выбор пути. К исходу третьего гонец сообщил скандинавам выбор Legio IX Hispana: Рим выбрал сторону саксов.
На рассвете на берег двинулись корабли северян.
Берег гремел, когда носы драккаров ударялись о гальку. Больше всего на свете викинги дорожили своими кораблями, предпочитая проводить ночи на них, оставляя на берегу у костров лишь дозорных.
Многие норвежцы, не дожидаясь причаливания, выпрыгивали в воду с поднятыми щитами, держа в другой руке топоры, мечи и копья. Они ревели, закусывая ремни, били мечами по щитам — страшный, низкий гул, от которого дрожала земля. И тут же — строились в несколько линий.
Впереди были копейщики с большими ростовыми щитами. Гранёные наконечники копий готовы были остановить сарматскую и галльскую кавалерию римлян. Было очевидно, что римляне и саксы не сдвинутся с места от камней Каланниша, поэтому викинги сразу поставили стену щитов — внахлёст, не оставляя ни одной щели, готовые принять град стрел саксонского фирда.
Во второй линии стояли лучшие бойцы норвежцев с секирами на длинных рукоятях, с топорами и огромными двуручными мечами. Они должны были прорвать строй римлян, разбивая их щиты-скутумы своим страшным оружием дровосеков. Были среди них и берсерки, к тому времени стоящие вне закона, но ещё сохранившиеся в дружинах-хирдах ярлов островов и самого севера норвежских фьордов.
У них не было щитов, они бились оружием сокрушительной мощи, держа его двумя руками. Щитами их прикрывали бойцы третьей линии, вооружённые одноручными мечами и метательными копьями-хоггспьётами и дротиками-гафлаками. Ими компенсировался недостаток лучников в армии северян. Были мастера, умеющие кидать далеко копья или дротики сразу двумя руками.
Римляне встали в центр и сомкнули строй в несколько линий. Щиты-скутумы, почти в человеческий рост, были придвинуты друг к другу и упирались в песок, метатели дротиков и лучники саксонского фирда стояли впереди римлян, готовые после израсходования своих метательных снарядов уйти за щиты легионеров.
Профессиональные дружины саксонских эрлов встали на флангах, их знамёна с золотым драконом на красном поле развевались рядом с орлом Девятого.
Солнце поднималось над горизонтом, освещая поле, где вот-вот должна была начаться битва. Ветер доносил запах моря, перемешанный с дымом от костров. Викинги стояли, готовые к схватке, их лица отражали смесь ярости и решимости. Римляне и саксы, напротив, сохраняли хладнокровие, словно уверенные в своей стратегии.
Первый залп стрел саксонского фирда взмыл в небо. Северяне, прикрытые своими массивными щитами, встретили его без страха. Щиты глухо звенели от ударов, но строй оставался непоколебимым. В ответ викинги бросили свои копья-хоггспьёты, которые, пролетая по дуге, вонзались в ряды противника, прорывая их защиту.
Римляне начали движение, их центр медленно, но уверенно продвигался вперёд, как единый механизм. Щиты-скутумы образовали непробиваемую стену, а пики легионеров устремились вперёд, готовые встретить врага. На флангах хускарлы саксов, вооружённые огромными боевыми топорами, начали обходной манёвр, пытаясь окружить северян.
В ответ викинги перестроили свои ряды. Берсерки из второй линии вырвались вперёд, их глаза горели безумием. Они бросались на врага с нечеловеческой силой, разрывая строй римлян. Их удары были столь мощными, что даже скутумы трещали и ломались. Однако легионеры быстро восстанавливали порядок, их дисциплина не давала викингам прорвать центр.
Сражение становилось всё более ожесточённым. Земля под ногами была усеяна телами павших, кровь смешивалась с песком и галькой. В какой-то момент один из ярлов, стоящий во главе северян, поднял свой меч и громко закричал, призывая своих людей к последнему рывку. Этот клич эхом разнёсся по всему полю боя, вдохновляя воинов.
Саксонские лучники, видя, что их стрелы не наносят значительного урона, начали отходить за римские ряды. В это время северяне, воспользовавшись моментом, бросились на фланги, где хускарлы уже вступили в ближний бой. Топоры и мечи сверкали в утреннем свете, удары гремели, будто гром, а крики сливались в единый хаос.
Битва продолжалась, и исход её всё ещё оставался неясным.
— Ad testudinem! — дал команду Руф, промчавшись на своём жеребце вдоль передней шеренги легионеров.
Строй покрылся щитами, словно панцирем: testudо, знаменитое римское построение — черепаха.
Изначально увидя, что первая линия скандинавов ощетинилась копьями, легат решил поберечь и не насаживать на них кавалерию сарматов. Обладая мощью таранного типа, одетая в броню, с мощными копьями-контосами, она оставалась в резерве, далеко сзади, рядом с боевыми друидами, сжимающими сверкающие бронзовые серпы, используемые одинаково как в ритуалах, так и в битвах.
Сарматы должны были ударить с холма тогда, когда ряды викингов придут в расстройство. А лёгкую вспомогательную конницу галлов Руф послал далеко в обход, по морскому берегу под прикрытием скал, к кораблям норвежцев. Они должны были перебить корабельную охрану, матросов и гребцов, сжечь драккары и ударить во врага с тыла.
По примеру легата вдоль шеренги северян внизу, у причаливших кораблей, проскакал на огромном жеребце конунг Норвегии Харальд Суровый.
— За Одина! За Тора! Вальхалла!, — заорали во все свои лужёные глотки скандинавы, а из задних рядов донёсся клич: — Хууууу!, подражающий выбросу пара и кипятка из гейзера; он показал, что в рядах норвежцев немало выходцев из Исландии.
В боевом построении викинги стали наступать на холм, к мегалитам Калланиша, и по тому, что стена щитов осталась монолитной при этом маневре, легат понял, что северные воины действительно имеют отличную выучку.
Дуэль застрельщиков и артиллерии
Саксонские и английские лучники выпустили три мощных залпа из дальнобойных составных луков, после чего быстро отступили за защиту скутумов легионеров первой линии. Несколько копейщиков из переднего ряда норвежцев пали, но их товарищи из задних рядов тут же подхватили щиты и заняли места павших.
Римские скорпионы выпустили огромные копья длиной с человеческий рост, которые пробили сразу несколько рядов северян, проредив их ряды. После этого артиллеристы подожгли свои деревянные орудия, чтобы они не достались врагу. Скорпионы, как и баллисты, которые обрушили на норвежцев град круглых камней, были предназначены для одноразового использования. Однако их жертва оправдалась: камни баллист оставили ощутимые проплешины в строю скандинавов.
В отличие от них, онагры, метавшие отвесно огромные валуны, находились на холме и могли быть использованы несколько раз.
Свинцовые дротики-плюмбаты и пилумы, брошенные римлянами отвесно, столкнулись в воздухе с единственным залпом норвежцев из менее дальнобойных луков, а также с их дротиками и метательными копьями.
Обе стороны подняли щиты, чтобы перехватить вражеские снаряды. Однако небольшие, ярко раскрашенные щиты северян оказались слабее римских скутумов: они раскололись и стали непригодны для продолжения боя.
Викинги налетели, как лавина. Щиты столкнулись со щитами. Удары топоров звенели, щепки летели, но строй держался.
— Roma! Barra! — крикнул примипил Корнелий Вар.
— Barra! — повторили боевой клич легионеров тысячи солдатских глоток.
Мечи римлян — гладиусы, чьё назначение было колоть — выскочили сталью из-за щитов, как осиные жала. Колющие удары, быстрые, точные. Саксы рубили топорами и кололи копьями в открывающиеся бреши.
Сарматы и друиды — против берсерков
— За короля Гарольда! За Христа и деву Марию! — кричали саксы.
— За Рим! — отвечали легионеры.
— Вальхалла! Один! Тор! Ху!, — орали викинги, выпуская из своих рядов впавших в боевой транс берсерков, которые грызя щиты и рыча по-медвежьи, косили строй саксов огромными топорами и секирами, внося страшное опустошение в ряды союзников.
Марк Вар принял решение бросить кавалерию сарматов на берсерков. Выставив вперёд тяжёлые копья-контосы, всадники с грохотом врубились в ряды врагов, насаживая их тела, словно туши на вертела.
Однако даже пронзённые насквозь, берсерки сопротивлялись с яростью. Они, не чувствуя боли и не осознавая в боевом безумии, что уже обречены, хватались за древко копий, которыми были пронзены, подтягивали к себе сарматов и обрушивали на их шлемы тяжёлые топоры и секиры.
Даже упав на землю, воины Одина продолжали сражаться: они подрубали ноги лошадей и убивали кинжалами всадников, сбитых с седла. Легат заметил, как один из берсерков, жутко визжа, вцепился зубами в шею лошади, перескочил на круп вставшего на дыбы скакуна и, с нечеловеческой силой перегрыз горло кавалеристу.
После первого удара сарматы должны были выхватить из ножен длинные спаты — рубящие кавалерийские мечи — и завершить разгром врага. Но в этой битве всё пошло иначе.
Дюжина берсерков, чьи тела были пронзены множеством копий, умирая во славу Одина, превратили гордость Девятого легиона — тяжёлую конницу — в хаотичную, обезумевшую толпу. Даже перед тем, как валькирии спустились, чтобы забрать их души в чертоги Асгарда, эти воины успели посеять ужас среди сарматов.
Оставшиеся в живых берсерки, избежавшие серьёзных ран, бросились добивать остальных всадников. Но их остановила другая сила, вооружённая боевой магией, — друиды. Кельтские жрецы, раскрашенные синими узорами, с гортанными песнопениями, обрушились на элитных скандинавских бойцов, разя их острыми как бритва бронзовыми серпами.
— Рома! Барра! Один! За Христа! Ху!
Крики смешались, и берег превратился в бурлящую яму из крови и стали.
За кем будущее
Саксонский воин, пробивший копьем броню викинга, обернулся к Руфу:
— Наш король идёт. Гарольд соберет войско, чтобы остановить Сурового. С ним — будущее Англии.
Руф взглянул на него. В глазах сакса светилась уверенность в своём праве, в том, что земля должна принадлежать не морским разбойникам, а тем, кто возделывает её и строит дома.
Легат вдруг ощутил — да, это роднее Риму, чем холодная жадность северян.
— Пусть ваши хроники запишут: Девятый легион был рядом, — сказал он.
Саксы не поняли слов, но поняли жест — Руф поднял орла.
Бой с вороном: атака галлов
Викинги вновь пошли в атаку. Их штандарт — чёрный ворон — вздымался над рядами. Руф будто слышал его карканье, словно птица клевала саму душу легиона.
— Вперёд! — рявкнул он.
Римляне и саксы шагнули. Щиты ударяли в щиты, копья ломались, топоры рвали плоть. Падали люди, кричали, вязли в песке, кровь брызгала на камни Калланиша.
Бой длился, как вечность, и складывался не в пользу союзников.
Центурион Веттий, седой, как морская соль, вонзил гладий в грудь северянину, но тут же сам рухнул, рассечённый боевым топором норвежцев.
Был сражён ударом в грудь, пробившим доспех прямо напротив сердца тяжёлым двуручным мечом вождя-хёвдинга Харольда — примипил Корнелий Вар.
Его первая когорта, сражавшаяся в первых рядах, была почти уничтожена. Из трёх тысяч легионеров в живых осталось не больше тысячи, и половина из них была ранена.
Ещё оставались сарматы — остатки тяжёлой конницы, разбитые берсерками, которые, впрочем, полегли все как один, — формировали на вершине холма боевое построение, но их было не больше двух десятков.
Отряд боевых друидов почти не пострадал. Он также стоял на холме, жрецы, сжимая окровавленные серпы, накинув капюшоны на головы, раскачивались в такт своим песнопениям.
Казалось, что северяне побеждают. Всё новые и новые бойцы викингов прыгали с драккаров и формировали новое построение, стену щитов, двигаясь на холм.
Фирд саксов почти полностью были разбит. Лишь личные дружины эрлов Мерсии и Нортумбрии сплотились возле своих вождей и защищали их от наступающих хускарлов Харальда Сурового.
Сам конунг Норвегии, весь в крови врагов, косил огромной секирой римлян и саксов, как косит жнец траву на исходе лета.
И вдруг — ситуация в ворне изменилась. Свежие силы лёгкой конницы галлов обошли по флангу северян, и выскочили из нагромождения скал на пляж, где были причалены драккары. Убивая с тыла охрану кораблей, галлы кидали на драккары и кнорры факелы, пропитанные смолой, поджигая флот северян.
Они пускали стрелы со своих небольших, но маневренных лошадок в гребцов и матросов, а затем — не издавая никаких криков, в полнейшем молчании, обрушились на викингов с тыла, внося панику в последние ряды норвежцев.
Стена щитов распалась, и легат дал команду немедленно атаковать бреши.
С кличем — Барра, за Рим! — оставшиеся легионеры бросились на врага, но сначала мощный таранный удар нанесли сарматы.
Зажатые между двумя конными лавинами, галлами и сарматами, северяне дрогнули, однако желание попасть в Вальхаллу, заставила лучших в Северной Европе бойцов умереть с мечом в руке. Их беспощадно отправляли в чертоги Одина вспомогательные кавалерийские части римлян, а затем — подоспевшая пехота и дружины саксонских ярлов.
