А ещё к нему приходила Галина Петровна.
Галка. Галина, Галя, Галочка…
Когда она первый раз пришла, счастье захлестнуло Андрея… И тут же стало очень стыдно – за свою беспомощность… В мальчишеском отчаянии захотел подняться… быть таким, каким всегда был: уверенным, порой беззастенчивым – до нахальства… насмешливым и решительным.
Таким, каким Галка знала его с детства.
Встать не получилось.
Откинулся на подушку, безотрадно прикрыл глаза…
Не поверил прикосновению её губ…
Галка расплакалась. Ругалась… в общем, не по-учительски ругалась, – за его попытку подняться.
А он усмехнулся:
- Галь!.. Галка! А плачешь-то чего?
Галка невесомым движением руки смахнула слёзы… И они разлетелись дождём. А в тёмно-серых глазах – грозовое небо… и молнии:
- Чего?.. Того! Что ты… что ты вот такой…
Андрей взял её за руку:
- Понял, Галка.
- Не смей! Не смей подниматься – без разрешения врача!
Андрей поднёс к губам её руку, целовал каждый пальчик.
Чувствовал, как счастливо Галка затаила дыхание…
На мгновенье.
В глазах – снова молнии:
- Бессовестный! Я… я замужем! Бесстыдник!
И снова расплакалась…
- Чего принести тебе? Борщ или суп хочешь? Вареники? Пирожки?
Он ласкал её пальчики… Покачал головой:
- Мать и Танюшка приносят… Мужики разметают – на раз-два… Гал!.. Если можно… ты ещё приходи.
- Приду.
Иван Ильич, врач-травматолог, долго рассматривал снимки. Заметил:
- Удивлён, конечно. Но – чтоб сильно… то – не очень. У баб, Андрюха, неведомая сила… непостижимая, – это давно известно. Вот только наука пока не объясняет, откуда она, сила эта. Не понял?.. – Иван Ильич выглянул в коридор, подмигнул: – Покурим? Фаина во второй корпус ушла.
Фаина Фоминична – старшая медсестра. Боятся её – пациенты, нянечки, медсёстры, врачи – больше, чем Облздравотдела…
Иван Ильич сквозь дым взглянул на Андрея:
- Я о том, Андрей Степанович… В шахту пока нельзя. Но вставать можно. Нет, конечно: мы тебя лечили… И на занятиях по лечебной физкультуре ты старался, – как примерный ученик в школе. Только без жены дело бы не сдвинулось. У Витьки Дрёмова травма – ерунда… в сравнении с твоей. А он к стенке отвернулся… и ждёт, пока кум с друзьями втихомолку пронесут в палату чекушку самогонки… И – плевать Витьке на мои маты. Баба… жена, ушла от него. Кум Витькин рассказывал: а жили хорошо… Дом, ребят двое. Витька Светку свою на руках носил… Ну, как все вы, шахтёры… – за то, что со смены ждёт… за то, что борщ варит, за то, что ласкова… А случилось вот такое с Витькой – и куда-то всё делось… в одночасье, как и не было. Месяца не прошло – другой у неё. Детей к свекрови отправила: мол, ваши дети… А мне недавно тридцать было: личную жизнь надо устраивать. В общем, не хочет Витька подниматься. А твоя…
- Не жена она мне… – признался Андрей. А в голосе – боль неприкрытая: – Соседка. Галя… Галина Петровна.
-Ну, ну… – Иван Ильич напоследок пыхнул дымом, открыл окно.
… В шахту было нельзя. Но – можно было работать с чертежами и документами, преподавать в шахтном учебно-курсовом комбинате…
При встрече с Галиной Андрей улыбнулся:
- Гал!.. Галина Петровна! Я тут в учителя подался, – пришлось. Выходит, теперь мы с тобой коллеги.
Осень всколыхнулась непонятной тревогой.
Перед сменой мужики хмуро курили… переговаривались о событиях в киеве. Так же подолгу курили… и не спешили расходиться по домам, когда поднимались на-гора. Парни-шахтёры отправились в киев – поддержать антимайдан, сказать своё – донбасское – слово. Возвращались непривычно молчаливыми.
Предчувствие неизбежной беды становилось отчётливее.
От грозных окриков из киева – чтоб не смели говорить по-русски! – шахтёры устало-пренебрежительно отмахивались: ещё чего не хватало – киевского дядьку спрашивать, на каком языке говорить… Это им в киеве нечего делать – вот и майдануют, мечтают о богатой европейской жизни: чтоб не работать, и денег – побольше… Клюнули же на такую тупую наживку и устроили шум на весь мир.
А в конце зимы под Корсунь-Шевченковским боевики из националистического объединения азов, из которого уже весной будет сформирован укрокарательный батальон, а позже – полк, остановили колонну из нескольких автобусов, что возвращались в Крым… Крымские номера привели укронацистов в неистовое бешенство. В разбитые окна забрасывали бутылки с зажигательной смесью, обливали крымчан бензином, избивали железными прутьями и битами… Били головой о стёкла автобусных окон, заставляли есть битое стекло. Необъяснимой, дикой жестокостью отличились украинские женщины: привязывали к деревьям парней, почти мальчишек… по несколько часов избивали их (информация для тех, кто сегодня нам, донбасским, берётся рассказывать о том, что на украине тоже матери…)Часть автобусов были сожжены. Около тридцати крымчан пропали без вести, семеро убитых… Остальные триста человек – с переломами, страшными ожогами, огнестрельными ранениями (РЕАЛЬНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТЫ).
Неясную тревогу и предчувствие сменила беда…
Ожидаемо и понятно, что ранней весной Крым вернулся домой: можно ли иначе, если та, что именовала себя нэнькою (матерью), оказалась во сто крат злее самой лютой мачехи…
А на Донбасс, по привольным степям, по цветущим воронцам, двинулись колонны украинской бронетехники…
С весны в городах и посёлках формировались батальоны шахтёрского ополчения.
Горюшко своё горный инженер Сотников испытал сполна, когда провожал мужиков. Уходили мужики – под Краснодон, Новосветловку, под Станицу Луганскую… Андрею хотелось забросить трость, и – с ними… с кем столько лет работал на шахте. А без трости и двух шагов не мог сделать…
Бояринов, начальник участка, обнял инженера:
- Кому-то, Андрюха, надо за шахтой присматривать. А мы – ненадолго: нам работать надо. Эти, киевские, митинговать умеют… про славу украине кричат, а что такое шахта – и близко не знают. Знали бы, что нельзя останавливать шахту, – не приехали бы сюда на танках.
Тогда ещё верилось: ненадолго… Без Донбасса украине не выжить.
И – расстреливать Донбасс?..
Второго июня, в полдень, вооружённые силы украины нанесли по Луганску первый авиаудар (авиаудар и его страшные последствия были зафиксированы и подтверждены находящимися в Луганске представителями ОБСЕ – организация по безопасности и сотрудничеству в европе).
Войне было всё равно: верилось в неё или не верилось…
Луганск обстреливали круглосуточно – из гранатомётов и миномётов, из реактивных систем залпового огня… Стреляли по жилым кварталам, по школам и детским садам, по больницам. Круглосуточно обстреливали трассу на Краснодон: было невозможно вывезти из города женщин с детьми и стариков. Из-за непрекращающихся артобстрелов въезд в город тоже был невозможен…
Луганск оказался в блокаде: так укрокаратели пытались поставить на колени город, что является началом Донбасса, его колыбелью…
В то лето от жары плавился асфальт.
Электричества не было.
Без холодильников продукты в магазинах испортились в один день.
В аптеках быстро закончились самые необходимые лекарства, детские молочные смеси.
И связи в городе нет – никакой… Не вызвать «Скорую».
Самое страшное – нет воды.
Нет воды: ни питьевой, ни технической…
И – обстрелы.
Стреляли по всем районам города – тяжёлой артиллерией, «Градами»…
И никто не знал, какой дом окажется разбитым в следующую минуту.
Раскалывалось небо.
Галина проводила Дмитрия в ополчение.
Когда расставались, посмотрела в глаза:
- Дим! Ты же хотел мне что-то сказать…
Димка обнял её плечи, коснулся губами волос:
- Не время сейчас, Гал. Вернусь – поговорим.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»