– Тамара Петровна, успокойтесь, пожалуйста, – Катя старалась говорить ровно, но пальцы, сжимавшие ложку, побелели. – Никто ничего не должен. Мы просто решили помочь моим родителям, потому что им сейчас тяжело.
Тамара Петровна фыркнула, откинувшись на спинку стула. Её глаза, острые, как булавки, впились в Катю, словно пытаясь вывернуть наизнанку все её мысли.
– Помочь! – передразнила она. – А о своём будущем ты подумала? О будущем моего сына? Вы ещё молодые, вам самим деньги нужны – на детей, на квартиру, на жизнь! А ты всё своим родителям тащишь!
Катя глубоко вдохнула, стараясь не сорваться. Ужин, который она так тщательно готовила – теперь казался пресным, а уютная кухня в их небольшой московской квартире сжималась, как клетка.
– Это не «тащу», – тихо, но твёрдо ответила она. – Это помощь. Мои родители всю жизнь для меня старались. Теперь моя очередь.
– А мой сын для чего старается? – Тамара Петровна повысила голос. – Чтобы твои родители на его деньги жили?
Дверь хлопнула, и в кухню вошёл Дима, муж Кати. Его тёмные волосы были влажными от дождя, а лицо – усталым после долгого рабочего дня. Он замер, уловив напряжение в воздухе.
– Что тут происходит? – спросил он, переводя взгляд с матери на жену.
– Ничего, – отрезала Тамара Петровна, скрестив руки на груди. – Просто пытаюсь объяснить твоей жене, что семья – это не благотворительный фонд.
Катя и Дима поженились три года назад. Оба – обычные москвичи, с ипотекой, мечтами о детях и планами на будущее. Катя работала менеджером в IT-компании, Дима – инженером на заводе. Их жизнь была размеренной: работа, вечерние прогулки по парку, редкие выезды за город. Но всё изменилось, когда у родителей Кати начались проблемы.
Её отец, Михаил Иванович, год назад потерял работу. Бывший инженер-строитель, он так и не смог найти новую – возраст, кризис, сокращения. Мать, Елена Викторовна, учительница начальных классов, получала скромную зарплату, которой едва хватало на коммуналку. А потом у отца случился микроинсульт. Лечение, лекарства, долги – всё навалилось разом.
Катя с Димой решили помогать. Сначала – небольшими суммами, на лекарства и продукты. Потом – всё больше, потому что цены росли, а пенсия родителей таяла, как снег в марте. Они перечисляли по 20-30 тысяч рублей в месяц, выкраивая из своего бюджета. Катя считала это нормальным – её родители никогда ничего не просили, но она видела, как они экономят на всём.
Тамара Петровна, мать Димы, узнала об этом случайно. Катя упомянула в разговоре, что они с Димой собираются оплатить отцу очередной курс реабилитации. И началось.
– Ты хоть понимаешь, что эти деньги – семейного бюджета? – продолжала Тамара Петровна, пока Дима снимал куртку. – Из тех денег, которые мой сын зарабатывает своим трудом!
– Мам, хватит, – Дима устало потёр виски. – Мы с Катей сами решаем, как распоряжаться нашими деньгами.
– Сами? – свекровь вскинула брови. – Это пока ты молодой и влюблённый, ты так говоришь! А потом, когда у вас дети пойдут, что ты запоёшь? Будете на всём экономить, лишь бы её родителям помочь?
Катя почувствовала, как щёки горят. Она хотела ответить, но слова застряли в горле. Вместо этого она встала и начала собирать посуду, лишь бы чем-то занять руки.
Дима сел за стол, бросив взгляд на Катю. Его лицо было напряжённым, но в глазах мелькала растерянность.
– Мам, давай не будем, – тихо сказал он. – Мы с Катей всё обсудили. Её родители в беде, мы не можем их бросить.
– А меня ты можешь бросить? – Тамара Петровна театрально приложила руку к груди. – Я, между прочим, тоже не молодею. И что, мне тоже теперь просить у вас подачек?
– Никто не говорит о подачках, – Катя не выдержала, повернувшись к свекрови. – Мы помогаем, потому что это правильно. Потому что это моя семья.
– А я, значит, не семья? – голос Тамары Петровны стал резче. – Мой сын – не твоя семья?
– Мам, перестань, – Дима повысил голос. – Ты прекрасно знаешь, что мы тебя любим и всегда поддержим, если нужно. Но сейчас речь о родителях Кати. Они не виноваты, что так получилось.
Тамара Петровна поджала губы, но замолчала, буравя Катю взглядом. В кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только звяканьем тарелок, которые Катя убирала в раковину.
На следующий день Катя проснулась с тяжёлой головой. Ночью они с Димой долго шептались, лёжа в темноте. Он обнимал её, говорил, что всё будет хорошо, что мама просто переживает за него. Но Катя чувствовала: это не просто переживания. Тамара Петровна видела в её родителях угрозу – не только финансовую, но и какую-то глубинную, словно помощь им отбирала у неё сына.
Утром, пока Дима был на работе, Катя поехала к родителям. Их квартира в старой панельке на окраине Москвы встретила её запахом лекарств. Мать, Елена Викторовна, возилась на кухне, а отец сидел в кресле у окна, сжимая в руках трость.
– Катюш, ты чего такая хмурая? – Елена Викторовна вытерла руки о фартук и обняла дочь. – Случилось что?
Катя замялась. Она не хотела грузить родителей своими проблемами – они и без того еле справлялись.
– Да всё нормально, – соврала она, заставляя себя улыбнуться. – Просто заехала проведать.
– А Дима как? – отец повернулся к ней. Его голос был слабым, но в глазах ещё горел прежний огонь. – Всё на заводе пашет?
– Пашет, – кивнула Катя. – Как всегда.
Она села за стол, Её родители были из тех, кто всю жизнь работал, не жалуясь. Они вырастили её, дали образование, помогали даже тогда, когда самим было тяжело. И теперь, когда они оказались в беде, Катя не могла их бросить. Но слова свекрови жгли, как заноза: «Почему мой сын должен платить за твоих родителей?»
– Мам, пап, – начала Катя, теребя край скатерти. – Мы с Димой... мы хотим продолжать вам помогать, но...
– Катя, – отец нахмурился. – Если это слишком для вас, не надо. Мы справимся.
– Нет, пап, – она покачала головой. – Мы хотим. Просто... Тамара Петровна против. Она считает, что мы тратим деньги, которые нужны нам самим.
Елена Викторовна замерла.
– Ох, Катюш... – она вздохнула. – Мы же не просили. Ты сама...
– Я знаю, – Катя сжала её руку. – И я не жалею. Просто... сложно. Она думает, что мы обделяем её или Диму.
– А Дима что говорит? – спросил отец.
– Дима на нашей стороне, – ответила Катя, но в голосе мелькнула неуверенность. – Но ему тяжело. Он, между нами, как между двух огней.
Вернувшись домой, Катя застала Диму за ноутбуком. Он смотрел таблицу расходов, которую они вместе составляли, чтобы понять, как лучше распределить бюджет.
– Я тут прикинул, – сказал он, не отрываясь от экрана. – Если урезать расходы на рестораны и поездки, мы сможем продолжать помогать твоим родителям. Но... маме это не понравится.
– Я знаю, – Катя села рядом, чувствуя, как усталость накатывает волной. – Она вчера ясно дала понять, что считает это несправедливым.
Дима откинулся на спинку стула, потирая лицо руками.
– Она всегда была такой, – признался он. – Любит, чтобы всё было под её контролем. Когда я был маленький, она даже мои карманные деньги считала.
Катя невольно улыбнулась.
– Серьёзно?
– Ага, – он усмехнулся. – Однажды я потратил пятьдесят рублей на мороженое, а она неделю мне выговаривала, что я «разбрасываюсь деньгами».
– Ну, теперь понятно, в кого ты такой экономный, – поддразнила Катя, но тут же посерьёзнела. – Дим, а если она не остановится? Если будет продолжать давить?
Он помолчал, глядя в окно, где дождь стучал по подоконнику.
– Я поговорю с ней, – наконец сказал он. – Но... мне нужно время. Это моя мама, Катя. Я не могу просто взять и..
– Я понимаю, – перебила она. – Но и ты пойми: я не могу каждый день оправдываться за то, что помогаю своим родителям. Это нечестно.
Дима кивнул, но в его глазах было что-то, что заставило Катю насторожиться. Неуверенность? Страх? Или что-то ещё?
На следующий день Тамара Петровна заявилась без предупреждения. Катя открыла дверь и чуть не поперхнулась кофе, увидев свекровь с огромной сумкой продуктов.
– Я тут борщ сварить решила, – объявила Тамара Петровна, проходя в кухню. – А то вы, молодые, всё по ресторанам да пиццам.
– Спасибо, – выдавила Катя, чувствуя, как внутри закипает раздражение. – Но мы сами справляемся.
– Справляетесь? – свекровь хмыкнула, выкладывая на стол свёклу и капусту. – Ага, я видела твой холодильник. Одни йогурты да полуфабрикаты.
Катя сжала кулаки, но промолчала. Она не хотела новой ссоры, особенно перед Димой, который вот-вот должен был вернуться с работы.
Но Тамара Петровна не унималась. За ужином, когда Дима, усталый, но довольный, ел её борщ, она снова завела разговор.
– Димочка, – начала она, наливая ему компот, – я тут подумала. Вы с Катей всё деньги её родителям переводите. Может, пора остановиться?
Дима замер с ложкой в руке.
– Мам, мы уже обсуждали это, – сказал он, стараясь говорить спокойно. – Мы помогаем Катиным родителям, потому что они нуждаются.
– А я, значит, не нуждаюсь? – Тамара Петровна вскинула брови. – Я, между прочим, тоже на пенсии. И лекарства мне нужны, и коммуналка недешёвая.
Катя почувствовала, как кровь приливает к щекам. Это был уже не намёк, а прямое обвинение.
– Тамара Петровна, – начала она, стараясь не сорваться, – мы никого не обделяем. Мы просто...
– Просто что? – перебила свекровь. – Решили, что мои нужды не важны? Что я должна молчать, пока вы тратите деньги моего сына на чужих людей?
– Они не чужие! – Катя повысила голос, не выдержав. – Это мои родители!
– А я – мать твоего мужа! – Тамара Петровна стукнула ладонью по столу. – И я не позволю, чтобы моего сына использовали!
– Мама, хватит! – Дима встал, его голос дрожал от напряжения. – Никто никого не использует. Мы с Катей вместе решаем, как жить и кому помогать. И я не хочу больше слышать такие разговоры.
Тамара Петровна открыла рот, но, увидев лицо сына, замолчала. Впервые за всё время Катя заметила в её глазах неуверенность.
Тамара Петровна стала приходить каждый день, принося продукты, советы и новые претензии. Катя чувствовала, что задыхается в собственном доме. Дима старался сглаживать углы, но его попытки только усугубляли ситуацию – свекровь воспринимала его молчание как поддержку, а Катя – как слабость.
Однажды вечером, когда Тамара Петровна ушла, Катя не выдержала.
– Дима, – сказала она, стоя у окна и глядя на огни города, – я больше так не могу.
Он подошёл, обнял её сзади.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Я поговорю с ней. Обещаю.
– Ты уже это обещал, – Катя повернулась к нему, в её глазах блестели слёзы. – Но ничего не меняется. Она приходит, критикует, давит. А ты... ты просто молчишь.
– Я не молчу, – возразил он. – Я пытаюсь найти выход.
– Какой выход, Дима? – её голос дрогнул. – Она считает, что имеет право решать за нас. И пока ты не поставишь ей чёткие границы, ничего не изменится.
Дима молчал, глядя в пол. Катя чувствовала, как между ними растёт стена – невидимая, но тяжёлая.
На следующий день Катя решила поговорить с родителями. Она приехала к ним, села за знакомый кухонный стол, и выложила всё.
– Я не знаю, что делать, – призналась она, теребя салфетку. – Тамара Петровна делает всё, чтобы я чувствовала себя чужой в собственной семье.
Елена Викторовна вздохнула, погладив дочь по руке.
– Катюш, может, вам с Димой перестать нам помогать? – тихо сказала она. – Мы справимся. Не хотим быть причиной ваших ссор.
– Нет, – Катя покачала головой. – Это не выход. Если мы перестанем помогать вам, это будет значить, что она победила. А я не хочу сдаваться.
Отец, молчавший до этого, вдруг сказал:
– Катя, ты права, что не сдаёшься. Но подумай: может, дело не в деньгах? Может, она боится, что теряет сына?
Катя замерла. Она никогда не смотрела на ситуацию с этой стороны. Тамара Петровна всегда казалась ей властной, эгоистичной, но... одинокой?
Вернувшись домой, Катя застала Диму за ноутбуком. Он снова считал бюджет, хмурился, что-то записывал.
– Я тут подумал, – сказал он, не поднимая глаз. – Может, нам составить план? Чёткий, чтобы все знали, сколько и кому мы помогаем. Чтобы мама видела, что мы не забываем про неё.
Катя кивнула, но внутри чувствовала: план – это только начало. Настоящая буря ещё впереди. И она начнётся, когда Тамара Петровна узнает, что её сын готов поставить её на место ради жены и её семьи...
Катя сидела за кухонным столом, глядя на лист бумаги, испещрённый цифрами. Дима, хмурясь, водил карандашом по строчкам, пытаясь свести их семейный бюджет. За окном шёл дождь, и монотонный стук капель по подоконнику только усиливал напряжение в комнате.
– Если мы урежем расходы – сказал Дима, не поднимая глаз, – то сможем выделять по двадцать тысяч для твоих родителей и десять для мамы. Плюс коммуналка, плюс ипотека...
– Дима, – Катя вздохнула, теребя край скатерти. – Ты правда думаешь, что твоя мама согласится на десять тысяч? Она вчера опять завела разговор, что мы её «обделяем».
Дима отложил карандаш и потёр виски.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Мы делаем всё правильно, Катя. Просто... мама не понимает.
Не понимает – мягко сказано. Тамара Петровна за последнюю неделю превратила их жизнь в настоящее поле боя. Каждый её визит – а она теперь приходила почти ежедневно – сопровождался колкими замечаниями. То Катя «слишком много тратит на продукты», то Дима «вкалывает ради чужих людей». Катя старалась держать себя в руках, но каждый разговор со свекровью был как прогулка по минному полю.
– Может, позвать её и поговорить? – предложила Катя. – Прямо, без намёков. Объяснить, что мы хотим помогать обеим семьям, но по-честному.
Дима посмотрел на неё с сомнением.
– Ты уверена? Мама не любит, когда ей ставят условия.
– А я не люблю, когда мне указывают, как жить, – отрезала Катя. – Если мы не договоримся, это никогда не закончится.
На следующий день Тамара Петровна явилась с неизменной сумкой продуктов – будто их холодильник был пуст, как пустыня. Катя встретила её в прихожей, стараясь улыбаться.
– Здравствуйте, Тамара Петровна, – сказала она, принимая пакет с картошкой и морковью. – Заходите, чайник уже греется.
– Ох, Катюша, – свекровь сняла пальто, оглядывая квартиру – надо бы генеральную уборку устроить. Я могу помочь, если что.
Катя сжала зубы, но промолчала. Она уже привыкла к этим «добрым» советам, за которыми всегда скрывалась критика.
За чаем Тамара Петровна снова завела свою пластинку.
– Димочка, – начала она, помешивая сахар в кружке, – я тут узнала, что в нашем доме коммуналку опять поднимают. И лекарства мне новые выписали, дорогущие. А пенсия, сам знаешь, не резиновая.
Дима кивнул, бросив взгляд на Катю. Она поняла: сейчас или никогда.
– Тамара Петровна, – Катя поставила чашку на стол, стараясь говорить спокойно. – Мы с Димой хотим поговорить. О деньгах.
Свекровь вскинула брови, словно её застали врасплох.
– О деньгах? – переспросила она. – А что о них говорить? Вы и так всё тратите на чужих...
– Мама, – перебил Дима, его голос был твёрже, чем обычно. – Катины родители – не чужие. Это её семья, а значит, и моя. Но мы хотим, чтобы всё было справедливо. Для всех.
Тамара Петровна поджала губы, её пальцы нервно теребили край скатерти.
– Справедливо? – фыркнула она. – Это когда мой сын работает на двух работах, чтобы твои родители могли лекарства покупать?
Катя почувствовала, как кровь приливает к щекам.
– Мы не просим вас соглашаться с нами, – сказала она, стараясь не сорваться. – Но мы решили: будем помогать и моим родителям, и вам. Чёткими суммами, чтобы никому не было обидно.
– Чёткими суммами? – Тамара Петровна рассмеялась, но смех был резким, почти злым. – Вы мне теперь, как в бухгалтерии, будете выдавать? Я что, милостыню просить должна?
– Никто не говорит о милостыне, – Дима повысил голос. – Мы просто хотим, чтобы всё было прозрачно. Чтобы не было этих... разговоров.
Тамара Петровна встала, её лицо покраснело.
– Ясно, – бросила она. – Значит, я теперь для вас обуза. Ну, спасибо, сынок. Воспитала я тебя, называется.
– Мама, перестань, – Дима тоже встал, его голос дрожал от напряжения. – Мы тебя любим. И будем помогать. Но ты должна уважать наши решения.
Свекровь схватила сумку и направилась к двери.
– Уважать? – обернулась она. – Это ты должен уважать свою мать, а не жену, которая тянет из тебя деньги!
Дверь хлопнула, оставив Катю и Диму в звенящей тишине. Катя посмотрела на мужа – его лицо было бледным, а в глазах читалась боль.
– Прости, – тихо сказала она. – Я не хотела, чтобы так вышло.
– Это не твоя вина, – Дима покачал головой. – Это я должен был раньше с ней поговорить.
Через пару дней Катя поехала к родителям. Она не могла отделаться от чувства вины: каждый раз, когда она видела их скромную квартиру, старенькую мебель, пустой холодильник, ей хотелось сделать больше. Но теперь к этому прибавилось ещё и чувство, что она разрушает свою семью.
Елена Викторовна, как всегда, встретила её с улыбкой.
– Катюш, ты чего такая задумчивая? – спросила она, ставя на стол тарелку с пирожками. – Опять ссора с Димой?
– Не с Димой, – Катя вздохнула. – С его мамой. Она... она против того, что мы вам помогаем.
Михаил Иванович, сидевший в кресле с газетой, нахмурился.
– Катя, – сказал он, – мы с матерью говорили. Может, нам взять кредит? Или я попробую подработку найти. Не хочу, чтобы из-за нас у вас с Димой проблемы.
– Пап, – Катя покачала головой. – Ты после инсульта. Тебе нельзя работать. И кредит – это не выход. Мы справимся. Просто... нужно как-то договориться с Тамарой Петровной.
Елена Викторовна села рядом, взяла её за руку.
– Катюш, а ты пробовала с ней по-человечески поговорить? Без Димы, без обвинений. Просто женщина с женщиной.
Катя удивилась. Она всегда видела в свекрови только врага – властную, критикующую, требовательную. Но мысль о том, чтобы поговорить с ней без посредников, казалась... пугающей, но интересной.
– Может, ты и права, – задумчиво сказала Катя. – Но как? Она же меня на дух не переносит.
– Попробуй, – мягко улыбнулась мать. – Иногда люди кажутся злыми, потому что боятся. Может, она просто боится потерять сына?
Катя решилась. На следующий день она позвонила Тамаре Петровне и, собрав всё своё мужество, пригласила её на кофе. Не домой, а в маленькое кафе неподалёку – нейтральная территория.
Свекровь явилась с опозданием, но без привычной сумки продуктов. Её лицо было напряжённым, но Катя заметила в её глазах что-то новое – неуверенность.
– Ну, чего ты хотела? – Тамара Петровна села, скрестив руки. – Опять про деньги говорить?
– Не совсем, – Катя заставила себя улыбнуться. – Я хотела поговорить о нас. О том, как нам жить так, чтобы никому не было обидно.
Свекровь фыркнула, но промолчала, ожидая продолжения.
– Тамара Петровна, – Катя глубоко вдохнула. – Я понимаю, что вы переживаете за Диму. И за себя. Я тоже переживаю за него. И за моих родителей. Мы с Димой хотим помогать всем, но нам нужно, чтобы вы нас поддержали.
– Поддержали? – свекровь вскинула брови. – То есть, я должна молча смотреть, как вы тратите его деньги?
– Это не его деньги, – тихо, но твёрдо сказала Катя. – Это наши деньги. Мы с Димой – семья. Мы вместе зарабатываем, вместе тратим, вместе решаем. И я хочу, чтобы вы были частью этой семьи, а не...
– А не врагом? – закончила Тамара Петровна, и в её голосе мелькнула горечь.
Катя кивнула.
– Я не хочу ссориться. Но я не могу бросить своих родителей. Как и Дима не бросит вас.
Тамара Петровна молчала, глядя в окно, где дождь рисовал узоры на стекле.
– Ты думаешь, мне легко? – вдруг сказала она, и её голос дрогнул. – Я одна. Муж умер, подруг почти не осталось. Дима – всё, что у меня есть. А теперь он с тобой, и я... я боюсь, что он забудет про меня.
Катя замерла. Впервые она увидела в свекрови не грозную противницу, а женщину, которая боится одиночества.
– Он не забудет, – тихо сказала Катя. – И я не хочу, чтобы он забывал. Мы можем быть семьёй – все вместе. Но для этого нам нужно договориться.
Разговор затянулся. Катя рассказала о своих родителях, об их трудностях, о том, как они старались не быть обузой. Тамара Петровна слушала, иногда кивая, иногда задавая вопросы. Впервые за три года Катя почувствовала, что её слышат.
– Я подумаю, – наконец сказала свекровь, вставая. – Но не обещаю, что мне это понравится.
– Это уже что-то, – улыбнулась Катя.
Но мир продлился недолго. Через два дня Тамара Петровна позвонила Диме и объявила, что ей нужно оплатить срочное лечение – обследование, которое стоило почти сто тысяч рублей. Дима, не посоветовавшись с Катей, согласился.
– Ты серьёзно? – Катя смотрела на мужа, не веря своим ушам. – Ты просто взял и отдал ей сто тысяч? Без разговора со мной?
– Катя, это же моя мама, – Дима выглядел виноватым, но в его голосе звучало раздражение. – Она сказала, что это срочно. Я не мог отказать.
– А спросить меня ты мог? – Катя чувствовала, как слёзы жгут глаза. – Мы же договорились, что будем обсуждать всё вместе!
– Я думал, ты поймёшь, – он отвернулся, глядя в пол. – Это же не значит, что мы не будем помогать твоим родителям.
– Это значит, что ты опять выбрал её сторону, – голос Кати дрожал. – А я.. я опять осталась одна.
Вечером, когда Дима ушёл в спальню, Катя сидела на кухне, глядя на остывший чай. Она чувствовала себя преданной – не только свекровью, но и мужем. Разговор с Тамарой Петровной дал ей надежду, но теперь всё рушилось.
Она взяла телефон и набрала номер матери.
– Мам, – сказала она, когда Елена Викторовна ответила. – Кажется, я сделала всё хуже.
– Катюш, – голос матери был мягким, успокаивающим. – Расскажи, что случилось.
И Катя рассказала – про разговор с Тамарой Петровной, про её откровенность, про надежду, которая разбилась о поступок Димы.
– Знаешь, – сказала Елена Викторовна, – мне кажется, дело не только в деньгах. Дело в том, что вы все боитесь. Ты боишься потерять Диму, он боится разочаровать мать, а она боится остаться одна.
– И что мне делать? – Катя шмыгнула носом.
– Поговори с Димой. Но не так, как раньше. Расскажи ему, что ты чувствуешь. Не про деньги, а про вас.
На следующий день Катя решилась на ещё один разговор – на этот раз с Димой. Она дождалась, пока он вернётся с работы, и, когда он сел за стол с кружкой чая, начала.
– Дим, – тихо сказала она, – я не хочу больше ссориться. Но я чувствую, что мы отдаляемся. Из-за твоей мамы, из-за денег, из-за всего этого.
Он посмотрел на неё, и в его глазах было столько усталости, что Катя невольно смягчилась.
– Я знаю, – сказал он. – И мне стыдно за вчера. Я должен был с тобой посоветоваться. Просто... мама так запаниковала, я не смог сказать «нет».
– А мне ты можешь сказать «нет»? – спросила Катя, и её голос дрогнул.
Дима встал, подошёл к ней, обнял.
– Нет, – прошептал он. – Потому что ты – моя семья. И я хочу, чтобы мы были вместе. Всегда.
Катя уткнулась ему в плечо, чувствуя, как слёзы текут по щекам.
– Тогда давай сделаем так, чтобы это работало, – сказала она. – Для всех. Для моих родителей, для твоей мамы, для нас.
Дима кивнул.
– Я поговорю с мамой. На этот раз серьёзно. И мы составим план, как договорились. Чёткий, чтобы никто не чувствовал себя обделённым.
Через день Тамара Петровна позвонила и объявила, что приедет к ним на ужин. Катя напряглась, ожидая нового витка конфликта. Но Дима был настроен решительно.
– Мы всё обсудим, – сказал он, глядя Кате в глаза. – Вместе. И я не дам ей снова нас поссорить.
Когда Тамара Петровна вошла в квартиру, Катя заметила в её взгляде что-то странное – не привычную уверенность, а тревогу.
– Димочка, Катя, – начала свекровь, едва сев за стол. – Я должна вам кое-что сказать.
Катя и Дима переглянулись. Сердце Кати заколотилось – она готовилась к худшему.
– Я... я солгала, – Тамара Петровна опустила глаза, её пальцы нервно теребили салфетку. – Про обследование. Оно было не таким срочным. Я просто... хотела проверить, выберешь ли ты меня, сынок.
В кухне повисла тишина. Катя почувствовала, как кровь стынет в жилах. Дима смотрел на мать, и в его глазах мелькнула смесь гнева и боли.
– Мама, – наконец сказал он, – как ты могла?
Тамара Петровна подняла взгляд, в её глазах блестели слёзы.
– Я боялась, – прошептала она. – Боялась, что ты забудешь про меня. Что я останусь одна.
Катя молчала, не зная, что сказать. Она ожидала многого, но не такого. Дима сжал её руку под столом, и она поняла: сейчас всё решится. Либо они найдут способ стать семьёй, либо этот конфликт разорвёт их навсегда...
– Тамара Петровна, – Катя глубоко вдохнула, стараясь не сорваться, – давайте просто поговорим. Без криков. Без обвинений.
Тамара Петровна сидела за столом, сжимая салфетку так, что костяшки пальцев побелели. Её глаза, ещё минуту назад полные слёз, теперь смотрели на Катю с настороженной смесью обиды и растерянности. Дима, сидя рядом, молчал, но его рука, лежащая на столе, дрожала от напряжения.
– Я не хотела вас обманывать, – тихо сказала Тамара Петровна, опустив взгляд. – Просто... я запаниковала. Думала, если Дима выберет тебя, Катя, я останусь никому не нужна.
Катя почувствовала, как гнев, копившийся неделями, медленно растворяется. Перед ней была не властная свекровь, а женщина, которая боялась одиночества.
– Вы нужны, – мягко сказала Катя. – Диме, мне, нашей будущей семье. Но мы не можем жить, постоянно оправдываясь за свои решения.
Дима кивнул, наконец решившись заговорить.
– Мама, – его голос был тихим, но твёрдым. – Я люблю тебя. Всегда буду любить. Но Катя – моя жена. Её родители – моя семья. И я не хочу выбирать между вами.
Тамара Петровна молчала, глядя на узоры скатерти, словно там была написана разгадка всех её страхов. В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов и далёким шумом машин за окном.
– Я понимаю, – наконец сказала она, и её голос дрогнул. – Но мне тяжело. Я всю жизнь заботилась о тебе, Дима. А теперь... теперь у тебя своя жизнь, и я чувствую себя лишней.
Катя посмотрела на Диму, ожидая, что он скажет. Он сжал её руку под столом, словно ища поддержки.
– Мам, ты не лишняя, – сказал он. – Но нам нужно договориться, как быть дальше. Чтобы никому не было обидно.
Следующие дни были непростыми. Катя и Дима решили, что откровенный разговор с Тамарой Петровной – только начало. Нужно было найти решение, которое устроило бы всех. Они снова сели за стол с листком бумаги, но теперь не просто считали деньги, а пытались выстроить систему, которая бы сняла напряжение.
– Мы можем выделять фиксированные суммы, – предложила Катя, глядя на таблицу расходов. – Например, двадцать тысяч для моих родителей и пятнадцать для твоей мамы. Остальное – на ипотеку, на нас, на будущее.
Дима нахмурился, водя карандашом по бумаге.
– Мама опять скажет, что мы её обделяем, – заметил он. – Но я согласен. Главное – чтобы всё было прозрачно.
– И чтобы она не чувствовала себя чужой, – добавила Катя. – Может, предложим ей что-то, что покажет, что она нам важна? Например... звать её на семейные ужины раз в неделю?
Дима улыбнулся, впервые за долгое время.
– Знаешь, это может сработать. Она любит готовить, это её способ заботиться.
Они решили пригласить Тамару Петровну на следующий вечер и обсудить всё ещё раз. Катя нервничала – после признания свекрови о лжи она не знала, чего ожидать. Но отступать было некуда.
Тамара Петровна пришла с подносом домашнего пирога – яблочного, с хрустящей корочкой. Катя невольно улыбнулась: свекровь явно старалась загладить вину.
– Проходите, – сказала она, принимая поднос. – Пахнет потрясающе.
– Старалась, – Тамара Петровна неловко улыбнулась, снимая пальто. – Димочка любит такой с детства.
За ужином – разговор начался осторожно. Дима взял слово первым.
– Мам, – начал он, отложив вилку. – Мы с Катей хотим, чтобы всё было по-честному. Мы решили помогать и её родителям, и тебе. Но чтобы не было ссор, мы составили план.
Тамара Петровна напряглась, её пальцы снова сжали салфетку.
– Какой план? – спросила она, и в её голосе мелькнула тревога.
Катя достала листок с цифрами.
– Мы посчитали наш бюджет, – сказала она. – Можем выделять двадцать тысяч в месяц для моих родителей – им нужно на лекарства и коммуналку. И пятнадцать тысяч для вас – на ваши нужды. Это не милостыня, а помощь. Как семье.
Свекровь молчала, глядя на листок. Катя затаила дыхание, ожидая новой вспышки. Но вместо этого Тамара Петровна вдруг сказала:
– А если мне не нужны ваши деньги?
Катя и Дима переглянулись.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Дима.
– Я... – Тамара Петровна замялась, её щёки слегка покраснели. – Я тут подумала. У меня есть сбережения. Небольшие, но на лекарства и коммуналку хватает. Я просто... хотела, чтобы ты, Дима, был рядом. Чтобы не забывал про меня.
Катя почувствовала, как внутри что-то смягчается. Она вспомнила слова своей мамы: «Иногда люди кажутся злыми, потому что боятся».
– Мы не забудем, – тихо сказала она. – И мы хотим, чтобы вы были с нами. Не только в деньгах дело, а в том, чтобы быть семьёй. Может, вы будете приходить к нам на ужины? Раз в неделю? Готовить вместе, говорить, как раньше?
Тамара Петровна посмотрела на неё, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое.
– Вместе готовить? – переспросила она. – Я бы... я бы хотела.
Прошла неделя. Катя и Дима начали воплощать свой план. Они открыли отдельный счёт, куда каждый месяц переводили деньги для родителей Кати. Тамаре Петровне они предложили помощь, но она, к их удивлению, отказалась.
– Я справлюсь, – сказала она, когда они в следующий раз встретились за ужином. – Но, если что, я знаю, что могу на вас рассчитывать.
Катя улыбнулась, нарезая салат. Они с Тамарой Петровной готовили вместе – впервые без напряжения. Свекровь рассказывала, как в молодости пекла пироги для соседей, а Катя делилась рецептом своего любимого соуса. Дима, глядя на них, не мог сдержать улыбки.
Но настоящий перелом случился, когда Тамара Петровна предложила встретиться всем вместе – с родителями Кати.
– Я подумала, – сказала она, когда они пили чай после ужина. – Может, нам всем познакомиться поближе? Мы же теперь одна семья.
Катя чуть не поперхнулась чаем. Дима тоже замер, глядя на мать с удивлением.
– Ты серьёзно? – спросил он.
– А что такого? – Тамара Петровна пожала плечами. – Если мы теперь будем помогать друг другу, надо хотя бы знать, с кем делим эту ношу.
Встреча прошла в следующее воскресенье. Катя волновалась так, будто шла на экзамен. Её родители, Елена Викторовна и Михаил Иванович, приехали к ним домой. Тамара Петровна явилась с очередным пирогом и бутылкой домашнего компота.
Сначала было неловко. Елена Викторовна робко улыбалась, Михаил Иванович кашлял, пряча смущение, а Тамара Петровна держалась с лёгким высокомерием. Но потом, за столом, разговор потёк сам собой.
– Я в молодости тоже инженером был, – сказал Михаил Иванович, глядя на Диму. – На заводе, как ты. Только у нас тогда станки старые были, всё руками...
– А я учительницей работала, – добавила Елена Викторовна. – Тридцать лет в школе. Детей люблю, но сейчас уже тяжело.
Тамара Петровна слушала, кивая. А потом вдруг сказала:
– А я в библиотеке работала. Книги – это моё. До сих пор читаю перед сном.
Катя смотрела на них и не верила своим глазам. Её родители и свекровь говорили, смеялись, делились историями. Впервые за всё время она почувствовала, что они действительно могут стать семьёй.
Прошло три месяца. Катя и Дима продолжали помогать родителям Кати, но теперь это не вызывало споров. Тамара Петровна больше не приходила без приглашения, но каждое воскресенье они собирались на ужин – то у них, то у неё. Иногда к ним присоединялись родители Кати, и тогда дом наполнялся смехом, и теплом.
Однажды вечером, когда Тамара Петровна ушла, а Дима мыл посуду, Катя обняла его сзади.
– Знаешь, – сказала она, – я никогда не думала, что мы сможем так. Все вместе.
Дима повернулся, вытер руки и улыбнулся.
– Я тоже, – признался он. – Но ты была права. Надо было просто говорить. Честно, без страха.
– И слушать, – добавила Катя. – Даже когда не хочется.
В тот вечер они сидели на балконе. Катя чувствовала, что впервые за долгое время в их доме воцарился покой. Конфликт, который казался непреодолимым, стал мостом, соединившим их семьи.
Рекомендуем: