Счеты с жизнью
Несколько последующих дней были относительно спокойными. Татьяна выводила маму на прогулку, и однажды они даже вместе дошли до магазина. У Натальи был выходной, и дочь справлялась по хозяйству сама. В магазине их встретили, как хороших знакомых.
- Елизавета Тимофеевна, здравствуйте, голубушка. Давно у нас не показывались. Как ваше драгоценное здоровье? – вопрошала дородная продавщица лет пятидесяти. – А это кто же с вами?
Но мама не удостоила ее особым вниманием, она оглядывала полки, слегка прищурившись, будто выбирала товар.
- Я ее дочь, здравствуйте, - представилась Таня и хотела было попросить свежего хлеба и сыру к завтраку.
Но продавщица вскинула на нее удивленные глаза и громко переспросила:
- Дочь?! Вот не знала, что у нее есть дочь.
Но тут вновь подошла мама и, прервав беседу, сказала:
- А ваше какое дело? Есть у меня дочь или нет? Сказано дочь, значит дочь. Взвесьте мне двести граммов любительской. Она свежая?
Продавщица замолкла, недовольно поджала губы и буркнула:
- Свежая, просроченным товаром не торгуем.
Когда с покупками было покончено, Таня с мамой вышли из магазина и направились к дому.
- Вот скажите мне, Наталья, почему люди такие досужие? Почему они лезут с расспросами, это что, мода сейчас такая?
Таню немного покоробило.
- Мама, я не Наталья, ты оговорилась. Я Таня. А люди бывают досужие, это всегда так было, во все времена.
Мама ничего на это не сказала, но уже подойдя к дому неожиданно проговорила:
- Мне будет приятнее, милочка, если вы будете называть меня по имени отчеству. Вы сегодня вместо Натальи?
Таню вновь передернуло. Ей стало страшно. Предстояло провести целый день один на один с человеком, который даже не понимает, кто ты есть на самом деле.
Они вошли в дом, и мама, сославшись на усталость, отправилась к себе. Татьяна, чтобы отвлечься и успокоиться, сделала несколько звонков. Сначала позвонила на работу.
Изольда вкратце доложилась, что все нормально, подготовка к показу идет полным ходом. Покупатели есть, она справляется. Звонил Франко и очень удивился, что Татьяна отсутствует. Вся эта информация была выдана за пару минут, и Татьяна распрощалась с Миллер.
Затем она позвонила Максиму. Тот тоже был предельно занят, но расспросил, как дела, как самочувствие.
- Максим, позвони, пожалуйста, Франко, объясни ему ситуацию, пусть он сам не волнуется и Изольду не дергает. Все под контролем. Не забудь заказать ему гостиницу и встретить. Он на день раньше меня прилетает.
- Да помню я все. Не переживай, - сказал Максим. – Как мама?
- Ну как? Сложно, конечно. Просит, чтобы я ее по имени отчеству величала. Ну и постоянные провалы в памяти.
Максим нерешительно сказал:
- Ты не обращай внимания на ее провалы. Человек в таком состоянии может и заговариваться иногда, не узнавать родных. Были случаи, когда отец или мать говорили своим детям: ты не моя дочь, или ты не мой сын. Это бывает, Танечка. Ты только не расстраивайся, если такое случится, и не бери в голову. Со временем это проходит и… ну сама понимаешь.
Максим явно старался предостеречь жену от неприятных ощущений, Татьяна понимала это, но сказать о подслушанном разговоре все же не решилась.
Но избежать трагедии тем не менее не удалось. За два дня до приезда Эдика и Лики, мать и дочь сидели перед телевизором, смотрели вечернюю передачу, и мама начала дремать. Наталья уже ушла. Поэтому Таня осторожно предложила маме пойти спать. Та воззрилась на нее полусонными глазами и сказала:
- Нет, я кофе хочу, сварите-ка мне, милочка.
Мама все реже и реже называла ее по имени, а слово «дочка» не звучало из ее уст совсем.
- Не нужно пить кофе на ночь, будет плохой и тревожный сон. Лучше чай с ромашкой и пилюлю для спокойного сна.
Мама спорить не стала, пилюлю на ночь она принимала каждый день, поэтому это не было для нее необычным. Пузырек с таблетками хранился у нее в прикроватной тумбочке.
Они поднялись наверх, Таня помогла маме переодеться ко сну и умыться. Чашка теплого чая и маленькая таблеточка были уже приготовлены. Еще немного, мама уляжется в кровать и быстро заснет.
Тогда можно будет поговорить с Максимом, расслабиться, почитать книгу или посмотреть телевизор. Но не тут-то было. Мама сняла халат, забралась с ногами на кровать, уселась и спросила:
- Вы у нас надолго?
- А почему вы спрашиваете? – в тон ей переспросила Татьяна.
- Мне кажется, что я вам в тягость. Вы тяготитесь мной, как и все остальные. Сыну я могу это позволить, но посторонним людям я мешать не хочу. Если вы устали, можете оставить мой дом, я не нуждаюсь в вашей помощи. Где Эдик? Почему он не приходит ко мне? Почему оставил меня на чужих людей?
И мама неожиданно разрыдалась. Татьяна не знала, что предпринять. Эдик с Ликой говорили ей про какие-то успокоительные уколы, но это на крайний случай. Наступил ли он уже, или нет? Да она и не решится сделать маме укол.
- Успокойся, пожалуйста! Я не чужой человек, я твоя дочь, в конце-то концов! – неожиданно для себя выпалила Таня. – Или нет? Почему ты называешь меня на «вы», и почему я должна обращаться к тебе по имени отчеству?
Мама неожиданно прекратила свои рыдания и уставилась на Таню широко раскрытыми глазами.
- У меня нет дочери! – сказала она твердо. – То есть была девчонка, но не родная. У меня сыновья, двое, но один умер, Ленечка. А Эдик остался жив.
- Понятно. Но я же прожила с тобой и с папой все свое детство и юность. И я получаюсь не родная?
При этих словах Таня открыла фотоальбом на своем мобильном телефоне и показала маме несколько семейных фотографий, где они сняты все вместе. Мама как всегда обнимает Эдика, а папа ее, Таню.
- Вот, смотри, я специально их пересняла на телефон, чтобы показать тебе, вдруг они у тебя не сохранились. Вот же мы, все вместе, мама.
Елизавета Тимофеевна надела очки и долго разглядывала эти фото, при этом она неустанно повторяла:
- Эдичка, сыночек. Какой он маленький еще. А это Георгий с дочкой.
- Это я. Значит Георгию я дочка, а тебе?
И вот тут мама ударилась в воспоминания, да так неожиданно, и с таким вдохновением, что Татьяна удивилась. Мама рассказала все, только умолчала о том, кто был отцом мальчиков, этой темы она не касалась, но Таня уже догадалась, что это был Николай. В ее рассказе лишь проскользнуло:
- Когда Николай погиб, или пропал, не знаю, я осталась с Эдиком одна, так как мой Ленечка родился мертвым. А у Георгия умерла жена при родах. Мы с ней вместе рожали. Потом я выкармливала грудью его дочь, ну а позже он на мне женился. Мы стали жить вместе, я, он, Эдичка…
- И я, - тут же добавила Таня. – Мамочка, посмотри на меня, это же я, твоя дочь, пусть и приемная. Какая разница! Я же всю жизнь любила тебя как родную маму. И с Эдиком мы очень близки, как брат и сестра. Папочка у нас умер, но ты-то с нами, и мы тебя не бросим, ни Эдик, ни я.
Елизавета Тимофеевна внимательно посмотрела на дочь, в ее глазах промелькнули искры какого-то осознанного понимания происходящего, она вдруг взяла Таню за руку и сказала:
- Ну вот и разобрались, вот и хорошо. Теперь можно спокойно умереть. Недолго мне осталось. Я просто устала жить с камнем на душе.
Татьяна прижалась к ней всем телом, погладила по волосам, по спине, прошептала какие-то ласковые слова, затем напоила чаем и уложила в постель, заботливо накрыв одеялом.
- Я плохо сплю от одной таблетки, - вдруг сказала мама. - Дай мне еще одну.
- Ни в коем случае, - ответила Таня.
Мама притихла, закрыла глаза и отвернулась. Таблетку она принимать не стала, но дочь и не настаивала. Она убрала пузырек со снотворным в другую тумбочку, пока мама не видит, выключила свет и вышла из ее спальни.
Таня долго не могла уснуть в эту ночь, размышляя над тем, что рассказала ей мама. Все постепенно встало на свои места, она наконец узнала правду, но от этого ей не стало легче.
Оказывается, что она сирота, ее родные родители умерли, а ближайшие ее родственники, мама и брат, всего лишь сводные, точнее, неродные. Но в глубине души она так не считала, она по-своему любила их, свою строгую маму и замечательного брата, и никогда не отказалась бы от них, ни при каких обстоятельствах.
С этими мыслями она наконец заснула, а ранним утром проснулась от зябкой прохлады и тут же спустилась вниз. Входная дверь была открыта настежь, Таня тут же выбежала во двор и стала метаться по саду.
Она громко звала маму, но ответа не было. Затем Татьяна вновь вернулась домой, зашла в мамину спальню и испугалась. На полу валялся пустой пузырек от снотворных таблеток, постель была пуста, а через спинку кровати был перекинут мамин халат.
Таня вновь бросилась в сад, и наконец она нашла маму. Та стояла в пруду по пояс в воде, ночная рубашка вздулась колоколом, а вокруг ее мокрых седых волос суетились маленькие мошки.
- Мама!!! – изо всех сил крикнула Таня и бросилась за ней в воду.
Елизавета Тимофеевна отстранилась от дочери и выходить из воды не желала. Она молча и упорно отталкивала Таню от себя, и сладить с ней было очень трудно.
Через несколько минут она увидела спешащую ей на помощь Наталью, которая, видимо, только что явилась на службу, и вдвоем им удалось вытащить маму из пруда и увести в дом.
Через полчаса приехала скорая, мама на тот момент уже крепко спала, а Таня горько плакала и умоляла врачей спасти ее.
- Как же это вы не уследили за больным человеком? – выговаривал ей врач скорой помощи, когда маму на носилках загружали в машину.
Уже были предприняты какие-то меры для очищения желудка, но теперь все зависело лишь от того, насколько сильно снотворное всосалось в кровь.
- Сколько таблеток было в пузырьке? – снова строго спросили ее.
- Штуки три, не больше. Одна из них на тумбочке, она отказалась принять ее на ночь.
- Вот вам и результат. Если бы вы заставили ее, такого бы не случилось. Во всем происшедшем ваша вина, и только ваша. Хорошо, что она утром их выпила, иначе не проснулась бы.
Маму увезли, а Татьяна осталась дома в полной прострации и с тяжелым камнем вины на душе. Наталья, как могла, успокаивала ее:
- Не виноваты вы, не терзайтесь. Я тоже сколько раз укладывала ее без таблеток. Если она не захочет, то вы ее не заставите.
- Да я все понимаю, но все равно это ужасно.
- Она кому-то письмо отправила дня два назад, - продолжила Наталья. – Кому, не знаю, но попросила меня прогуляться до почтового ящика. Боюсь, кабы не натворила глупостей.
Таня призадумалась немного, но кому мама могла бы написать, она так и не взяла в толк.
«Может быть Эдику, «на деревню дедушке» или своему Николаю, про которого она не раз вспоминала. Теперь уж и не узнаешь», - подумала про себя Татьяна и выбросила эту мысль из головы.
Вскоре вернулись счастливые Эдик с Ликой, и их сразу же огорошили прескверными новостями: мама в больнице, ей уже лучше, конечно, но когда выпишут, пока не говорят. Пришлось рассказать все в подробностях.
- Хоть бы только в психушку не положили, - запереживал Эдик. – Ну как такое могло случиться?! Ну что она за человек!
- Не расстраивайтесь, Эдуард Георгиевич, - произнесла сердобольная Наталья. – Ваша мама жива, и это самое главное. Идет на поправку. Танечка с ней очень хорошо ладила, все случилось неожиданно и без всякой причины. Что у больного человека на уме, разве угадаешь?
В тот же день все отправились проведать маму в больнице. Она лежала в хорошей и светлой палате, под капельницей и дремала. Дети тихонечко разместились рядом с кроватью на стульях, и Эдик взял ее руку в свою, слегка поглаживая.
Мама выглядела неплохо, лицо спокойное, легкая бледность была заметна, но это не казалось очень уж болезненным.
Когда Елизавета Тимофеевна вдруг открыла глаза, она тут же подалась вперед, увидев Эдика, и попыталась привстать.
- Лежи, лежи, мама, у тебя капельница стоит, - предупредительно сказал он и чмокнул ее в щеку.
Лика слегка погладила ее руку, а Таня, сидевшая дальше всех, лишь спросила:
- Мамочка, как ты себя чувствуешь?
Но та ответить не пожелала. Она во все глаза смотрела на своего сына и, казалось, больше никого вокруг не видела. Даже любимая невестка не была удостоена взгляда, чего уж говорить о падчерице.
Но тем не менее никаких обид не было и в помине, все с пониманием отнеслись к ее состоянию, а тут и лечащий врач подоспел и попросил всех пройти к нему в кабинет.
- Что будем делать с вашей мамой? – спросил он. – Не хотелось бы направлять ее в психоневрологический диспансер. Доза принятых ею таблеток была, конечно, не смертельной, да и снотворное само по себе слабенькое, так что можно это все списать на «передозировку по неосторожности». Женщина с определенной степенью амнезии, приняла лекарство по ошибке несколько раз. Она не находится в состоянии депрессии, так что на cyuцuд ее действия не тянут. Если вы подтвердите такое заключение, то через день можете забирать больную домой.
Все переглянулись. Татьяна слегка пожала плечами, но тут же закивала в знак согласия, а Эдик с Ликой сказали:
- Мы согласны. Как только маме станет лучше, мы ее заберем.
- Ну вот и хорошо. Только я должен вас предупредить. Состояние вашей мамы может резко пойти на ухудшение. После такого стресса ожидать стабильности, а тем более улучшения, не стоит. Вы понимаете меня? За ней нужен круглосуточный уход и присмотр.
При этих словах все как-то разом сникли. Но Тане-то попроще, она уезжает к себе домой, в Москву. А вот Эдику с Ликой каково?
На их плечи ложится серьезная ответственность, а они оба работают, оба заняты. К тому же Наталья может не согласиться ухаживать за мамой после того, что с ней произошло. Доктор посмотрел на их поникшие лица и добавил:
- Могу вам сообщить, что, если по какой-то причине вы не сможете обеспечить своей маме должного ухода, то лучше поместить ее в клинику или пансионат под постоянное наблюдение медперсонала. В Москве есть частные и довольно неплохие. Контакты у меня имеются.
- Еще чего! Спасибо, но нет, мы уж сами как-нибудь, – ответил Эдик, и, попрощавшись с лечащим врачом, все покинули больницу в довольно удрученном состоянии.
Вечером Татьяна стала собираться домой, укладывать свои вещи в дорожную сумку. Она уже позвонила Максиму, и тот сообщил, что Франко прилетел, разместился в гостинице, он недоволен ее отсутствием, и ждет-не дождется встречи.
- Ладно, завтра увидимся, назначь переговоры часов на шесть, хорошо? Ты, я, Франко и Изольда.
Все было готово к завтрашнему раннему отъезду. Татьяна, Эдик и Лика сидели в столовой за ужином и обсуждали свою семейную проблему, когда прозвенел звонок в дверь.
- Восемь часов вечера, кто бы это мог быть? – посетовал Эдик и направился к входу.
Затем послышались голоса, и в комнату вернулся Эдуард в сопровождении полицейского.
- Добрый вечер, капитан Скворцов, - представился мужчина и спросил: - Татьяна Садовская, кто будет?
У Тани все внутри оборвалось. Она не представляла, с чем связан этот визит, но почувствовала неладное и ответила дрогнувшим голосом:
- Это я. Что-то случилось?
- Прошу вас проследовать за мной. Вы вызываетесь для беседы и уточнения некоторых обстоятельств, связанных с попыткой caмoyбuйcтвa вашей матери, Садовской Елизаветы Тимофеевны.
- Какого еще caмoyбuйcтвa?! – взорвался Эдик. – Мама жива и здорова, она принимает курс терапии в больнице, мы совсем недавно разговаривали с ее лечащим врачом. Он подтвердил, что она в порядке!
- А нам поступил сигнал, и мы обязаны разобраться. Времени не теряйте, - сказал он Татьяне и, подойдя к ней вплотную, указал на выход. – Пройдемте, гражданка Садовская.
Таня с дрожащим сердцем, чуть не выскакивающим из груди, поплелась вслед за Скворцовым, Эдик с Ликой вышли за ними и, усевшись в свой автомобиль, отправились следом за полицейским Уазиком.
В полиции все разъяснилось, и, как оказалось, у Татьяны вновь возникли проблемы с законом. На роду у нее это что ли написано? Бедная женщина оказалась на допросе по поводу оказания помощи в осуществлении эвтаназии своей матери, Садовской Елизавете Тимофеевне.
Татьяна не верила своим ушам.
- Моя мама жива, она в больнице. Какая может быть эвтаназия? И при чем здесь я?
Но с ней долго не церемонились, майор Дудов, который вел беседу, протянул ей лист бумаги, исписанный маминым почерком, на нем стояла какая-то печать, чья-то роспись.
Было понятно, что этому письму придан статус важной улики. Это была, конечно же копия, Татьяна взяла ее дрожащими руками и стала читать:
«Когда я умру, прошу мою приемную дочь Татьяну Садовскую не винить в моей смерти. Знайте, что это я уговорила ее дать мне большую дозу снотворного. Она отказывалась, но я ее заставила, точнее, убедила, что так всем будет лучше. А сыну моему, Эдуарду, ничего не рассказывайте, скажите просто, что я уснула и не проснулась. Это моя последняя воля. Под чем я и подписываюсь. Елизавета Тимофеевна Садовская»
- Что за бред! – непроизвольно вырвалось у Татьяны.
- Выбирайте выражения! Это почерк вашей матери? – прогремел Дудов.
- Да, но никогда между нами такого разговора, и тем более уговора об эвтаназии не было! Она просила меня дать ей две таблетки вместо одной, я отказалась, вот и все. Откуда вообще это письмо взялось?
- Оно пришло к нам по почте. Пока мы пытались разыскать вас, адрес как видите не указан, со станции Скорой помощи поступил сигнал о попытке caмoyбuйcтвa. Мы связали все воедино, и вот теперь вы здесь. Вам придется отвечать за свои действия.
- Какие мои действия? Я еще раз повторяю, что ничего подобного я не совершала, и моя мама никогда меня об этом не просила!
- Ну это нам еще предстоит доказать, а пока мы вынуждены вас задержать до выяснения всех обстоятельств.
Татьяна поняла, что ее жизнь опять дала мощную трещину, в мозгу пронеслись проблемы на работе, Франко с его показом, обеспокоенный Максим и расстроенные и без этого ребята, Эдик с Ликой, которые во все это конечно же не поверят, но удар их хватит основательный.
- Можно мне сказать? – упавшим голосом спросила Татьяна.
- Да, пожалуйста. Адвоката хотите?
- Нет, я уверена, что он мне не понадобится. Выслушайте меня, я прошу вас. Моя мама – больной человек. У нее болезнь Альцгеймера. Иногда она бывает неадекватна, но мы всей семьей поддерживаем ее, как можем. Сейчас она в больнице после приема нескольких таблеток снотворного. Но я их ей не давала, понимаете?
- А она подтверждает в своем письме, что давали.
- Все это легко будет доказать. Во-первых, письмо было отправлено за два до случившегося, значит глагол «давали» не может быть применим для предъявления обвинения. Во-вторых, мама в настоящий момент вменяема, она под наблюдением врачей, и с ней можно будет поговорить и все выяснить: давала я ей снотворное или не давала.
- Выясним, вы так не горячитесь, гражданка Садовская. А пока мы выясняем, вам придется побыть у нас. Таков закон, - довольно мягко проговорил капитан Скворцов, сидящий поодаль.
Татьяна резко откинулась на спинку стула и со стоном закрыла глаза. Ну что тут скажешь, что у меня срочная работа в Москве, что мне немедленно нужно уезжать, что я ни в чем не виновата и отпустите меня - так это все бесполезно, никто ее слушать не станет.
- Я вас очень прошу, поговорите с ее лечащим врачом. Он уже подтвердил, что доза снотворного была не смертельной, а в состоянии амнезии с больным человеком может случиться всякое, он может принять и две, и три, и пять таблеток. Он просто не помнит…
Но тут ее прервали весьма резко и даже грубо:
- Лекцию нам тут не читайте! Есть факт, мы обязаны разобраться. Скажите спасибо, что она жива, иначе 105 статья, и прощай, молодость!
Это говорил уже не капитан Скворцов, а вновь майор Дудов, весьма неприятный тип с одутловатым лицом и толстыми пальцами-сардельками.
Капитан Скворцов в свою очередь вскользь объяснил ей, что отпустить ее не могут, так как, если мама все же умрет до разговора с ней и до выяснения истинного положения дел, тогда Татьяне Садовской грозит суд, который и будет определять степень ее вины.
А если мама докажет, что снотворное ей дочь не давала, тогда ее письмо не будет иметь силы, и Татьяну отпустят.
- Дождитесь до завтра, все станет ясно не позднее завтрашнего полудня, - сказал ей сочувствующий Скворцов и разрешил сделать положенный по закону телефонный звонок.
Татьяна позвонила брату, ожидающему где-то в коридоре, и попросила связаться с Максимом.
- Эдик, не посвящай его ни во что, просто скажи, что приехать я не смогу, маме плохо, она в больнице. Как только будет возможность, я сама ему позвоню.
На этом разговор закончился, и Татьяну увели.
«Так я и не расстанусь, наверное, с этими тюремными застенками до конца дней своих», - мелькнуло в голове у бедной женщины, и она безрадостно поплелась за Скворцовым навстречу своей мрачной неизвестности.
***
Надо отдать должное оперативности местной полиции, они разобрались с делом Татьяны Садовской быстро и без проволочек. Утром состоялся разговор с ее матерью в больнице в присутствии сына Эдуарда и главврача больницы.
Елизавета Тимофеевна сначала никак не могла взять в толк, что от нее требуют, хотя вопрос был прямой: писала ли она письмо в полицию, и если да, то с какой целью. Письмо так же было представлено ей на обозрение.
Она долго и подслеповато вчитывалась в строчки, от очков, предложенных сыном, отмахнулась, затем свернула прочитанный листок пополам и протянула его обратно капитану Скворцову.
- Я не помню, - выдавила она наконец и, отвернув голову, сомкнула веки.
Эдуард осторожно взял ее за руку и произнес:
- Мамочка, ты должна все вспомнить и рассказать, иначе у Тани будут большие неприятности. А она ведь ни в чем не виновата, не так ли?
- Не подсказывайте ей ответов, она сама должна отвечать на вопросы, сознательно.
Елизавета Тимофеевна вдруг открыла глаза, слегка приподнялась на локтях и внятно проговорила:
- Она отказалась, эта Татьяна, - затем, взглянув на Эдика, удивленно взиравшего на нее, добавила: - вернее, я с ней не говорила об этом. Так и запишите. И я еще жива, не умерла. Выбросьте это письмо в мусорное ведро. Я не хочу больше ничего про это слышать.
Этот разговор был аккуратно записан Скворцовым на мобильный телефон. Был составлен документ, подтверждающий его проведение в присутствии главврача и сына пострадавшей, все запротоколировали, подписали, и инцидент был исчерпан.
- Я долго сомневалась, публиковать эту почти трагическую историю как есть, или смягчить для моих читателей. Но потом решила оставить так, как в романе. Я и так уже убрала и переписала несколько глав ранее, чтобы было поменьше переживаний. Будем смотреть на мир глазами Татьяны, сколько ей пришлось пережить в этой жизни, через что пройти.
- Поэтому спасибо всем, кто проникся этой историей жизни моей героини. Всем читателям благодарна за отзывы и комментарии. Все будет хорошо.
- Продолжение