В половине седьмого вечера Ира поняла, что больше не может. Стоя у плиты с половником в руке, она смотрела, как свекровь Галина Петровна величественно проплывает через кухню к гостиной, где уже гремела музыка и хохотали какие-то незнакомые люди. Снова. В её, Ириной, квартире.
— А я не собираюсь выполнять хотелки твоей мамы! Сели мне на шею и ножки свесили! — прошипела она, когда муж Вова вынырнул из комнаты с пустой бутылкой шампанского.
Он даже не посмотрел на неё. Просто прошел мимо, открыл холодильник — её холодильник, набитый продуктами, которые она покупала на свою зарплату — и достал еще две бутылки.
— Ты чего шипишь? Мама друзей пригласила, юбилей у Зинаиды Марковны. Не понимаю, что тебя не устраивает.
Ира выключила плиту. Суп доваривался, но ей было плевать. Три месяца назад Галина Петровна «временно» переехала к ним. После того как продала свою однушку на окраине и деньги спустила — куда именно, Ира так и не узнала. Вова только разводил руками: мама взрослая, имеет право. Временно превратилось в бесконечность. Свекровь заняла единственную спальню, Ира с Вовой ютились на диване в гостиной. А сегодня там танцевали пять незнакомых старушек под «Ласковый май».
— Устраивает?! — Ира швырнула половник в раковину. — Это моя квартира! Я плачу за всё! За свет, за воду, за еду, которую вы едите! А вы тут концерты устраиваете!
Вова поморщился:
— Ну вот опять ты начинаешь. Не можешь порадоваться за маму? У неё праздник.
Ира прошла в гостиную. Там на её диване, купленном в кредит два года назад, восседала свекровь в новом платье — тоже, конечно, на деньги Ирины. Вокруг суетились подруги, на журнальном столике громоздились тарелки с нарезкой, салатами, выпивкой.
— Галина Петровна, — Ира говорила тихо, но каждое слово отдавалось эхом внутри черепа. — Проводите гостей. Немедленно.
Свекровь обернулась, как королева, которую отвлекли от важных дел.
— Ирочка, что случилось? Мы тут культурно отдыхаем, никому не мешаем.
— Вы мешаете мне. В моей квартире.
— Да ладно тебе! — Зинаида Марковна, полная женщина с красными щеками, махнула рукой. — Молодая еще, куда торопишься? Посиди с нами, выпей!
Ира развернулась и вышла. В прихожей стояли чужие сумки, пахло дешевыми духами и чем-то кислым. Она схватила куртку и вылетела на лестничную площадку. Холодный октябрьский воздух ударил в лицо, но легче не стало.
Спустилась вниз, села на скамейку у подъезда. Достала телефон. Полистала новости, не видя ничего. Сердце колотилось где-то в горле.
Сорок два года. Бухгалтер в строительной фирме. Замужем одиннадцать лет. Своя двушка в спальном районе. Казалось, всё правильно. Только вот последние три месяца она просыпалась с одной мыслью: «Сколько ещё?»
Через полчаса вернулась. В квартире музыка гремела ещё громче. Кто-то пел караоке, фальшивя на верхних нотах. Ира прошла на кухню, налила себе воды. Руки дрожали.
Вова сидел за столом, жевал салат оливье.
— Ты чего психуешь? — спросил он, не поднимая глаз. — Один раз мама людей позвала. Что тут такого?
— Один раз? — Ира поставила стакан на стол. — Каждую неделю у неё то подруги, то соседи, то какие-то дальние родственники. Я не знаю половины этих людей! Они пьют моё вино, едят мою еду, сидят на моей мебели!
— Не ной. — Вова наконец посмотрел на неё. — Мама одинокая, ей нужно общение. Ты же не злая.
Вот так всегда. «Не злая». «Не жадная». «Нормальная женщина поймёт». Ира развернулась и пошла в спальню. Вернее, в бывшую спальню, ставшую королевством свекрови. Галина Петровна как раз выходила оттуда, неся ещё одну бутылку коньяка.
— Ты где это взяла? — спросила Ира.
— В серванте нашла, — свекровь улыбнулась. — Зачем добру пропадать?
Это был коньяк, который Ира берегла. Подарок от коллег на день рождения, хороший, дорогой. Она собиралась открыть его в Новый год.
Что-то щёлкнуло внутри. Тихо. Почти незаметно.
На следующее утро Ира встала в шесть. Позвонила риелтору. Марку, который год назад помогал покупать машину её подруге Ритке.
— Марк Викторович? Доброе утро. Мне нужно срочно продать квартиру.
Он приехал днём, пока свекровь дремала после вчерашнего веселья, а Вова сидел на работе. Осмотрел квартиру, покивал.
— За месяц продадим. Может, быстрее, если цену чуть снизите.
— Две недели, — сказала Ира. — Максимум. Цену снижу сколько надо.
Через десять дней квартира была продана. Молодая пара, ждут ребёнка, наличные сразу. Ира подписала договор в нотариальной конторе на Тверской, получила деньги. Вечером, когда Вова вернулся домой, она сидела на кухне с пустыми чемоданами.
— Что это? — он уставился на сумки.
— Собираюсь. Квартира продана. Завтра передаю ключи.
Тишина. Потом:
— Ты о чём?!
— О том, что говорю. Квартира моя была, я её и продала. Вы с мамой съезжаете. Можете на дачу вашу. Или куда хотите.
Вова побледнел.
— Ты сошла с ума! Куда я поеду? Какая дача? Там вообще жить нельзя зимой!
— Не моя проблема, — Ира начала складывать одежду в чемодан. — Надо было думать раньше, когда мать твоя тут бал-маскарад устраивала каждую неделю.
Свекровь вышла из комнаты. Лицо опухшее, халат застёгнут криво.
— Что происходит?
— А то, Галина Петровна, что ваша халява закончилась. Квартиру я продала. Деньги мои. Вы отсюда выметаетесь. Завтра.
Начался ад. Крики, слёзы свекрови, Вова кидался к телефону — звонить юристам, друзьям, кому-то ещё. Ира методично паковала вещи. Только своё. Книги, одежду, документы, фотографии родителей. Всё остальное — мебель, посуду, технику — оставила. Пусть забирают, продают. Её это больше не касалось.
— Ты не имела права! — орал Вова. — Это же семья! Я твой муж!
— Был, — поправила Ира. — Разводись. Я подам заявление в понедельник.
Утром приехало такси. Ира погрузила два чемодана, села на заднее сиденье. Вова стоял у подъезда, растерянный, постаревший за ночь. Свекровь всхлипывала на балконе.
— Куда ты? — крикнул он.
Ира опустила стекло:
— Туда, где о вас не вспомню.
Поезд до Сочи шёл сутки. Ира смотрела в окно — мелькали станции, перелески, маленькие городки. На телефон звонили. Сначала Вова, потом свекровь, потом незнакомые номера. Она сбросила все вызовы, выключила телефон.
В Сочи было тепло. Пахло морем и хвоей. Ира сняла студию в Мамайке, недалеко от набережной. Маленькая, но светлая. Окна выходили на горы.
Через неделю нашла работу — помощницей бухгалтера в небольшой гостинице. Хозяйка, Эмма Рафаэловна, пожилая армянка, посмотрела на неё внимательно:
— Что случилось?
— Жизнь, — ответила Ира.
— Бывает, — кивнула Эмма Рафаэловна. — Работа с понедельника.
Вова и свекровь её искали. Звонили знакомым, соседям. Но Ира не оставила следов. Новый номер телефона, новый город. Она гуляла по набережной по вечерам, пила кофе в маленьких кафе, по выходным ездила в горы.
А в Москве Вова со свекровью перебрались на дачу в Подмосковье. Старый деревянный домик без отопления, с печкой и колодцем. Денег не было — на работе Вову сократили через месяц, а свекровь привыкла жить на чужой шее. Зима выдалась холодной.
Однажды в марте, когда Ира сидела у моря и смотрела на закат, ей пришла эсэмэска от Риты:
«Видела твоего. На рынке стоит, курточки продаёт. Постарел ужасно. Мать его рядом тоже торгует. Носками».
Ира перечитала сообщение, убрала телефон в сумку. Солнце садилось в море, окрашивая воду в красный и золотой. Где-то в глубине шевельнулось что-то — не жалость, не злорадство. Просто пустота, которая постепенно заполнялась новыми ощущениями.
Она встала, отряхнула песок с джинсов и пошла вдоль берега. Впереди было ещё столько всего. И впервые за долгие годы Ира шла туда одна — лёгкая, свободная, как чайка над волнами.