Танюша принесла отцу чашку горячего чая:
-Я чабрец заварила.
Запах чабрецового чая на мгновенье захлестнул счастьем – недавним, но… не верилось, что оно было, не верилось, что по склонам балок цвёл чабрец… а над степью колыхалась горьковатая полынная нежность.
И был хлеб. Белые, мягкие батоны, пахучие ржаные буханки – в любом магазине… Андрею – до мальчишеской обиды... – больше всего сейчас хотелось хрустящую корочку…
На городском хлебокомбинате берегли каждую горсть оставшейся муки… Но хлеба на город всё равно не хватало. Очередь занимали задолго до рассвета. И далеко не всем доставалась буханка хлеба – многие возвращались домой с пустыми руками. Женщины перешучивались:
-Любань!.. Ну, вот чего ты пригорюнилась? Такой случай представился – стать стройной! Вернётся твой ополченец – по-новому влюбится в тебя! Ради этого можно суп без хлеба поесть!
-Катюха!.. Ты ж вчера вечером целую тарелку пшеничной каши умяла. Куда тебе хлеб?.. Не ты ли на днях плакалась, что любимое платье тесным стало… и блузка не сходится?
- Вер!.. Верка! Ты ж зимой говорила, что летом физкультурой займёшься… Велосипед там… бег, плавание. А тут тебе – такой шанс… ну, чтоб велосипед тебя выдержал. То ж, Верка, надо было силу воли тренировать, – чтоб хлеба не есть… чтоб утречком пожевать лепесток чайной розы… и запить капелькой росы. А тут тебе – сбрасывай вес без усилий: нет хлеба – нет искушений!
А по дороге домой… Делились любимыми рецептами теста для вареников и пельменей… для пирожков с капустой и булочек с кремом, с маком, с абрикосовым джемом…
И каждая знала: для своего родного ополченца она – самая красивая и желанная… единственная.
Андрей Степанович поцеловал дочушку:
- Иди спать, поздно уже.
Танюшка покачала головой:
- Я с тобой, пап. Вдвоём лучше. – Невесомо коснулась ладонью Галининого лба, подняла глаза на отца: – Знаешь, пап… Галина Петровна – самая строгая учительница в школе…
- Учителя математики всегда самые строгие: алгебру и геометрию без строгости не выучишь, – заметил Андрей Степанович.
- Конечно, – серьёзно согласилась дочка. – Только нам ни алгебра, ни геометрия не нравились… Ну, разве – Мишке Гаранину… Галина Петровна так и называла его: отрада дней моих… А нам – поскорее бы на литературу или на историю… а ещё лучше – на физкультуру. А сейчас, пап, – если первого сентября пойдём в школу… то большего счастья не будет, – чем все эти графики функций… квадратные и линейные уравнения.
Если первого сентября пойдём в школу…
Танюшины слова отозвались болью в отцовском сердце: школа, где училась дочушка, разбита… С начала лета там разместили госпиталь – городские больницы не могли принять всех раненых. А украинские вооружённые силы в непостижимой злобе прицельно били тяжёлой артиллерией по школьному зданию…
Андрей Степанович обнял Таню за плечики:
- Галина Петровна будет рада, если вам понравятся уроки математики.
Танюшка прижалась к его плечу:
- Пап!.. Ты любишь её?
- Математику? В школе любил… и, когда на горном факультете учился, тоже любил.
- А её… Галину Петровну, ты тоже ещё в школе любил?
Андрей перевёл дыхание: в комнате темно, и Танюшка не заметила, как он вспыхнул. Попробовал улыбнуться:
- Дочь! Не рановато ли – про любовь? Может, лучше – про математику?
- Думаешь, я сегодня об этом узнала…
- О чём ты узнала?
В дочкином голосе всплеснулась горечь:
- Я давно знала… что ты её любишь, а не маму.
-Это тебе мама сказала?
- Потом и мама… Только я сама знала. Мы же в одном доме жили… Хоть и большой дом, а всё заметно.
- Маме следовало больше говорить с тобой об учёбе, – Андрей Степанович говорил сдержанно, даже суховато, – чтоб скрыть растерянность.
-Пап! Я же не в первом классе. Я часто думаю: почему ты женился на маме, если не любил её?
- У нас с мамой есть ты. Большего счастья не бывает. Мы очень хотели, чтоб у нас родилась дочка.
- А любовь?
- Ты – наша главная любовь.
Слёз в темноте не видно… А Танюшка всё же прижала пальчики к ресницам, – чтоб не дать скатиться слезам:
- Мне так хотелось… чтобы вы с мамой любили друг друга…Так хотелось, чтобы у меня был старший брат… и младшая сестра…
- Таня… доченька, не всё в жизни получается так, как хотелось… не все надежды сбываются. Только я всегда буду благодарен твоей маме – за то, что она тебя родила.
-А ещё я думала о том, что она вернётся…
-Танюша…
- Я понимаю, пап. Не вернётся. У вас – несбывшееся счастье.
- Сбывшееся. Мы были очень счастливы, когда ты родилась.
А Танюшка вдруг о другом заговорила:
- Утром снова Каменный Брод обстреливали. А небо, пап… – синее-синее. Мы с ребятами смотрели. Мне показалось, – раскололось небо… эта сияющая синева… А Данька с Молодёжного – я тебе рассказывала о нём, – тоже заметил: расколотое небо…– будто ударили по нему, как по хрупкому стеклу, – чем-то невидимым ударили, и сейчас на город упадут куски расколотой синевы. Даже присесть захотелось… и закрыть голову руками. И никуда не убежишь, нигде не спрячешься: над всем городом небо такое… – расколотое.
-Скоро светать будет. Тебе поспать надо.
Танюшка согласилась прилечь, ушла в свою комнату.
Андрей тоже прикрыл глаза… И тут же – словно закачали невидимые волны…
Встрепенулся от прикосновения Галкиной руки:
- Галя!.. Галиночка!..
Своей запоздалой нежностью хотел защитить её от боли…
А Галя прерывисто вздохнула, – будто вернулась из какого-то далека:
-Мне сказать надо, Андрей…
- Мы потом поговорим, Гал.
Галина усмехнулась:
- Димка уходил, – сказал: потом поговорим… когда вернусь. И ты тоже… А если не успеем?.. Живём под расколотым небом…
-Ты поспи, Гал. Тебе надо сил набраться.
- Мне сказать тебе надо… А под расколотым небом сильнее становишься… И – смелее.
-Гал!.. Галочка!..
Галина взяла его за руку:
- Ты… не уходи… я сказать хочу: я люблю тебя.
Андрей бережно сжал её ладонь:
- Я знаю, Гал.
Галя опустила ресницы:
-Поцелуй меня.
Андрей склонился к ней, коснулся губами её волос.
А она чуть приметно улыбнулась:
- Не так… Как тогда, в первый раз. Помнишь?..
-Помню, Гал…
Под расколотым небом нежность становится сильнее…
… Санька закурил. Усмехнулся: не показалось, значит…
Протянул отцу пачку сигарет:
- На свидание, бать?
Отец не ответил.
Но – ни удивления… ни смущения, ни вины в батиных глазах Санька не увидел.
-Вы, бать… с Евгенией Владимировной – как школьники, прячетесь.
-Ну, раз ты заметил, – значит, не так уж и прячемся. Но и напоказ любовь выставлять не годится.
-Любовь?..
-Любовь, Сань.
- А… мама, бать? Она… ждёт тебя.
- Ждёт. А любит другого.
-И… как же вы, бать?.. Все эти годы: без любви… без счастья…
-У нас с твоей матерью есть ты. Есть счастье. А любовь… И любовь была. Я очень любил Галину. Ещё со школы. Ждал, когда она полюбит меня. А она не смогла… Я надеялся, что моей любви нам на двоих хватит. Она была самой лучшей женой – заботливой, понимающей, верной. Какой и должна быть шахтёрская жена. Быть такой… если любишь другого, – непосильная ноша. А она справлялась. Тебя родила, – мы с нею очень хотели сына. Постарайся понять: я должен позволить ей любить – того, кого она всю жизнь любит.
- Это… горного инженера Сотникова?
- Знаешь, значит…
- Так видел, бать. В одном доме живём. А… с медсестрой… с Евгенией Владимировной, давно у вас… любовь?
-Недавно. Здесь, в ополчении. Может, ты и прав: как школьники… Свидания… и всё. Остальное – после разговора с Галиной.
… Впереди – долгие годы войны.
А любовь и нежность…надежда, вера и верность под расколотым небом становятся сильнее.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Навигация по каналу «Полевые цветы»