Вот же дрянь. Сволочь беспросветная.
Снежана стояла посреди гостиной в квартире свекрови, и руки её сильно дрожали — не от страха, а от ярости, которая накопилась за три года замужества и сейчас готова была выплеснуться наружу, как вода из переполненного чайника. Яна сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и на её лице играла улыбка — такая довольная, самодовольная, что хотелось стереть её одним точным движением.
— Я не брала твоё чёртово кольцо, — Снежана произнесла это тихо, слишком тихо, и сама почувствовала, как голос предательски дрожит. — Я его даже не видела.
— Конечно не видела, — Яна провела рукой по волосам, длинным, уложенным волнами, как у какой-нибудь модели. — Оно же теперь у тебя где-то спрятано. Мама, ты же понимаешь, что это не первый раз? Помнишь, в прошлом месяце пропали мои серьги?
Наталья Петровна сидела за столом, перед ней стыла чашка кофе, и она смотрела на Снежану тем взглядом, который невестка уже научилась распознавать — холодным, оценивающим, полным осуждения.
— Снежаночка, может, ты просто... случайно взяла? — свекровь говорила мягко, но в этой мягкости чувствовалась злость. — Бывает, человек берёт, не задумываясь, а потом забывает...
— Я ничего не брала! — Снежана почти закричала, и сама испугалась своего голоса. — Господи, как вы меня достали! Три года я терплю эти намёки, эти взгляды!
Яна поднялась с кресла. Она была выше Снежаны на полголовы, стройная, в облегающем платье, которое стоило, наверное, как половина зарплаты Ярослава. Подошла близко — так близко, что Снежана почувствовала её духи, приторно-сладкие.
— Ты вообще понимаешь, сколько это кольцо стоит? — Яна почти шептала. — Подарок Максима. Белое золото, бриллианты. Ты на такое даже в магазине смотреть не можешь, а не то что купить.
Вот тут что-то щёлкнуло внутри. Снежана развернулась, схватила сумку.
— Всё. Я ухожу. Разбирайтесь сами.
— Стой, — Наталья Петровна встала. — Не устраивай сцен. Яна просто расстроена, кольцо дорогое...
— А мне что, легче от этого? — Снежана обернулась уже в дверях. — Меня обвиняют в воровстве! В воровстве, понимаете?!
Она выскочила на лестничную площадку, судорожно нажала кнопку лифта. Слёзы уже душили, но плакать она не хотела — не здесь, не сейчас, не перед ними.
Ярослав встретил её через час в «Шоколаднице» на Тверской. Сидела у окна, перед ней стоял нетронутый капучино, и она смотрела на снег, который начал падать крупными хлопьями, укрывая город.
— Снеж... — он сел напротив, и она даже не повернула голову. — Мама звонила.
— Знаю.
— Это всё ерунда, кольцо найдётся...
— Ерунда? — Снежана наконец посмотрела на него, и Ярослав увидел в её глазах что-то новое, чего раньше не было — холод. — Твоя сестра назвала меня воровкой. При твоей матери. А ты говоришь — ерунда?
Он потянулся к её руке, но она отдёрнула.
— Яна всегда была... сложной. Ты же знаешь. После развода с Андреем она вообще...
— Да сколько ж я могу терпеть унижения твоей сестрицы?! — Снежана не сдержалась, голос сорвался. Несколько посетителей обернулись. — Видите ли, только она самая умная и красивая! Только у неё все права! А я кто? Прислуга? Половая тряпка?
Ярослав побледнел.
— Тише, пожалуйста...
— Нет, я не буду тише! Три года, слышишь? Три года я молчала, когда она делала мне гадости! Когда говорила, что я недостойна тебя! Когда при всех обсуждала, как я одеваюсь, как готовлю, как разговариваю! А ты... ты всегда молчал. Всегда был на её стороне.
— Я не на её стороне...
— Врёшь. Ты всегда защищаешь её. Потому что мама её защищает. Потому что она младшая, потому что она красавица, потому что у неё богатый любовник. И всем плевать, что она — эгоистка и стерва.
Снежана встала, оставив на столе деньги за кофе.
— Я еду к себе. К родителям. Подумаю... о нас.
Прошло две недели
Снежана жила у родителей в Бутово, ходила на работу в медицинский центр, где была администратором, и старалась не думать о Ярославе. Он звонил каждый день — она не брала трубку. Писал сообщения — она читала, но не отвечала.
А потом позвонила мать Ярослава.
— Снежана, мне нужно с тобой встретиться. Срочно.
Голос был странный — не холодный, как обычно, а какой-то растерянный.
Они встретились в кафе «Прайм» около метро «Новокузнецкая». Наталья Петровна сидела за столиком у стены, и Снежана не сразу узнала её — свекровь выглядела осунувшейся, постаревшей.
— Садись, пожалуйста, — Наталья Петровна кивнула на стул напротив. — Я... я должна тебе кое-что сказать.
Снежана села, не снимая пальто.
— Кольцо нашлось, — свекровь говорила тихо, не поднимая глаз. — Яна... призналась. Она его спрятала. Специально. Чтобы обвинить тебя.
Тишина. Где-то играла музыка, официанты сновали между столиками, но Снежана слышала только стук собственного сердца.
— Зачем? — она выдавила из себя.
— Она... завидовала тебе. — Наталья Петровна наконец подняла глаза, и в них было что-то похожее на стыд. — Завидовала, что Ярослав тебя любит. Что у вас всё хорошо, а у неё... Максим ушёл. На прошлой неделе. Сказал, что устал от её характера. И она... сорвалась.
— И что теперь?
— Она уехала. В Сочи, к подруге. Не знаю, когда вернётся. — Свекровь замолчала, потом добавила: — Я неправильно её воспитала. Избаловала. Прощала всё, покрывала. Думала, что защищаю, а на самом деле... сделала из неё монстра.
Снежана молчала. Внутри бурлило что-то тяжёлое, болезненное — но не победное. Ей не хотелось торжествовать.
— Прости меня, — Наталья Петровна протянула руку через стол. — Я была слепа. И несправедлива к тебе.
Вечером Снежана вернулась домой — в ту квартиру на Преображенке, где они с Ярославом снимали однушку. Он был там, сидел на диване, и когда она вошла, вскочил.
— Мама рассказала? — спросил он.
— Рассказала.
— Снеж, прости меня. Я... я должен был защищать тебя. Всегда. А я...
Она подошла, обняла его, и он прижал её к себе так крепко, словно боялся отпустить.
— Больше никогда, — прошептала она ему в плечо. — Если ещё раз встанешь на её сторону...
— Не встану. Обещаю.
И она поверила. Потому что в его голосе, в его руках чувствовалось что-то новое — решимость, твёрдость. Он наконец повзрослел.
А Яна... Снежана узнала о ней случайно, месяцев через пять. Подруга прислала ссылку на статью в новостях: скандал в одной из клиник пластической хирургии, неудачная операция, судебное разбирательство. И там — фотография Яны, только теперь её лицо было другим, искажённым, с синяками и отёками. Она пыталась сделать себе скулы, как у модели, и хирург ошибся.
Снежана закрыла статью. Не было ни злорадства, ни жалости — только пустота. Жизнь сама расставила всё по местам, без её участия. И это, наверное, было правильно.