Диктофон Валентины стоял в шкафу уже четыре месяца. Маленький, недорогой, купленный в спешке. Она иногда доставала его, вертела в руках, но включить решилась только сегодня.
Дома стояла непривычная тишина. В кухне капала вода из крана — медленно, с противным всхлипом, словно кто-то плакал. Валентина поймала себя на мысли, что ей нравится этот звук — он подтверждал, что жизнь продолжается, даже если тебя бросили в темноте.
Квартира, в которой она прожила двадцать шесть лет, теперь казалась ей чужой. Стены будто наблюдали за ней — настороженно, с упрёком. Возможно, она сама это придумала. Возможно, просто сходила с ума.
Валентина поправила халат — старый, но любимый, с вытертыми рукавами — и прошла в ванную. Вода брызнула на руки, обожгла холодом. Ей казалось, что на коже остаются синяки от каждого прикосновения — даже от воды. Даже от мыслей о Викторе.
Она вернулась на кухню, поставила чайник. Старый, с обгорелым боком — подарок свекрови. Свекровь звонила вчера. Говорила быстро, глотала слова, словно боялась, что её перебьют:
— Ты пойми, Валя, это не моё дело, но всё-таки... Витя — он же сын мне. И тут такое... Квартира... Он говорит, ты в неё вложилась, но мы же все знаем... Это же его наследство. От отца.
Валентина молчала в трубку, как молчала последние пятнадцать лет замужества. Не из страха — из усталости. Спорить не хватало сил. А свекровь всё продолжала:
— Вы бы поговорили. Он, конечно, горячий... Но справедливый! И хозяйственный. А с этой... Светой... Это временно. Он всегда домой возвращается.
Домой. Эта квартира — его дом? А её дом — где? Те деньги, что она вложила в ремонт, в мебель, те годы, что она драила его берлогу, стирала его носки... Это ничего не стоит?
Чайник закипел, вернув её в реальность. Валентина залила заварку — дешёвую, из пакетика. Виктор любил листовой, дорогой. Она покупала, заваривала в специальном чайнике, наливала в фарфоровую чашку. Кто теперь заваривает ему чай? Светлана? Смешно.
Диктофон лежал в кармане халата. Маленький, как зажигалка. Валентина достала его, положила на стол. Включила.
Запись началась с шороха. Потом стук двери, тяжёлые шаги. Виктор всегда ходил, как хозяин — громко, уверенно. Как будто весь мир должен знать, что он пришёл.
— Снова не готово? — его голос звучал раздражённо. — Я с работы. Устал как собака. А тут...
— У меня тоже работа, — её голос на записи звучал тихо, почти виновато. — Я только пришла.
— Твоя работа, — усмехнулся он, — это так, для развлечения. Деньги в дом кто приносит?
Валентина вздрогнула. Она не помнила этого разговора. То есть помнила, но как бы издалека, будто это происходило с кем-то другим. Таких разговоров были сотни. Тысячи. Один на другой, слой за слоем — как кирпичи в стене, которая отделила её от собственного достоинства.
Она нажала кнопку перемотки. На записи что-то звякнуло, потом — грохот. Кажется, он бросил тарелку. Потом его голос — уже злее, громче:
— Ты специально? Специально меня доводишь?
Собственный голос звучал испуганно:
— Витя, ну что ты... Я просто спросила про Свету. Почему она тебе звонит?
— Ты следишь за мной? Телефон проверяешь?
Снова грохот. Валентина вздрогнула. Теперь она вспомнила — это был вторник, три недели назад. День, когда она нашла сообщения. Когда её мир, уже давно трещавший по швам, окончательно развалился.
Она снова нажала перемотку. И ещё раз. И ещё. Пока не услышала то, что искала:
— Собирай вещи, — его голос, холодный, как январская ночь. — Я подал на развод. Эта квартира моя. Отец её мне оставил.
— Виктор, — её голос дрожал, — я вложилась в ремонт. Мои деньги, мои сбережения... Это наша общая...
— Твои? — он засмеялся, и от этого смеха у неё по спине побежали мурашки. — Твоя зарплата библиотекаря? Не смеши меня. Я зарабатывал в десять раз больше. Всё, что есть в этой квартире — моё.
— Но мы договаривались... Брачный договор...
— Плевать я хотел на договор. Или ты отдаёшь квартиру, или я делаю тебя инвалидом! — угрожал муж. Диктофон всё записал. Даже то, как он ударил по столу, как зазвенела посуда, как она вскрикнула от страха.
Валентина выключила запись. За окном темнело. Фонари уже загорелись, освещая пустой двор. Напротив, в доме, жила Нина Степановна — старая учительница, которая иногда приходила к Валентине на чай. Знала ли она? Догадывалась ли, что происходит за стенами их с Виктором «благополучной» квартиры?
Валентина отнесла чашку в раковину. Посмотрела в зеркало — усталая женщина, с морщинками у глаз, с сединой в тёмных волосах. Кому она такая нужна?
«Мне», — вдруг подумала она. «Я нужна себе».
Адвокат Светлана Павловна выслушала запись молча. Потом подняла глаза — внимательные, с нотками сочувствия, но без жалости. Валентина была ей благодарна за это — за отсутствие жалости.
— Отлично, — сказала Светлана Павловна. — Это серьёзная угроза. Плюс документы, которые вы принесли — чеки о переводах на ремонт, выписки со счёта... Всё это доказывает, что вы вложили значительные средства. А брачный договор...
— Он не хочет его выполнять, — тихо сказала Валентина.
— А закон? — улыбнулась адвокат. — Закон он тоже не хочет выполнять? Валентина Игоревна, вы имеете право на эту квартиру. Не всю, конечно, но на значительную часть. И мы это докажем.
Валентина кивнула. Ей казалось, что она в каком-то странном сне. Она, тихая библиотекарь, всю жизнь склонявшая голову перед мужем, перед его авторитетом... Она подаёт на него в суд? Борется за свои права?
— Не бойтесь, — Светлана Павловна, кажется, прочитала её мысли. — Бывают ситуации, когда нужно сражаться. Даже если вы к этому не привыкли.
— Я не боюсь, — вдруг поняла Валентина. — Я устала бояться.
Вечером позвонила Ольга — подруга, с которой они не общались уже год. Точнее, с которой Виктор запретил ей общаться, потому что Ольга «дурно на неё влияла». Ольга — разведённая, с двумя детьми, работала в турагентстве и улыбалась так, как Валентина уже давно не умела.
— Валюш, я всё знаю, — сказала она без предисловий. — Нинка рассказала. Ты как?
— Нормально, — Валентина сама удивилась своему спокойному голосу. — Я подала на раздел имущества. У меня есть запись, где он мне угрожает.
Ольга присвистнула:
— Ничего себе! Ты? Молодец какая!
— Не знаю, молодец ли... Но я больше не могу так.
— Правильно! — в голосе Ольги слышалась искренняя радость. — Слушай, приезжай ко мне! Посидим, поговорим. Я пирог испеку!
Валентина хотела отказаться — по привычке. Виктор не любил, когда она куда-то ходила без него. Но потом вдруг поняла — Виктора больше нет в её жизни. Нет его запретов, его контроля.
— Я приеду, — сказала она. — Завтра, можно?
В автобусе Валентина смотрела в окно — на серые дома, на лужи, в которых отражалось хмурое небо. Город казался ей другим — не потому, что он изменился, а потому, что изменилась она сама.
Телефон звякнул сообщением. Виктор.
«Надо поговорить. Приходи домой».
Домой. Опять это слово. Валентина спрятала телефон в сумку, не ответив. Потом позвонила Светлане Павловне:
— Он хочет встретиться. Мне идти?
— Только с адвокатом, — твёрдо сказала та. — И только в общественном месте. Или в моём офисе.
— Он не согласится...
— Тогда никаких встреч. Валентина Игоревна, я вас очень прошу — будьте осторожны. Угрозы на записи серьёзные.
Ольга жила в маленькой двушке на окраине. Зато своей, без бывшего мужа и его претензий. Валентина ступила на порог и сразу почувствовала — здесь тепло. Не от батареи — от самой атмосферы. Детские рисунки на холодильнике, книги стопками на столе, запах пирога...
— Проходи, не стесняйся! — Ольга обняла её, крепко, по-сестрински. — Дети в школе, мы одни. Чай будешь?
Они говорили долго. Валентина рассказывала — сначала неуверенно, потом всё смелее. О том, как Виктор менялся с годами — от просто строгого мужа до настоящего тирана. О том, как она перестала звать подруг в гости, потому что «ему не нравился шум». О том, как продала мамины серьги, чтобы вложиться в ремонт квартиры, которую теперь он называл только своей.
— Знаешь, — сказала Ольга, наливая ей третью чашку чая, — я тебя не узнаю. В хорошем смысле! Ты другая стала.
— Я просто устала, — Валентина пожала плечами. — Устала быть половиком. Знаешь, как в той поговорке — о половик ноги вытирают.
Ольга внезапно взяла её за руку:
— Помнишь, в институте мы мечтали открыть маленькую библиотеку-кафе? Ты бы подбирала книги, я бы готовила десерты...
Валентина улыбнулась:
— Помню. Детская мечта.
— А почему детская? — Ольга сверкнула глазами. — Сейчас такое модно! И вообще — никогда не поздно!
Когда Валентина вернулась домой, было уже темно. Она не включала свет — двигалась по квартире на ощупь, как кошка. На автоответчике мигало сообщение. Она нажала кнопку.
— Валя, — голос Виктора, непривычно мягкий, — я погорячился. Давай поговорим. Не нужно судов, адвокатов... Мы же взрослые люди. Я приеду завтра, в семь. Жду.
Она стёрла сообщение. Посмотрела в окно — на фонари, на тёмные силуэты деревьев, на маленькую луну, выглядывающую из-за тучи. И вдруг почувствовала странное спокойствие.
Завтра будет новый день. И она встретит его не одна — с адвокатом, с подругой, с твёрдым решением больше не прогибаться. С диктофоном в кармане, наконец.
Утром её разбудил звонок. Светлана Павловна:
— Суд назначен на следующую неделю. Вы готовы?
— Готова, — Валентина удивилась своему твёрдому голосу. — Абсолютно готова.
Она встала, подошла к зеркалу. Посмотрела на себя — внимательно, без самообмана. Морщинки у глаз, седина в волосах... Но глаза — другие. Живые.
«Я справлюсь», — подумала Валентина. «Я обязательно справлюсь».
Она вышла из дома раньше обычного. Решила пройтись пешком — до автобусной остановки, потом до библиотеки. День был прохладный, но солнечный. Деревья стояли в жёлто-красном уборе, под ногами шуршали листья. Она шла, и ей казалось, что с каждым шагом она сбрасывает с себя что-то тяжёлое, неподъёмное.
Виктор ждал у входа в библиотеку. Как она и думала — решил поймать её на работе, чтобы она не смогла уйти, чтобы коллеги видели и ей было стыдно. Старый приём.
— Валя, — он шагнул к ней, протянул руку. — Нам надо поговорить.
Она остановилась. Посмотрела на мужа — как будто впервые. Высокий, крепкий, с сединой на висках. Красивый, успешный. И такой... пустой внутри.
— Нам не о чем говорить, Виктор, — спокойно сказала она. — Только через адвоката.
— Глупости, — он попытался взять её за локоть, но она отстранилась. — Какие адвокаты? Мы муж и жена.
— Уже нет, — Валентина покачала головой. — Ты подал на развод, забыл? И угрожал мне.
Он побледнел:
— Что за чушь? Когда я тебе угрожал?
Она достала телефон, включила запись. То самое: «Или ты отдаёшь квартиру, или я делаю тебя инвалидом!».
Виктор замер. Потом лицо его исказилось:
— Ты... Ты записывала меня? Шпионила?
— Защищалась, — тихо, но твёрдо сказала Валентина. — И буду защищаться дальше. Светлана Павловна уже подала иск о разделе имущества. Я не претендую на всю квартиру — только на мою долю. То, что я вложила. Чеки сохранились.
— Ты с ума сошла, — прошипел он. — Кто тебя надоумил? Эта твоя Ольга? Или адвокатша эта?
— Я сама решила, — Валентина отступила на шаг. — И всё, что мне нужно — справедливость. Не больше.
Она обошла его и поднялась по ступенькам библиотеки. Внутри, за надёжными стеклянными дверями, её ждал её маленький мир — книги, каталоги, тишина читальных залов. И новая Валентина — та, которая больше не будет прятаться и молчать.
А Виктор остался стоять на улице — растерянный, злой, не понимающий, как его тихая, удобная жена вдруг превратилась в человека с собственным мнением и правами. Валентине даже стало немного жаль его. Но только немного.
Вечером она приготовила себе ужин — простой, но вкусный. Салат, кусочек рыбы, бокал вина — маленькие радости, которые она так давно себе не позволяла. Села у окна, смотрела на огни города. И думала о том, что завтра, возможно, она начнёт искать себе новую квартиру. Маленькую, но свою. А может, и нет — может, суд решит в её пользу, и часть этой квартиры останется ей.
В любом случае, она больше не боялась будущего. Оно было туманным, неясным — но свободным. И это стоило всех тревог.
Финал.