Довершила разгром северных захватчиков лавина друидов...
Поединок легата и конунга
Поражение было сокрушительным. Конунг Норвегии, зять конунга русов и всей Гардарики Ярицлейва, легендарный завоеватель и герой саг, Харальд Суровый, стоял с опущенной секирой, невольно наблюдая за гибелью своего хирда.
Его конь давно пал под ударами врагов, и теперь он, пеший, с мрачным выражением лица смотрел, как друиды методично добивают его верных воинов: дренгов, хускарлов и хёвдингов.
Единственный путь, что оставался перед ним, — последовать за павшим войском в чертоги Одина. Там эйнхерии, доблестные воины, каждое утро сходятся в битве под сводами из золотых щитов, а к полудню воскресают, залечивая свои раны, чтобы вновь собраться за пиршественным столом. Вместе с Одином они вкушают мясо вечно возрождающегося вепря Сехримнира, запивая его сладким мёдом и молоком козы Хейдрун, которая жует листья Мирового Древа Иггдрасиля.
И так будет продолжаться почти вечно, пока Хеймдаль не протрубит в свой рог Гьяллархорн, возвещая о Рагнарёке — конце света.
В тот день Харальд Суровый поднимется вместе с другими героями, чтобы сразиться бок о бок с асами и ванами против чудовищ и великанов-йотунов в последней битве на равнине Вигрид.
Всё, что нужно для этого счастья, о котором мечтает любой викинг, — это умереть со славой с оружием в руках, — вспомнил Харальд, и посмотрел на холм, где на верхом на коне сидел легат Девятого Испанского легиона Марк Лициний Руф.
Конунг вздохнул и начал подниматься на холм. Легат, тронув поводья, начал спускаться от мегалитов Калланиша к побережью, желая удовлетворить желание своего врага.
По знаку легата, к Харальду приблизился сарматский всадник, слез с лошади и знаком предложил сесть на неё. Марк Руф не хотел, чтобы его измотанный в битве противник устал перед битвой ещё больше, взбираясь на холм.
Он хотел, чтобы поединок был равным.
Конунг наклонил голову в знак признательности благородством римлянина, и сел на коня.
Почувствовав, что потребуются его услуги переводчика, вслед за Руфом с холма начал спускаться и саксонский хускарл Этельред.
Не доезжая нескольких десятков метров до Харальда, Руф остановился и спешился. То же самое сделал и вождь викингов.
Оба решили, что хольмганг будет пешим.
Конунг Норвегии поприветствовал легата Девятого, а сакс — перевёл:
— Приветствую своего врага, римского ярла. Благодарю тебя за то, что ты принимаешь мой вызов на поединок-хольмганг.
Легат кивнул, внимательно разглядывая конунга. Его взгляд был холодным, но в нём читалось уважение к противнику, который, несмотря на поражение, сохранил достоинство и гордость.
— Я принимаю твой вызов, конунг, — произнёс Марк Лициний Руф, и его голос прозвучал твёрдо, словно сталь, — но знай, что этот поединок станет последним для одного из нас.
Этельред перевёл слова легата, и Харальд лишь кивнул, сжимая в руках секиру. Он понимал, что этот бой — не просто схватка двух воинов, но и символ столкновения двух миров: ярости древних богов севера и дисциплины римского легиона.
Они начали обходить друг друга, словно два хищника, готовящихся к прыжку. Легат держал в руках гладиус, короткий меч, который блестел в лучах заходящего солнца и готовился защищаться щитом-скутумом. Харальд, напротив, опирался на свою массивную секиру, которая, казалось, могла разрубить дерево одним ударом.
Первым напал Харальд. Его движение было стремительным, несмотря на усталость. Секира описала дугу, нацеленную на плечо легата. Однако Руф оказался быстрее. Он шагнул в сторону, и клинок секиры прошёл мимо, лишь всколыхнув воздух.
Легат ответил молниеносным выпадом. Гладиус метнулся вперёд, стремясь достичь груди конунга. Но Харальд успел поднять древко секиры, блокируя удар. Древко заскрипело под натиском, но выдержало. Секира весила больше, но у римского меча был лучше металл.
Бой продолжался. Удары и выпады следовали один за другим, каждый из воинов демонстрировал мастерство, отточенное годами битв. Земля под их ногами была истоптана, а вокруг стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь звоном металла и тяжёлым дыханием.
Наконец, один из ударов Харальда достиг цели. Секира скользнула по доспеху легата, оставив глубокую царапину на его плече. Руф поморщился, но не остановился. Его гладиус, словно змея, метнулся вперёд и рассёк воздух, пробив доспех, оставляя на боку конунга кровавую рану, а тяжёлый скутум обрушился на голову скандинава.
Оба противника начали дышать тяжело, но ни один не собирался уступать. Это был бой не только силы, но и воли.
Харальд почувствовал, как кровь струится по боку, но боль лишь разожгла его решимость. Он сделал шаг назад, чтобы перевести дыхание, и вновь поднял секиру, готовясь к следующему выпаду. Легат, несмотря на рану плеча, тоже не терял концентрации. Его глаза были прикованы к движениям конунга, каждый мускул его тела был напряжён, словно натянутая тетива.
Внезапно Харальд ринулся вперёд, используя всю свою мощь и внушительный рост. Его секира с грохотом обрушилась на землю, когда Руф в последний момент откатился в сторону. Земля под ногами содрогнулась, а облако пыли взметнулось в воздух. Легат воспользовался моментом и провёл резкий удар гладиусом, целясь в незащищённое бедро противника.
Клинок оставил глубокую рану, и Харальд пошатнулся, но удержался на ногах. Его лицо исказилось от боли, однако он не позволил себе показать слабость. Он знал, что его хирдманы, те, кто ещё был жив, наблюдают за этим боем. Их король не мог пасть без чести.
Руф, видя, что противник ранен, начал действовать осторожнее, не желая дать Харальду шанс на контратаку. Он кружил вокруг конунга, выжидая подходящий момент для решающего удара. Но Харальд, несмотря на раны, не сдавался. Он собрал последние силы и сделал резкий рывок, нацелив секиру прямо в грудь легата.
Руф едва успел поднять щит, чтобы отразить удар. Секира с оглушительным звуком врезалась в дерево, побив железную окантовку щита, почти расколов скутум надвое. Легат пошатнулся, но удержался на ногах. Он понимал, что Харальд — не просто воин, а настоящий зверь, который будет сражаться до последнего вздоха.
Они снова сошлись в ближнем бою. Металл звенел, искры разлетались в стороны. Каждый удар был смертельным, каждый шаг — борьбой за жизнь. В какой-то момент Харальд почувствовал, что силы начинают покидать его. Кровь из раны на бедре текла всё сильнее, и каждый шаг давался ему с трудом. Но он не мог позволить себе упасть. Не сейчас.
Руф заметил, что конунг ослабел, и решил воспользоваться этим. Он провёл серию быстрых ударов, вынуждая Харальда отступать. Наконец, один из выпадов достиг цели: гладиус пронзил плечо конунга, выбив из его рук секиру. Оружие с глухим стуком упало на землю.
Харальд, тяжело дыша, взглянул на Руфа. Его глаза горели яростью и гордостью. Он не собирался просить пощады. Легат, понимая это, замер на мгновение. В его взгляде мелькнула тень сомнения, но он быстро подавил её. Он поднял гладиус, готовясь нанести последний удар.
— Ты был достойным противником, конунг, — произнёс Руф, его голос звучал твёрдо, но в нём слышалась нотка уважения.
Харальд лишь кивнул, принимая неизбежное. Он выпрямился, встретив взгляд легата. В этот момент он не был побеждённым. Он был воином, готовым отправиться в чертоги Одина.
— Я иду к тебе, Один!, — крикнул он.
И в это время гладиус вонзился в горло норвежского короля.
Смерть легата
Марк Руф смотрел на поверженного Харальда Сурового, как вдруг его пошатнуло. Внезапно легат ослеп на один глаз. Боли он не чувствовал — лишь ошеломлённо провёл рукой по лицу, ощущая, как тёплая кровь струится вниз из левой глазницы.
Его пальцы наткнулись на оперение стрелы. Она пробила глаз, прошла сквозь череп и задела мозг.
Выстрел сделал один из уцелевших лучников дружины Харальда, одержимый жаждой мести за павшего короля.
Но легат не упал.
Мы до сих пор не разгадали всех загадок человеческого мозга. Почему легат Legio IX Hispana устоял? Почему не пал замертво?
Или, быть может, он уже давно мёртв?
Мы узнаем об этом в окончании нашей повести «Орёл за океаном».
А также мы заодно узнаем наконец, куда всё-таки подевался Девятый.
Окончание следует...
Ранее, по порядку:
По теме: