– Господи, и почему я согласилась? – жала плечами Лиза, давя на газ, – Это ж даже не Ярославль, это гораздо дальше. Мы ж за день не управимся!
Но Ольга рассказывала суть дела. Лиза смотрела в зеркало на Юлию, сидящую на заднем сиденье, и понимала – а ведь вполне возможно, что Ольга права. И все ее проблемы из-за этой непредвиденной дальней поездки – ничто по сравнению с горем матери.
Юлия сидела сзади удручённая, прикрытая капюшоном куртки – она не верила. Она помнила сестру Любу совсем калекой. По дороге она совсем расклеилась и вскоре уснула. Видимо, действовали таблетки.
Октябрь уж начался, и лес покрылся багрянцем и позолотой. Захватывало дух от этих картин: лента дороги, а вокруг – невероятные краски.
– Только ради этого стоило выехать! – восхищалась Лиза.
– По грибы бы! – мечтала Ольга.
– А давай загадаем, если девочку найдем, то обязательно выберемся по грибы.
– А если нет? – Ольга кусала губы, может она и ошиблась.
И вообще, можно было не ехать, не дергать девчонок, не травмировать пострадавшую мать, а позвонить в райотдел и распорядиться проверить адрес.
А что теперь с ней будет? Как поедет обратно, узнав, что дочери там нет? Не угодить бы в больницу.
Вот только предполагала Ольга, что если бы она не поехала, то Юлия бы рванула в деревню сама. А там и до беды недалеко. Вон какая слабая. Совсем истощило женщину горе.
– А если нет ... Всё будет хорошо, Оль. Ведь отрицательный результат – тоже результат, – Лиза видела волнение Ольги, улыбалась и поддерживала, – Это только сбора грибов не касается, там результат должен быть положительный.
Они останавливались на заправках, перекусывали. Юлю приходилось будить.
– Оль, она всегда такая вялая? – Лиза пила кофе из пластикового стаканчика, они стояли возле машины, а Юля, чуть проснувшись, улеглась опять.
– Нет. Была цветущей женщиной. Горе подломило.
– Ох... Я как представлю, если б мои..., если б моих...
– Не надо это представлять. Побереги сердце.
В дороге звонил Игорь, обругал их так, что теперь они дружно не брали трубки. Лиза обиделась на мужа за грубость, а Ольга просто очень хотела довести дело до конца и стыдилась уже, что втянула в это Лизу.
Деревню эту навигатор не показал. Пришлось спрашивать дорогу. Юлию будить не стали, пробирались по грязи грунтовых дорог, а частенько просто по сырым обочинам с угрозой – сесть.
Но доехали. Номеров домов нет, народу – тоже. Лиза направилась к дому с дымящей трубой, калитка закрыта, она полезла через забор.
– Лизка, твой муж меня уволит.
– Да я сама его скоро уволю. Матом он кричит! Гаденыш! – Лиза сидела верхом на заборе.
– Он всегда был болваном. Я просто тебе не говорила.
Лизе удалось достучаться до хозяев. Старый глуховатый дед вышел во двор, пальцем указал домишко на отшибе, где жила Люба Пастухова.
Они решили оставить машину подальше и не будить Юлию. Пусть спит. Закрывать машину не стали. Пешком направились к бревенчатой избе. С виду была она какая-то нежилая, даже дым из трубы не валил, хоть было по-осеннему прохладно.
А когда подошли ближе, поняли почему ещё изба казалась нежилой – окна ее закрыты ставнями. Поковырявшись и испачкавшись о ржавую сырую проволоку, калитку они открыли.
Но потом встали перед крыльцом – стучать или...? Решили не стучать, а обойти вокруг избы. Сделать это было не так легко – вокруг заросли, навалы разного мусора. Ольга шла чуть дальше, а Лиза все же полезла по дискам ближе к окнам.
Потом вылезла, перепачкавшись, вытирая руки о джинсы.
– Там кто-то есть, Оль. Разговаривают.
– Женский голос?
– Да. Вроде да, но тихо совсем.
– А давай... Давай попробуем ставни открыть. Вот эти, – решила Ольга.
– Давай. Господи, я и не думала, что это будет так страшно. Гошка прав...
Ставни, в отличие от двери, открывались снаружи. Они подобрались к окну обе, высунули засов. Между ставней посыпался песок, открыли одну половину, она заскрипела – видимо закрыты они были давным-давно. Окно грязное – жухлая листва, паутина, дохлые мухи.
Ольга махнула Лизе, чтоб та отошла в сторону, а сама, сощурившись, заглянула в окно, приложив ладонь ко лбу, приблизила лицо и ... тут же отпрянула в испуге – сквозь грязное стекло на нее смотрели чьи-то глаза.
– Ой! – вырвалось из груди.
Зашлось сердце, но она взяла себя в руки, заглянула опять – за окном никого не было, только чернота. В избе было темно, но там определенно кто-то был, мелькнула тень.
– Чё там, Оль?
– Смотрел кто-то, но сейчас, вроде, нет.
Они обе вглядывались в окно, и тут прямо перед ними на окне с той стороны задернулась штора. Опять отпрянули..
Они ждали. Штора потихоньку отодвинулась и показалось лицо. Теперь Ольга разглядела – это был ребенок. Точно ребенок – и ручка, держащая штору, совсем маленькая.
– Дитя.
– Ангелина?
– Не знаю. Кажется Ангелина должна быть постарше. Ей уж восьмой ...
Лиза тихонько постучала пальцем по стеклу, стучала ритмом. И это возымело эффект, штора заиграла, ребенок наивно подглядывал. Лиза продолжила стучать. И тут... Потихоньку штора отодвинулась, и за окном показались двое детей.
– Ого! Это... А вот это может... Это она, Лиз...
Две девочки смотрели на них из заколоченной избушки. Лиза показывала им руками, проговаривала, чтоб открыли окно, но они мотали головами – открыть окно они не могли.
– Залезем, если вышибем? – спросила Ольга.
– Вышибем? Может постучать в дверь? – Лиза поморгала глазами.
Но следственный ум Ольги уже работал на несколько ходов вперёд.
– Постучим. Но сначала..., – она ухватилась за сырые кирпичи, на обратной стороне которых сразу повисли слизни, – Ну-ка давай их под окно, и вот эту доску, и эту.
Теперь в окно было залезть легко. Если, конечно, его открыть.
– Так, Лиз. Ты стучишь в дверь. Громко, настойчиво, ногами. Кричи: "пожар, пожар, горим ..." А если не откроют, я окно бью.
– Ой, мамочка. Я не смогу.
– Сможешь. Главное, ори до истерики.
Лиза перекрестилась и поползла из куширей к крыльцу. Ольга сняла свою куртку намотала на руку.
Было ощущение, что истерика у Лизы и правда началась. Она орала, лупасила в дверь, но дверь никто не открывал. Тогда Ольга саданула доской по стеклу, стекло посыпалось, обмотанной рукой она начала выламывать раму, и рама поддалась, доски ее ломанулись. Ольга быстро убрала стекло, встала на навал и сунула в окно ногу. Как забралась и сама не помнит, потому что услышала страшные звуки – женский незнакомый голос верещал неистово громко.
Ольга огляделась, рванулась к двери. Страшная седая растрёпанная тетка в черной куртке держала за волосы Лизу, стоящую перед ней на коленях, и дико верещала. Свет шел из открытой двери, по углам темно.
– Люба! Люба! Тихо! Отпусти ее. Отпусти. Я помогу тебе, – протянула вперёд обе руки Ольга.
Да, это была Люба. Ольга узнала ее. Наверное, она испугалась, вероятнее всего – спала. Сейчас она успокоит ее.
– Нет! Не-ет! – вдруг крикнула Люба, отбросила Лизу и бегом бросилась к Ольге. Она каким-то моментальным прыжком оказалась рядом и с размаху толкнула Ольгу. Ольга не удержалась на ногах, упала назад, ударилась головой о притолоку. Ей даже показалось, что она на минуту потеряла сознание. Телефон ее лежал в стороне, крышка, батарейка...
Лиза отползла в угол. А Люба металась меж ними. Потом ухватила Лизу и вытолкала в дверь.
Ольга озиралась – где же дети? И тут увидела их ноги за закрытой дверью в комнате слева. Они там. Но хозяйка закрыла входную дверь, заперла ее, и стало темно.
– Люба! Вы поймите. Мы к Вам от Вашей сестры, – Ольга говорила, потому что надо было чего-то говорить, – Мы не воры. Мы с Юлей.
Ольга вскочила на ноги, как давно не вскакивала.
– С Юлей? Ага... Я ее ненавижу. Я всех их ненавижу. Я дочку не отдам. Она моя! Это я ее родила и не бросила! Я! Вы слышите! Ей хорошо тут. У нее всё есть. Всё! Всё! – она как будто заводилась, – Я задушу-у тебя! Не отдам! – и она бросилась к шее Ольги. Но теперь Ольга увернулась, толкнула ее, но Люба опять на нее набросилась, она хромала, но была необычайно сильной. Ольга понимала, что не сладит с ней. И улизнуть в маленькое окно быстро не сможет.
Но тут вдруг пропал свет – в окно кто-то лез. Любу схватили сзади, когда она навалилась на Ольгу, крутанули, приподняв, и она полетела к стене.
Юлия!
Ольга с трудом дышала и наблюдала, как легко Юля приподняла рвущуюся у нее в руках больную Любу, как повалила ее на пол и ударила головой об пол несколько раз.
– Юля! Юля, хватит!
– Только встань! – прошипела Юлия сестре.
И Ольга поразилась силе, с которой дралась Юлия. Это была сила матери за своего ребенка.
Она проснулась в машине от шума битого стекла, от визга, прибежала, нашла Лизу на крыльце и та сказала ей, что Ангелина в доме. Дверь была замкнута, Юля залезла в окно.
– Где? – Ольга махнула рукой и проковыляла к двери, открыла ее – на крыльце стояла Лиза.
– Лиз, звони в полицию. Вызывай наряд срочно. Чем бы ей руки связать?
Лиза вытаскивала ремень из джинсов.
А в соседней комнате на полу перед двумя напуганными растрёпанными и грязными девочками сидела Юля. Она гладила то одну, то другую, что-то говорила. Сначала дети оцепенели, а потом старшая Ангелина, семилетняя девочка, которая не видела мать два с половиной года, ушла к кровати, забралась на нее и заплакала горько. Глядя на нее заревела и маленькая.
Ольга осталась возле Любы. Она ещё ненадёжно была связана. Она усадила ее, прижала спиной к холодной печке, что-то говорила. А Люба мотала головой и твердила одно:
– Это моя дочка! Моя! Моя!
– Которая? Обе?
– Нет. Геля моя, а Настя – ее подружка. Они играют вместе.
– Настя?
– Лиз, а ну побудь с ней.
Ольга зашла в страшную, заваленную тряпьем комнату, подхватила на руки плачущую малышку, вынесла на крыльцо. Та щурилась, бросилась прятать лицо в грязные маленькие ладошки. Господи, дети не видели солнечного света, – поняла Ольга.
– Настя, а твою бабушку как зовут?
Настя воткнулась в плечо Ольге, прикрыв глаза ладошками, молчала.
– Бабушка... Бабушка...
– Мася, – ответила Настя, не открывая глаз.
Это была девочка, пропавшая на рынке. Дело Вик Викторыча. Ольга помнила имя бабушки.
Она вернулась в дом, нога болела, видимо ушибла бедро. И уже начальственным строгим голосом произнесла.
– Юлия, вместе с Лизой едете в ближайшую больницу, везёте детей, пишите там все, как было, если подъедет полиция. Лиза, позвони Игорю. Но сначала детей – в больницу. Я остаюсь. Буду ждать наряд.
Юлия с Ангелиной сидели на тряпье постели. Юля гладила и гладила дочь. Она улыбалась и в этой своей улыбке была похожа на больную сестру. Слова Ольги немного привели ее в чувства.
– Оля... Я ..., – она поморгала растерянно, на глазах слезы.
– Езжайте! Глаза закройте ей, они в темноте сидели. И воды дайте, но не кормите ... Кто знает...
Юлия подхватила дочь на руки, Лиза – Настю, и с детьми на руках они направились к машине. Лиза была взволнованна, суетлива, закутывала детей излишне.
А Ольга стояла на пороге, одним глазом следя за Любой, смотрела им вслед. Лиза вернулась, что-то спросила.
– Лиз, ты такая молодец! Ты – мой герой. Так Гошке и скажу!
У Лизы потекли слезы. В такой перепалке она была впервые в жизни.
– Ох, убьет он нас с тобой.
– А мы его по грибы возьмём.
И когда машина поехала, Ольга вздохнула спокойно.
Ну, что ж. Только ради этих двух девчушек стоило было переводиться в Москву.
Она оставила дверь открытой. Посмотрела на свою куртку – пропала куртка. Прошла к вешалке – а вот оно и светло-серое пальто – вещдок, натянула свою рваную куртку. Ну и ладно, она никогда и не была модницей.
Хотела связать Любу покрепче, но, глянув на нее, делать этого не стала. Люба совсем размякла. Ольга набросила на нее одеяло.
Ольга разложила на широком столе свой телефон, собирала по частям.
– Ну, и как тебе это в голову пришло: приехать в Москву, нарядиться, как сестра?
Ольга не слишком ожидала ответа, но Люба заговорила.
– Да-а. Нашла-а, – и она четко и заученно произнесла тогдашний адрес Дербеневых.
Следствие потом в этом разберётся – Юлия переводила деньги по почте, обратный адрес был указан на извещении. И Люба, окрепшая в ногах от жизни самостоятельной, смогла сделать все сама. А ещё у нее был кавалер, местный пьющий мужичок, он подарил ей фотоаппарат, которым она вполне умело пользовалась, помогал по мелочам.
Умственная отсталость Любы не была столь уж глубокой. Она смогла всё – и приехать в Москву, и снять квартиру, и сфотографировать сестру с дочкой, а потом купить похожую одежду.
И ещё сыграло злую шутку то самое поверье – "дуракам везет". Она не обдумывала свои ходы досконально, она просто действовала. Хотела быть, как сестра – и стала. Только вот у сестры была дочка, а у нее – нет. Она не планировала, она просто следила за ними, действовала спонтанно, играла в сестру, подошла к Ангелине в вагоне, протянула руку и сказала: "Давай выйдем здесь"
Серое пальто, черный берет и снуд, прикрывающий пол-лица, толпы народа – Ангелина просто пошла с мамой, вернее, думая, что выходит из вагона с мамой. А когда заметила хромоту, обнаружила, что это вовсе не мама, тётенька сказала ей, что она сестра мамы и сейчас отвезёт ее к ней. Ребенку было пять лет – Ангелина поверила.
Но эти два с лишним года провела взаперти. Иногда выводила ее "мама", как велела называть ее тетя, во двор. Но только поздно вечером. Она старалась растить ребенка, действительно, хорошо. Как будто играла в мать. Кормила, брала свежее молоко, творог, мясо, даже покупала книги по правильному питанию детей. Одно плохо. Она забывала топить дом.
Ангелина не жаловалась на голод, на что она жаловалась так это на холод – иногда "мама" забывала топить печь. У нее мало было дров. Купала дочку в охотку – когда вздумается. Иногда не купала месяцами. Свет зажигали они редко, ставни открывали днём, но окна были заколочены большими гвоздями.
Но Ангелина очень много плакала. Она скучала по настоящей маме, по папе, а эта тетя запрещала о них даже вспоминать, злилась. А Люба решила, что плачет – значит дочке скучно. Вот тогда и появилась у нее подружка Настя.
В Москве детей было так много! Если один потеряется, меньше же заметно. Люба наготовила Ангелине еды, и закрыла ее в доме на три дня. Зато привезла ей подарок – подружку Настю. Так что страшная версия следствия о том, что девочку Настю украли, как подарок – была оправдана.
Но это все выяснится позже. А сейчас, в ожидании наряда полиции, перед Ольгой на полу сидела больная женщина, которую было даже жаль. Ее предали, выбросили, как ненужного щенка – так она считала, и, в общем-то, была права.
– Люб, может чаю выпьем, пока ждем? Где у тебя тут чайник? Холодно, да и жрать я хочу, просто сил нет. А ты?
***
– Че-то мало, Лиз!
Ольга стояла на весах.
– Ничего не мало. Полкило. Хватит! Я против резкого похудения. Скоро вообще возьмём паузу.
– Не-не, не хочу останавливаться.
– Тут я командую, товарищ старший следователь. И слушать надо меня!
Ольга летала. Весна нынче необычайно радовала. Она сменила гардероб, потому что похудела почти на двадцать кило. А ещё на днях к ней в гости должен был приехать сын со своей Катей. Ещё они должны привезти ее друга – Люсика. Она по нему очень скучала.
А тому же Ольга была влюблена. И все уже вокруг об этом знали. Вадим ухаживания не скрывал. Приезжал он частенько, встречал ее с работы, дарил цветы. Лиза строго приказала ему соблюдать ее диету, и теперь, приезжая на выходные, он резал салаты и варил бульоны. А она стирала и отпаривала ему форму с удовольствием.
У них уже имелись совместные планы, близость. И он никогда не критиковал ее формы, но похудеть она решила сама.
Однажды на работе Стешенька протянула ей бумажку.
– Что это?
– Почитайте. Вам будет интересно.
Ольга начала читать. И чем дальше читала, тем выше поднимались ее брови. Это была информация о Катерине Лампада. Школьная медаль, иняз с отличием, а потом, курсы "парикмахер-стилист", победа в российском чемпионате по парикмахерскому искусству, разработка методик, открытие своего салона, и куча непонятного – известный блог в интернете, и прочее, прочее ...
– Это ты так партию татуированных защищаешь?
– Нет, это я так показываю Вам, что Ваша Катя – крутая. Может даже покруче Вас будет.
– Ну-у, крутизна – это же высшее достижение для вас, да?
– Ой, ой! Можно подумать у Вас нет амбиций, Ольга Назаровна. Кстати, если интересно. Петя Ваш, я смотрю, неплохо продвинулся, заказчики – в очередь. Думаю, он хорошо зарабатывает.
Не поспоришь... Долг Петька не вернул, какие долги, если мать? Но деньги у него появились – как-то в разговоре сказал, что через годик-два может и поможет ей с квартирой.
– Да ладно... Ну-ну, – пропела тогда Ольга, планы на будущее совместное жилье они уже строили с Вадимом.
А перед их приездом она позвонила Петру и попросила передать трубку Кате.
– Кате? Ма... А зачем? – Петька напрягся, знал же отношение матери к его избраннице.
– Дай, говорю. Или мне самой ее телефон найти. Знаешь же – найду.
Петька неохотно передал телефон Кате.
– Здравствуйте, Ольга Назаровна. Слушаю, – голосок напряжённый.
– Кать. А ты можешь с собой какие-нить свою инструменты взять? Ты ж у нас стилист, вот и доверю я тебе свои никчёмные отросшие космы. Сделай хоть что-нибудь с ними.
Катя молчала. По-ходу решала, где тут подкол.
– Ну-у. Это точно?
– Точно-точно.
– Ооо, ответственно. Тогда я ... Я подумаю, прикину вашу форму лица, поработаю над стилем.
– Ого! Хоть кто-то над моим стилем поработает. Я рада!
– И я, – неуверенно, а потом увереннее, – Я очень рада, Ольга Назаровна!
Ольга отключилась и улыбнулась. Оказывается так приятно – принимать выбор сына.
И завивка Ольге потом очень шла, и хлопот с ней было так мало, и время Петя с Катей провели в Москве замечательно. На Пасху ездили на дачу к Игорю. И с Вадимом познакомились, и выбор матери Петр одобрил.
Люсик молчал от стресса, видимо, привыкал к новому дому.
И однажды позвонила Ольге Юлия. Сказала, что Ангелина очень хочет с ней увидеться, да и она тоже. Ольга пригласила их к себе.
Сидели на кухне, пили чай. Они принесли торт, подарили красивый посудный сервиз. Юлия расцвела, ушла боль из глаз. Она улыбалась, смеялась на шутки Ольги, благодарила.
Ангелина увлеклась Люсиком, благо – он молчал, и они с Юлей остались одни на кухне.
– Я иногда закрою глаза крепко-крепко, вот хочу представить, что было б со мной, если б не вы, ваша команда, и не вижу ничего – чернота. Я ведь выходила несколько раз на свой маленький балкон, без малого не кувырнулась. Без малого. Кто ж меня уберёг? Ангел? Да тогда – ангел-хранитель, а потом – Вы.
И Ольга поняла, почему пугали ее эти белые балконы.
– А у Насти как там бабушка? – Ольга знала, что они общаются.
– Ой, да нормально. Мы теперь все летаем. А она человек пожилой, как же винила она себя! Тоже была на грани... А Люба..., – она подняла глаза на Ольгу, – Люба ещё в психиатрической. Сроки так и не определены. Но я навещаю каждую неделю ее. Не извинилась, считает, что мы и не ссорились, рассказывает разную ерунду. Но я... Я уже не обижаюсь, наверное. Она больна. Есть и моя вина в этом во всем. Постараюсь устроить ее получше потом. Максим обещал помочь, я даже и не ожидала от него такого. А теперь думаю: вот, может, рассказала б я о сестре правду, и не было бы всего этого кошмара.
Ольга положила ладонь на руку Юлии.
– Ничего не бывает зря. Пусть теперь у вас с дочкой все будет хорошо.
И тут в комнате закричал Люсик. Ольга испугалась – сейчас ребенок услышит что-нибудь нецензурное, она шагнула в комнату и вдруг услышала:
– Я люблю тебя! Я люблю тебя! Петька! Петька! Петька!
Ольга выдохнула. Люсик говорил голосом Кати.
– Он говорит у Вас? – Ангелина широко открыла свои красивые и без того большие глаза.
– Ещё как! Понравилась ты ему, вот и заговорил.
Но когда гости уже собирались уходить, прощались в прихожей, из комнаты донеслось:
– Козлы достали! Да пошли они все...!
Ольга закатила глаза, а Ангелина закатилась звонким смехом. А потом вдруг рванулась и обняла Ольгу порывисто за не узкую еще ее талию.
– Спасибо Вам, что нашли меня для мамы. Я так ждала, что меня найдут! – сказала уже серьезно и совсем по-взрослому.
Ольга смотрела на них в окно, махала рукой. И думала опять о том, что ради этого она здесь.
Да ведь и не только ради этого. Ведь и она изменилась, и это невозможно было сделать, не поменяв обстоятельства, не поменяв свое отношение к близким.
Чтобы что-то поменять в жизни, нужно что-то изменить в себе.
А теперь открылось второе дыхание, пришла любовь, впереди много дел, раскрытых преступлений, добрых друзей и грандиозных планов.
Жизнь начиналась ПО-НОВОЙ ...
***
В конце концов, человеку дана всего одна жизнь — отчего же не прожить её как следует? /Д. Лондон/
Пишу для вас...
Ваш Рассеянный хореограф
Читайте ещё на моем канале: