Поддельное имя, раздутая слава и миф о тошнотворных комнатах
Начнём с того, что Колизей — это не Колизей. Его настоящее, официальное имя — амфитеатр Флавиев. Прозвище, под которым его знает весь мир, прилипло к нему только в районе 1000 года нашей эры, и то не из-за его собственных колоссальных размеров. Рядом с амфитеатром когда-то стояла действительно гигантская конструкция — почти 40-метровая бронзовая статуя императора Нерона, известная как Колосс Нерона. Статую в IV веке благополучно снесли, чтобы переплавить ценный металл на что-то более полезное, а вот прозвище, поменяв хозяина, осталось. Вопреки этому названию, амфитеатр Флавиев не был даже самым большим стадионом в Риме. Он мог вместить около 50 000 зрителей, что, конечно, впечатляет, но это капля в море по сравнению с Большим цирком (Circus Maximus). Эта махина, предназначенная в основном для гонок на колесницах, в праздничные дни набивалась толпой в 250 000, а по некоторым оценкам, и во все 300 000 человек. Именно гениальная логистика этих двух сооружений породила один из самых стойких и дурацких мифов о римлянах. Речь идёт о так называемых «вомиториях».
Въевшийся в массовое сознание образ — это специальные комнаты, куда римские аристократы после обильного пира удалялись, чтобы освободить место в желудке для новых блюд. Картина упадническая и малоприятная, но, увы, полностью вымышленная. Вомитории (vomitoria) действительно существовали, но это были не комнаты, а широкие проходы и коридоры под трибунами. В Колизее их было восемьдесят. Эта система была спроектирована настолько эффективно, что все 50 000 зрителей могли покинуть здание менее чем за пятнадцать минут. Со стороны это выглядело так, будто амфитеатр буквально «извергал» из себя толпу обратно на улицы города. Отсюда и название, от латинского глагола «vomere» — извергать. Рим, конечно, был местом излишеств, и многие его жители действительно заканчивали вечер в поисках уединения в ближайших кустах, но это не было каким-то ритуалом, для которого отводились специальные помещения. Миф этот, как ни странно, довольно свежий. Впервые в печати он появился в 1923 году в сатирическом романе Олдоса Хаксли «Шутовской хоровод», где упоминается «элегантный мраморный вомиторий Петрония Арбитра». Оксфордский словарь английского языка, приведя правильное определение, даже счёл нужным добавить специальное опровержение: «Ошибочно: комната, в которой древние римляне, как утверждается, намеренно вызывали рвоту во время пиров».
Львы, христиане и предприимчивые папы
Другой популярный образ, неразрывно связанный с Колизеем, — это арена, ставшая последним пристанищем для христианских мучеников, которых, как принято считать, тысячами отдавали на растерзание диким зверям. Проблема с этой трагической картиной одна — она, скорее всего, никогда не происходила. По крайней мере, не в Колизее. Вся эта история — результат довольно поздней и весьма расчётливой пиар-кампании, запущенной Ватиканом. Цель была сугубо прагматичной: прекратить тотальное разграбление амфитеатра. К Средневековью Колизей превратился в бесплатный склад стройматериалов для всего Рима. Предприимчивые архитекторы, строители и просто горожане веками тащили оттуда всё, что плохо лежит: мраморную облицовку, травертиновые блоки, бронзовые крепления, выковыривая их из кладки. Здание использовалось как крепость влиятельных семей, как каменоломня, как жилой комплекс. Христианам до него не было никакого дела.
Первым, кто попытался придать этому месту сакральный смысл, был папа Пий V (1566–1572). Он заявил, что песок арены пропитан кровью бесчисленных мучеников, и призвал паломников брать его с собой как реликвию. Про львов, заметьте, всё ещё ни слова. Впрочем, его мнение было сугубо частным, и остальная ватиканская верхушка его не разделяла, продолжая санкционировать светское использование руин. Папа Сикст V (1585–1590), например, винося грандиозный план по борьбе с безработицей, собирался превратить Колизей в большую фабрику по производству шерсти, чтобы обеспечить работой обездоленных жительниц Рима. Лишь его внезапная смерть помешала этому бизнес-проекту. В 1671 году кардинал Альтьери и вовсе решил устроить в амфитеатре арену для боя быков. Это, видимо, стало последней каплей. Некий Карло Томасси опубликовал памфлет, в котором назвал планы кардинала кощунством и осквернением святыни. Кампания оказалась на удивление успешной. Под давлением общественности папа Климент X (1670–1676) был вынужден объявить Колизей святым местом, закрыв его аркады и запретив любую деятельность на его территории.
Воровство стройматериалов прекратилось в одночасье. Теперь это было не просто хищение, а святотатство, за которое можно было столкнуться с огненным правосудием. Место было в безопасности. Однако примерно через сто лет, когда церковь в значительной степени утратила возможность применять высшую меру наказания к нарушителям, проблема воровства вернулась. Тогда, чтобы окончательно закрепить за Колизеем статус святыни, папа Бенедикт XIV (1740–1758) установил по периметру арены Крестный путь и официально посвятил амфитеатр христианам, замученным в его стенах. И тут-то всё и началось. Художники, обслуживавшие поток паломников, тут же начали массово тиражировать изображения благочестивых христиан, спокойно встречающих свою участь перед дикими зверями и ликующей толпой язычников. С этого момента все окончательно уверовали, что христиан в Колизее скармливали львам. На самом деле, нет никаких достоверных свидетельств, что в Колизее вообще кого-то бросали именно львам. Римлянам нужно было зрелище, а схватка человека со львом — дело быстрое и не особо интересное. На арене действительно устраивали экзекуции преступников и некоторых военнопленных, стравливая их с животными, но чаще всего это были обычные дикие собаки. За исключением Нерона, который действительно устраивал суровые гонения на христиан в своих садах для развлечения гостей, нет доказательств, что их систематически выделяли как особую группу для травли на аренах. Они страдали, безусловно, но не больше, чем любая другая неугодная властям группа. В 367 году император Валентиниан и вовсе запретил использовать христиан на арене. Запрет, правда, не распространялся на нехристиан, которые продолжали «возглавлять афиши» ещё долгое время. Так что бедняге гладиатору пришлось сражаться ещё около сорока лет.
Погребальный ритуал, ставший кровавым бизнесом
Наши представления о гладиаторских боях в основном сформированы голливудскими фильмами вроде «Спартака» или «Гладиатора», поэтому неудивительно, что они полны заблуждений. Начать с того, что сама традиция — не римская, а этрусская, и изначально она не имела никакого отношения к развлечению толпы. Поединки, исход которых часто был предрешён, были частью этрусского погребального ритуала. Считалось, что жертва, принесённая у могилы, умилостивит богов и даст усопшему вооружённую охрану в загробном мире. Под печальные песни Гарпий, повествующих о бессмертии, три или четыре пары бойцов сходились в поединке, чтобы выяснить, кто из них удостоится чести отправиться в «путешествие всей жизни». Эти бои назывались «мунера» (munera), что можно перевести как «дары» или «обязанности» по отношению к покойному. Впервые в Риме такой ритуал был зафиксирован в 264 году до н.э., когда три пары гладиаторов сразились у могилы некоего Юния Брута.
Поначалу это были скромные и сугубо частные мероприятия. Но со временем, как это часто бывает, всё вышло из-под контроля. Знатные римские семьи начали соревноваться друг с другом в пышности похорон. «Твой отец удостоился лишь шести пар бойцов? Что ж, в честь моего мы выставили восемь». Число участников неуклонно росло, но даже во времена Юлия Цезаря (который, к слову, никогда не был императором, первым этот титул принял Август) основной фокус всё ещё был на чествовании покойного. В 65 году до н.э. Цезарь в честь своего отца, умершего двадцатью годами ранее, устроил поединок с участием 320 пар гладиаторов. Он хотел больше, но Сенат, всё ещё помня о всеитальянском турне Спартака в 73 году до н.э., наложил ограничения на количество рабов и военнопленных, которых можно было вооружать одновременно. В 46 году до н.э. Цезарь снова организовал подобное частное мероприятие в честь своей дочери Юлии, умершей восемью годами ранее. Эти «мунера» были раскритикованы современниками за чрезмерную расточительность и большое число жертв, а такие упрёки в Древнем Риме услышишь нечасто. На протяжении всей эпохи Республики «мунера» финансировались семьями усопших, но соперничество и политические амбиции постепенно вытеснили первоначальную идею уважения к мёртвым. Император Август (правил с 27 г. до н.э. по 14 г. н.э.) решил обуздать эти излишества и передал организацию всех подобных мероприятий под контроль преторов, ограничив их двумя днями в году и не более чем шестьюдесятью парами бойцов. Со временем это число выросло до двенадцати дней в году, что всё равно далеко от еженедельных побоищ, рисуемых нашим воображением. Ещё на рубеже II-III веков историк Тертуллиан с горечью писал: «Этот вид развлечений превратился из дани уважения мёртвым в дань лести живым».
Гладиатор: не жертва, а рок-звезда античности
К эпохе правления Траяна (98–117) военные победы уже отмечались боями с участием до 5000 пар гладиаторов. «Мунера» окончательно превратились в «Игры» (ludi) и стали достоянием ревущей толпы, которая болела за своих кумиров на боях, срежиссированных и «хореографированных» не хуже современных рестлинг-шоу. В перерывах публику развлекали торговцы, продававшие вино, закуски и сувениры. День на арене мало чем отличался от дня на современном футбольном матче, разве что шансов быть убитым у зрителя было гораздо меньше. А вот положение бойцов, как ни парадоксально, значительно улучшилось. Если на погребальных «мунера» смерть была обязательным исходом, то на Играх всё было иначе. Первоклассные гладиаторы были слишком ценным активом, чтобы безрассудно жертвовать ими на потеху публике. Топовые бойцы выходили на арену не более двух-трёх раз в год, а остальное время гастролировали по стране, устраивая показательные выступления и предлагая местным смельчакам померяться силами на деревянных мечах.
Более того, далеко не все гладиаторы были рабами или военнопленными. Многие свободные мужчины — и даже женщины — добровольно выбирали этот путь ради славы, денег и внимания противоположного пола. Гладиаторы были звёздами своего времени. Они ели и пили бесплатно в любом заведении, владельцы которого были рады компенсировать эти расходы за счёт толп фанатов, которых привлекала знаменитость. Оружейники и портные соревновались за честь бесплатно экипировать такого бойца. Ну и, конечно, женщины. Дамы из самых высших слоёв общества буквально дрались за право провести ночь с очередным чемпионом арены. Да, некоторые были рабами, но если они хорошо сражались и выживали в течение трёх-пяти лет, то получали свободу и деревянный меч «рудис» — символ освобождения. Многие из них, став свободными, предпочитали остаться на арене и сколотить состояние. Голливудский образ хаотичного побоища не имеет ничего общего с реальностью. Существовало семь основных типов бойцов, и на арену выходили только определённые пары. Например, ретиарий, вооружённый сетью и трезубцем, мог сражаться только с секутором, который был тяжело вооружён и носил гладкий шлем, за который не могла зацепиться сеть. Все поединки проходили по строгим правилам в присутствии двух судей. Большая часть тренировок была направлена не на убийство, а на то, чтобы обезоружить или заставить противника сдаться. Недавнее исследование 200 поединков I века н.э. показало, что лишь 19 из них закончились смертью. В среднем, с 90-процентным шансом на выживание, гладиатор рисковал гораздо меньше, чем обычный житель Рима, половина из которых по тем или иным причинам не доживала и до двадцати лет.
Утренний разогрев и жизнь в подземельях
Казнь на арене ждала только тех, кто сражался плохо или проявлял трусость. При этом знаменитый жест «палец вверх» или «палец вниз» — не более чем современный миф. Судьбу проигравшего решал не император и не толпа, а организатор игр. Если гладиатор сражался храбро, но получал серьёзную рану, его уносили с арены, чтобы прекратить его страдания в специальных помещениях и не смущать публику излишне жестокими сценами. Такова была судьба профессионального гладиатора. Судьба же осуждённых преступников, выступавших на арене, была совершенно иной. Гладиаторы были главным блюдом и выходили на арену после обеда. Утром же публику «разогревали» экзекуциями, исход которых был настолько предсказуем, что мало кто утруждал себя их посещением. Философ Сенека, случайно попавший на такое утреннее представление, писал: «Всё это ухищрение — лишь отсрочка смерти… Утром людей бросают львам и медведям, а в полдень — их зрителям… Зрители требуют, чтобы убийца сам вышел против того, кто убьёт его, а победителя сохраняют для новой резни. Исход поединка — смерть». Это были не бои, а простые массовые экзекуции, не имевшие ничего общего ни со спортом, ни с искусством.
И последний миф, связанный с христианами в Риме, — это использование катакомб для тайных богослужений или укрытия от преследований. Катакомбы, вырытые в мягком вулканическом туфе, были исключительно подземными кладбищами. Это лабиринты узких туннелей, совершенно не приспособленных для массовых собраний. К тому же, тлетворный дух усыпальниц вряд ли способствовал бы религиозному экстазу. Что же касается использования их в качестве укрытий, то местоположение всех катакомб было общеизвестно. Прятаться там было бы так же бессмысленно, как прятаться от полиции на центральной площади города. Римляне, при всём их прагматизме, с уважением относились к местам захоронений и не трогали их. Поэтому катакомбы использовались только по своему прямому назначению — для погребения усопших, как христианами, так и представителями других культов.
Понравилось - поставь лайк! Это поможет продвижению статьи!
Подписывайся на премиум и читай статьи без цензуры Дзена!
Тематические подборки статей - ищи интересные тебе темы!
Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера
