Тишина в нашей трехкомнатной квартире стала роскошью. Той самой, о которой мечтаешь, как о вилле на Лазурном берегу: вроде бы и возможно, но совершенно недостижимо. Я сидела на кухне, обхватив руками остывшую кружку с ромашковым чаем, и смотрела в одну точку на стене. За стеной, в детской, которую мы с Денисом планировали для нашего будущего ребенка, громко работал телевизор. Там двоюродная сестра моего мужа, Зоя, уже третий месяц смотрела свои бесконечные сериалы про несчастную любовь. В нашей спальне, на единственном свободном метре у окна, расположился на раскладушке племянник Дениса, Павлик. Он приехал поступать в институт и, судя по всему, собирался жить у нас до самого сентября.
Я вздохнула, и этот вздох получился таким тяжелым, что, казалось, мог бы сдвинуть с места кухонный стол. Я не была злой или негостеприимной. Честно. Когда Тамара Игоревна, моя свекровь, позвонила в первый раз насчет Зои, я даже обрадовалась. Родственники, надо помогать, мы же семья. Зое нужно было пройти обследование в нашем областном центре, а где ей еще остановиться, как не у нас?
— Катюша, милая, всего на две недельки, — ворковала Тамара Игоревна в трубку. — Девочке так плохо, врачи в их Заозерске руками разводят. А у вас и клиники хорошие, и ты у меня такая заботливая. Присмотришь за ней, а?
Что я могла ответить? Конечно, пусть приезжает. Денис тогда обнял меня, поцеловал в макушку и сказал: «Спасибо, котенок. Я знаю, что на тебя всегда можно положиться». И я растаяла.
Зоя приехала с одним огромным клетчатым баулом, из которого пахло плацкартным вагоном и копченой колбасой. Она оказалась тихой, немного забитой женщиной лет сорока, с вечно испуганными глазами. Первые две недели и правда прошли спокойно. Я готовила ей диетические супчики, возила по врачам, слушала ее жалобы на здоровье и непутевого мужа. Но потом обследование закончилось, а Зоя не уезжала.
— Катюш, а можно я еще на недельку? — спросила она однажды вечером, виновато ковыряя вилкой гречку. — Мне тут еще к одному специалисту посоветовали, только запись через неделю.
Я кивнула. Что такое неделя?
Через неделю нашелся еще один специалист. А потом выяснилось, что результаты анализов нужно ждать десять дней. А потом ей просто «надо было отлежаться после процедур». Я перестала спрашивать, когда она уедет. Просто молча ставила на стол лишнюю тарелку и покупала на одну пачку гречки больше.
С появлением Зои наши счета за коммунальные услуги заметно подросли. Она любила подолгу стоять под душем, оставляла везде включенным свет и смотрела телевизор с утра до ночи. Я молчала. Денис делал вид, что ничего не замечает. Ему было неловко. Это же его сестра.
А потом, когда Зоин баул уже, казалось, пустил корни в нашей бывшей детской, снова позвонила Тамара Игоревна.
— Катюша, золотко мое! У нас радость! Павлик наш школу закончил, в ваш политех поступать едет! Умница, весь в отца! — щебетала она. — Ему же остановиться где-то надо на лето, пока экзамены, пока зачисление. Я ему сразу ваш адрес дала. Он мальчик хороший, тихий, мешать не будет.
Я тогда чуть не выронила телефон.
— Тамара Игоревна… но у нас же Зоя живет, — пролепетала я.
— Ой, ну что ты, Катенька! — беззаботно рассмеялась свекровь. — Квартира у вас большая, трехкомнатная! Не то что наша однушка. Места всем хватит! Потеснитесь немного, не чужие же люди.
И повесила трубку.
Вечером у нас с Денисом состоялся первый серьезный разговор на эту тему.
— Дэн, я так больше не могу, — начала я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Твоя мама превращает нашу квартиру в общежитие.
— Кать, ну ты чего? — нахмурился он. — Павлик — мой единственный племянник. Куда ему еще ехать? На вокзале ночевать?
— Почему сразу на вокзале? Можно снять ему комнату. Недорого, на окраине. Мы могли бы даже помочь с оплатой.
— Снять? Ты в своем уме? Зачем снимать, когда у нас три комнаты? Мама этого не поймет. Она обидится. Скажет, что мы родню за порог выставляем.
— А то, что я скоро начну чувствовать себя прислугой в собственном доме, это ничего? Я прихожу с работы, и мне нужно готовить ужин на четверых. Мне нужно стирать и убирать за всеми. Зоя целыми днями смотрит телевизор, а Павлик сидит в компьютере. Никто из них даже тарелку за собой не помоет!
— Они гости, Кать, — устало вздохнул Денис. — Им неудобно.
— Гости не живут месяцами, Дэн! Они приезжают на выходные! А это уже не гости, это жильцы. Только бесплатные.
Мы тогда сильно поругались. Денис кричал, что я бессердечная и не понимаю, что такое «настоящая семья». Я плакала от обиды и бессилия. Но Павлик все равно приехал.
С его приездом наша жизнь окончательно превратилась в хаос. Восемнадцатилетний парень, вырвавшийся из-под родительской опеки, вел себя соответственно. Громкая музыка до полуночи, разбросанные по всей квартире носки, горы грязной посуды в раковине по утрам. Наша спальня перестала быть нашим личным пространством. Раскладушка Павлика занимала последний островок свободы, и чтобы подойти к шкафу, мне приходилось перешагивать через его спящее тело.
Я стала нервной и раздражительной. На работе не могла сосредоточиться, постоянно думая о том, какой беспорядок ждет меня дома. Я перестала приглашать подруг — мне было стыдно за этот бедлам. Наша с Денисом интимная жизнь сошла на нет. Какой уж тут романтический вечер, когда за тонкой стенкой Зоя рыдает над очередной серией, а в ногах у кровати посапывает племянник?
Финансовая сторона вопроса давила все сильнее. Я работаю бухгалтером, я привыкла считать каждую копейку. Мы с Денисом взяли эту квартиру в ипотеку пять лет назад и до сих пор выплачивали огромные суммы. Я экономила на всем: на новой одежде, на косметике, на походах в кафе. Каждый месяц откладывала деньги, чтобы закрыть кредит хоть на пару лет раньше. А теперь эти деньги утекали, как вода сквозь пальцы. Продукты, бытовая химия, коммуналка… Суммы в квитанциях росли в геометрической прогрессии.
Однажды я не выдержала. Вечером, когда наши «гости» разошлись по комнатам, я села за ноутбук и создала простенькую табличку в экселе. Внесла туда наши с Денисом доходы. А потом начала скрупулезно вписывать расходы за последние два месяца. Ипотека, кредитка за машину, продукты, коммунальные платежи, интернет, мобильная связь. Я подняла старые квитанции за воду и свет и сравнила их с новыми. Разница была колоссальной. Воды мы стали тратить в два с половиной раза больше, электричества — почти в два. Я прикинула, сколько уходит на еду для четверых взрослых людей. Цифры, которые я увидела на экране, привели меня в ужас. Мы уходили в минус. Мои накопления, которые я берегла как зеницу ока, таяли на глазах.
Я показала таблицу Денису. Он долго молчал, глядя на экран.
— Я не думал, что все настолько серьезно, — наконец выдавил он.
— А я думала, — горько усмехнулась я. — Только ты меня не слушал.
— Надо поговорить с мамой, — решительно сказал он.
Но разговор так и не состоялся. То Денису было некогда, то «неудобный момент», то Тамара Игоревна сама звонила с какими-то своими проблемами, и просить ее о чем-то было уже совсем некстати.
А потом случился апофеоз.
В субботу днем, без предупреждения, к нам нагрянула сама Тамара Игоревна. Она вошла в квартиру с видом ревизора, оглядела прихожую, где на вешалке висели три чужие куртки, и проследовала на кухню. Зоя и Павлик тут же выскочили из комнат, засуетились, начали наперебой рассказывать, как им у нас хорошо живется.
— Вот и славно, вот и хорошо, — кивала свекровь, принимая из рук Зои чашку чая. — Семья на то и семья, чтобы друг другу помогать.
Она посмотрела на меня своим фирменным взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Я молча села за стол.
— Катюша, у меня к тебе серьезный разговор, — начала она, сделав маленький глоток. — Дело важное, семейное. Тут троюродная сестра моя, Вероника, из Уфы переезжать собралась. Дочка у нее в первый класс идет, а чтобы в хорошую школу попасть, нужна городская прописка. Временно, конечно. Буквально на годик. Ты же понимаешь, для ребенка все.
Я почувствовала, как внутри меня что-то оборвалось. Словно натянутая до предела струна лопнула с сухим щелчком.
— Прописка? — переспросила я ледяным голосом.
— Ну да, регистрация, — нетерпеливо отмахнулась она. — Формальность. Пропишешь Веронику с дочкой у себя, они документы в школу подадут, а потом выпишешь. Что тут такого?
— Тамара Игоревна, — я старалась говорить ровно, но голос дрожал. — Вы понимаете, что временная регистрация посторонних людей в ипотечной квартире — это огромный риск? А еще это означает, что наша коммуналка вырастет еще больше.
Свекровь нахмурилась. Ее лицо приняло жесткое, незнакомое мне выражение.
— Какие еще риски? Какая коммуналка? Катя, ты о чем вообще говоришь? Речь идет о семье! О маленьком ребенке, которому нужно в школу! А ты мне про какие-то копейки!
— Это не копейки! — я уже не сдерживалась. — Мы и так едва сводим концы с концами, потому что наша квартира превратилась в бесплатную гостиницу!
Зоя и Павлик, сидевшие за столом, тут же вжали головы в плечи.
— Гостиницу?! — взвизгнула Тамара Игоревна, вскакивая со стула. — Да как ты смеешь! Это моя родня! Моя кровь! И Дениса тоже! А значит, и твоя! Ты вышла замуж за моего сына, ты вошла в нашу семью! И у тебя есть обязанности!
Она нависла надо мной, размахивая руками. Денис, который до этого молча стоял в дверях, попытался вмешаться.
— Мама, успокойся, давай обсудим все…
— Не мешай, Денис! — рявкнула она на него. — Я разговариваю с твоей женой! Она, кажется, забыла свое место! У вас хоромы трехкомнатные, а моим родным приютиться негде! Вместо благодарности я слышу упреки! Ты ДОЛЖНА прописать всю мою родню, если понадобится! Мы же семья!
И в этот момент наступила тишина. Та самая, редкая, звенящая тишина. Я посмотрела на ее искаженное гневом лицо, на перепуганные лица Зои и Павлика, на растерянного мужа. Во мне не было ни злости, ни обиды. Только ледяное, всепоглощающее спокойствие.
Я молча встала из-за стола. Прошла в нашу спальню, перешагнув через спортивную сумку Павлика. Открыла ящик комода, где у меня хранились все документы и счета. Достала последнюю квитанцию за коммунальные услуги. Ту самую, от которой у меня вчера волосы на голове зашевелились.
Я вернулась на кухню и, не говоря ни слова, протянула этот листок свекрови.
Тамара Игоревна с недоумением взяла бумажку. Ее глаза забегали по строчкам. Отопление, содержание жилья, холодная вода, горячая вода, водоотведение, электроэнергия… Ее брови медленно поползли на лоб. Я видела, как она беззвучно шевелит губами, пытаясь осмыслить итоговую сумму внизу. Сумму, которая составляла почти половину ее пенсии.
— Это… это что? — прошептала она, поднимая на меня ошарашенный взгляд.
— Это счет за один месяц, — тихо ответила я. — За нашу «гостиницу». Без учета продуктов, интернета и бытовой химии. А теперь представьте, что будет, если я пропишу сюда еще двоих.
Она молчала. Вся ее напускная ярость, весь ее праведный гнев куда-то испарились. Она смотрела то на квитанцию, то на меня, и в ее глазах я впервые увидела не требование, а растерянность.
Зоя тихонько встала и прошмыгнула в свою комнату. Павлик тоже счел за лучшее ретироваться. Мы остались на кухне втроем: я, Денис и его мать.
— Я… я не думала… — наконец проговорила Тамара Игоревна, и голос ее был уже не грозным, а каким-то сдувшимся, старческим. Она медленно опустилась на стул. — Мне казалось… у вас же зарплаты хорошие…
— Мама, — Денис подошел и сел рядом с ней. — У нас ипотека. Огромная. Катя все тянет на себе, каждую копейку считает, чтобы мы быстрее расплатились. Мы не можем себе позволить содержать еще троих человек. Мы любим и уважаем нашу родню, но… мы просто не можем.
Он говорил тихо, но твердо. И я поняла, что в этот момент он наконец-то сделал свой выбор. Он был не между мной и матерью. Он был между иллюзией «большой дружной семьи» за чужой счет и реальностью своей собственной, маленькой семьи, которую нужно было защищать.
Тамара Игоревна сидела молча, поглаживая пальцем цифру на квитанции. Потом она тяжело вздохнула, встала и, ни на кого не глядя, пошла в прихожую.
— Я пойду, — глухо сказала она, уже обуваясь. — Дел много.
Она ушла, не попрощавшись.
В квартире снова стало тихо. Денис подошел ко мне и крепко обнял.
— Прости меня, — прошептал он мне в волосы. — Я должен был понять это раньше.
Через два дня Зоя купила билет на поезд. Собирала свой баул молча, не глядя мне в глаза. На прощание только тихо сказала: «Спасибо за все. И извини».
Павлик продержался еще неделю. Он сдал последний экзамен, узнал, что не поступил на бюджет, и позвонил родителям. Через пару дней отец прислал ему деньги на съемную комнату в общежитии. Уходя, он неловко пожал мне руку и буркнул: «Спасибо, теть Кать».
И вот я снова сижу на своей кухне. В квартире так тихо, что слышно, как тикают часы в гостиной. В детской пусто, чисто и пахнет свежестью — вчера мы с Денисом сделали там генеральную уборку. На кухонном столе лежит всего две тарелки. И это такое простое, такое огромное счастье.
Я не знаю, простит ли меня когда-нибудь Тамара Игоревна. Наверное, нет. В ее глазах я навсегда останусь бессердечной невесткой, которая выставила родню за дверь и посмела сунуть ей под нос счет за коммуналку. Но я знаю одно: иногда, чтобы сохранить свою семью, приходится четко очерчивать ее границы. Даже если для этого нужно протянуть самому близкому человеку обычный бумажный листок с цифрами.
Конец.