Тихая война.
В углу спальни на полу скопилась горка вещей. Вязаные носки, детские книжки, пакет грибов, бутылки с соками, самовязаные салфетки, фарфоровый слоник с отколотым ухом – подарки свекрови росли в количестве, но не в качестве. Я смотрела на эту кучу и чувствовала, как внутри закипает что-то неприятное.
Анна Павловна, моя свекровь, появлялась у нас дома с завидным постоянством. Стук в дверь – и вот она уже на пороге, с неизменной улыбкой и пакетами. Много пакетов. Слишком много.
— Танечка, я вам курочку принесла, домашнюю! И грибочки, сама солила, как ты любишь, — щебетала она, проходя в квартиру, словно в свою собственную.
Я кивала и принимала подарки – куда деваться.
— Спасибо, Анна Павловна.
— Да что ты, доченька! Ой, а что это у вас тут? — она заглянула в кастрюлю. — Суп? А почему такой жиденький? Я бы туда сальца добавила...
Свекровь уже подхватила половник, и не успела я опомниться, как она колдовала над моим супом, приговаривая о том, как Петенька любит наваристое.
Петя, мой муж, в такие моменты делал вид, что не замечает моего взгляда. А я смотрела на него в упор, стиснув зубы так, что челюсть начинала ныть.
Позже, когда дверь за свекровью закрылась, я сказала:
— Петя, мы должны поговорить.
— О чем? — он деловито перелистывал страницы в телефоне, не поднимая глаз.
— О твоей маме. И о том, что она делает в нашей квартире.
— А что она делает? — недоумевающе приподнял брови муж. — Помогает нам.
— Помогает? — я чуть не поперхнулась. — Она переделывает все, что я готовлю. Она переставляет мои вещи. Она приходит без звонка. Она учит меня, как я должна стирать твои рубашки. Мне кажется, или я здесь не хозяйка?
Петя отложил телефон и посмотрел на меня так, словно я была капризным ребенком.
— Таня, ты преувеличиваешь. Мама просто заботится о нас. Она всегда такой была – хлопотунья.
— Да, но...
— И вообще, — его голос стал тверже, — это моя мама. Ты должна уважать ее и терпеть какие-то... особенности. Это нормально.
Слово «терпеть» упало между нами, как камень в пруд. Круги расходились, а я молчала, осознавая, что Петя совершенно искренне не видит проблемы. В его мире было нормально, что свекровь – главная в нашем доме, а я должна смириться с ролью вечной ученицы.
Ночью я долго не могла уснуть. Вспоминала, как Анна Павловна переставила мои любимые чашки на нижнюю полку, потому что «так удобнее». Как критиковала мой выбор штор — «темновато, Танечка, темновато». Как прошлась тряпкой по подоконнику, приговаривая: «Ну, у молодых всегда так, не до уборки». А Петя всегда улыбался и кивал, словно говоря: «Видишь, как хорошо, что у нас есть мама».
Я поняла, что разговорами ничего не решить. Нужен был план.
Он родился не сразу. Сначала я пробовала подыгрывать – улыбалась, благодарила, а внутри скрипела зубами от бессилия. Потом пыталась тактично намекать: «Анна Павловна, но мне так привычнее», «Я уже собиралась помыть», «У меня свой рецепт». Но намеки отскакивали от свекрови, как горох от стенки.
План созрел после одного особенно тяжелого воскресного обеда.
Анна Павловна пришла без предупреждения. С порога заявила: «А я вам утятинки принесла, запеченной с яблоками, как Петенька любит!»
Я как раз доделывала лазанью — целое утро провозилась. Но утятина заняла главное место на столе, а моя лазанья была оттеснена на край, словно нелюбимая падчерица.
— Ну, ешьте, ешьте, — приговаривала свекровь, подкладывая сыну еще утятины. — Танечка, ты чего не ешь? Худенькая такая...
Я улыбнулась сквозь стиснутые зубы:
— Просто я уже наелась своей лазаньей.
— А, — пренебрежительно махнула рукой свекровь, — ну это так, баловство. Не то что настоящая еда.
Взгляд Пети говорил: «Не начинай». И я не начала. Ушла на кухню мыть посуду, слушая, как свекровь рассказывает сыну о том, что «соседка Верочка тоже невестку имеет, так та борщ на пять литров варит и полы каждый день моет». Тогда-то я и решила: хватит. Пора показать, кто в доме хозяйка.
На следующий день я взяла отгул. Переставила всю мебель в квартире. Все. До последнего стула. Шкаф переехал к противоположной стене, диван развернулся на девяносто градусов, кровать встала изголовьем к окну, кухонный стол сменил позицию, цветы поменялись местами, книги были переставлены по цвету, а не по алфавиту, как любила делать свекровь.
Петя вернулся с работы и остановился на пороге.
— Что это?
— Ремонт, — улыбнулась я. — Мне так удобнее.
Он растерянно оглядел квартиру.
— Но мама говорила, что...
— Петя, — я подошла к нему и взяла за руки, — это наш дом. Мой и твой. Не мамин.
Он вздохнул, но промолчал. Ужинали мы в новой обстановке, и Петя постепенно признал, что «даже уютнее стало».
На следующий день пришла Анна Павловна. Звонок – и на пороге она, с неизменными пакетами.
— Ой, что у вас тут? — она застыла в дверях. — Вы что, переезжаете?
— Нет, Анна Павловна, — мило улыбнулась я. — Просто переставили мебель. Мне так удобнее.
— Но Петенька же любит, когда диван у окна...
— Теперь ему нравится здесь, — твердо сказала я. — Проходите, чай будете?
Она вошла, оглядываясь, словно в чужом доме. Я заметила, как она инстинктивно направилась к шкафу, где раньше стояли чашки, но теперь там были книги.
— Чашки теперь здесь, — я открыла новый шкафчик. — Чай или кофе?
— Да я... я уж и не знаю, — пробормотала свекровь.
Это было только начало. Следующим шагом стало изменение режима дня. Я знала, что Анна Павловна приходит к нам после своего любимого сериала, около одиннадцати утра. Идеальное время, чтобы «помочь с обедом». Теперь я решила завтракать в двенадцать, а обед готовить к пяти. И когда свекровь появлялась на пороге, я встречала ее в пижаме, с чашкой кофе.
— Ой, а вы еще не завтракали? — удивлялась она.
— Нет, у нас теперь другой график, — объясняла я. — Петя поздно приходит, так что мы теперь по-другому день строим.
Через неделю таких встреч она начала звонить перед приходом.
— Танечка, вы уже встали? Можно к вам забежать?
— Конечно, Анна Павловна! Но у нас сейчас уборка, так что чаю не предложу.
И вот она уже стоит на пороге, а я — с пылесосом в руках, с волосами, собранными в небрежный пучок, и в старом халате.
— Ой, я не вовремя?
— Да нет, проходите. Только я сейчас закончу. Вот эти полки еще надо протереть...
И так — каждый раз. То уборка, то йога, то я крашу стену в ванной, то готовлю сложное блюдо по рецепту, который нельзя прерывать. И всегда — занята. И всегда — у меня свой план.
Петя заметил перемены.
— Мама спрашивала, почему тебя вечно нет дома, когда она приходит.
— Я дома, — пожала я плечами. — Просто у меня своя жизнь. И кстати, я просила ее звонить перед приходом. Ты же не против?
Он нахмурился:
— Но это же моя мама...
— Которую я уважаю и люблю, — подхватила я. — Именно поэтому хочу встречать ее не в халате с пятном от борща, а красивая и причесанная. Разве не этого ты хочешь?
Аргумент был неотразим. Петя неохотно согласился.
А потом я завела кота. Рыжего, наглого и абсолютно великолепного. Назвала его Зевс.
— У твоей мамы ведь аллергия на кошачью шерсть? — невинно спросила я, когда притащила домой этот мурлыкающий комок.
— Да, есть немного, — растерянно ответил Петя, глядя, как кот обживает диван.
— Ничего, она же ненадолго приходит. А для нас с тобой — какая радость!
Зевс оказался идеальным союзником. Он обожал запрыгивать на колени к гостям и оставлять на их одежде слой рыжей шерсти. Особенно ему полюбилась Анна Павловна в ее черных брючных костюмах.
— Ой, кыш, кыш! — отмахивалась она, а Зевс только урчал громче и терся о ее ноги.
— Он вас любит, — умилялась я. — Вот чувствует родную душу!
Визиты свекрови стали короче. Сначала час вместо трех, потом полчаса вместо часа. Она все еще приносила свои пакеты, но уже не оставалась «помочь» с их содержимым.
А потом случилось то, чего я совсем не ожидала. Анна Павловна позвонила.
— Танечка, можно к вам сегодня? Я пирог испекла.
— Конечно, Анна Павловна! — искренне обрадовалась я. — В шесть вам удобно?
Она пришла точно в шесть. С одним пакетом, а не с пятью. В пакете был пирог – и все.
— Проходите, — я улыбнулась. — Чай уже готов.
Мы сели за стол. Зевс, предатель, тут же запрыгнул к свекрови на колени и свернулся клубком. Она осторожно погладила его по спине.
— А знаешь, я, кажется, привыкаю к нему, — неуверенно сказала она.
Я разлила чай. Разрезала пирог. И вдруг Анна Павловна произнесла то, чего я совсем не ожидала:
— Таня, у тебя очень уютно. По-своему, но уютно.
Я чуть не выронила чашку.
— Спасибо.
— Знаешь, я ведь всегда переживала за Петю. Он у меня такой... нуждающийся в заботе. Все мальчики такие, — она отпила чай. — Я думала, ты не справишься. А ты — справляешься. По-своему, но справляешься.
Я молча кивнула, не зная, что ответить.
— Только вот, — Анна Павловна замялась, — с котом этим... Может, вы его хоть запирать будете, когда я прихожу? Я таблетки пью, но все равно...
И тут я поняла, что победила. Не уничтожила противника, не изгнала его, а именно победила – по всем правилам дипломатии.
— Конечно, Анна Павловна, — кивнула я. — Завтра же купим специальную корзинку для него. И вообще, спасибо, что сказали. Надо же нам как-то... договариваться.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, а потом кивнула:
— Надо, Танечка. Надо.
Когда пришел Петя, он застал удивительную картину: мы с его мамой сидели на кухне, смеялись и листали старый фотоальбом. Зевс был закрыт в спальне и недовольно мяукал, но все остальное было идеально.
— Что происходит? — удивленно спросил он.
— Твоя мама показывает мне твои детские фотографии, — улыбнулась я. — Ты был таким смешным в этой панамке!
Анна Павловна хихикнула и подвинула к сыну чашку с чаем:
— Садись, Петенька. Мы тут с Таней решили, что по четвергам я буду приходить к шести. И это... пирог я теперь буду печь. А суп Таня сама варит, у нее отлично получается.
Петя переводил взгляд с мамы на меня и обратно. А я просто улыбалась. Муж был уверен, что я буду терпеть его родню в нашем доме. Но я нашла способ показать, кто здесь настоящая хозяйка. И сделала это без войны, просто обозначив границы.
Вечером, когда мы остались одни, Петя обнял меня и шепнул на ухо:
— Не знаю, что ты сделала, но спасибо. Кажется, вы наконец подружились.
Я прижалась к нему и закрыла глаза. Можно было бы объяснить, что дело не в дружбе, а в уважении, что я не волшебница, а просто женщина, которая не побоялась отстоять свое пространство. Но вместо этого я просто сказала:
— Ты не представляешь, какой у твоей мамы талант печь пироги. Надо будет почаще ее приглашать.
И мы оба рассмеялись, а Зевс, выпущенный из заточения, запрыгнул на кровать и свернулся между нами – рыжий символ моей тихой победы.
Конец.