— Значит, так, сынок, слушай меня внимательно, — голос Ирины Петровны звенел от плохо скрываемой ярости, пока она мерила шагами веранду, на которой ещё вчера разыгралась драма. — Никаких звонков. Никаких сообщений. Полное молчание. Понял?
Игорь сидел, ссутулившись, за столом, уставленным остатками вчерашнего пиршества, и тупо смотрел в одну точку. Голова гудела, во рту был привкус горечи — то ли от выпитого вина, то ли от слов, брошенных ему в лицо женой.
— Мам, но она же ушла. Совсем. Я должен…
— Ничего ты не должен! — отрезала мать. — Это она должна на коленях приползти и прощения просить за своё хамство! Ты — мужчина, глава семьи! А она — истеричка неблагодарная. Мы ей — душу, отдых, заботу, а она нам что? Пощёчину! Пусть посидит одна в своей пустой квартире, остынет, подумает. Сама прибежит через три дня, вот увидишь. Женщины, Игорёчек, любят сильных мужчин, которые могут и на место поставить. А ты разнюнился.
Она села напротив, взяла его руку в свою, и её голос вдруг стал мягким, вкрадчивым.
— Поверь моему опыту. Сейчас главное — выдержать паузу. Показать ей, что ты не тряпка. Что мир вокруг тебя вертится, а не вокруг неё. А я пока кое-что предприму. У меня везде свои люди. Узнаю, что за птица её начальница. Может, пару слов замолвлю о поведении твоей жёнушки. Чтоб знала, как семью позорить.
Игорь молчал. Часть его понимала, что мать плетёт паутину манипуляций, в которой он уже давно запутался. Но другая, детская и слабая часть, хотела верить, что мама права, что она всё устроит, как всегда. И он снова выбрал молчание.
Такси везло Викторию по ночному шоссе. Она смотрела на проносящиеся мимо огни, но не видела их. Перед глазами стояло растерянное лицо Игоря. В ушах звучали слова матери: «Найдёшь себе лучше!».
Она вошла в их двухкомнатную квартиру, которая вдруг показалась огромной и гулкой. Здесь всё напоминало о нём: его разбросанные по креслу футболки, кружка с недопитым чаем на столе, запах его парфюма в прихожей. Вика медленно опустилась на пол, прислонившись спиной к двери, и только тут дала волю слезам. Это были не слёзы злости или обиды, а слёзы горького, беспросветного отчаяния. Плакала не взрослая женщина, а маленькая девочка, у которой отняли её мир, её мечту о семье, о простом человеческом счастье.
Она проплакала всю ночь. А утром, с опухшим лицом и свинцовой тяжестью в душе, встала и пошла на работу. Больница стала её спасением. Здесь, в мире стерильной чистоты, запаха лекарств и человеческой боли, её собственные проблемы отступали на второй план. Она с головой ушла в работу: брала дополнительные смены, оставалась после дежурства, помогала молодым медсёстрам. Она так изматывала себя физически, что, приходя домой, просто падала на кровать и засыпала мёртвым сном, без сновидений и воспоминаний.
Прошла неделя, потом другая. Игорь не звонил. Вика тоже. Стена молчания, возведённая Ириной Петровной, росла с каждым днём.
В больнице тем временем произошли перемены. Ушёл на пенсию старый заведующий отделением, и на его место назначили нового — Андрея Викторовича Орлова, тридцатипятилетнего хирурга, которого перевели из областного кардиоцентра. Орлов был полной противоположностью своего предшественника. Энергичный, собранный, с острым, проницательным взглядом, он с первых дней начал наводить свои порядки. Требовал строжайшей дисциплины, внедрял новые протоколы лечения и не терпел панибратства.
Викторию он заметил не сразу. Она была тихой, исполнительной медсестрой, одной из многих. Всё изменил один случай. Ночью в отделение привезли парня после страшной аварии, с множественными переломами и внутренним кровотечением. Дежурил молодой, неопытный хирург, который растерялся. Началась суета, паника. И только Вика сохраняла ледяное спокойствие. Чёткими, отточенными движениями она готовила операционную, ассистировала врачу, предугадывая каждое его движение, и тихим, уверенным голосом отдавала команды санитаркам. Когда под утро в больницу приехал Орлов, чтобы проконтролировать ситуацию, операция уже была закончена, а пациент — стабилен.
На следующий день Орлов вызвал её к себе в кабинет.
— Виктория Андреевна, присаживайтесь, — он указал на стул напротив своего стола. — Я читал отчёт о ночном происшествии. И разговаривал с доктором Лазаревым. Он сказал, что если бы не вы, он бы не справился.
Вика смутилась:
— Я просто делала свою работу, Андрей Викторович.
— Нет, — Орлов посмотрел ей прямо в глаза. — Вы не просто делали работу. Вы спасли человеку жизнь. И спасли репутацию моего отделения. Я давно за вами наблюдаю. У вас уникальные данные. Холодная голова, твёрдая рука и то, что называют «клиническим мышлением». Вы видите ситуацию на два шага вперёд. Скажите, вы никогда не думали о том, чтобы пойти дальше?
— В каком смысле?
— В прямом. Работа постовой медсестры — это не ваш потолок. Я могу дать вам направление на курсы повышения квалификации. Есть две опции: либо старшая операционная сестра, либо анестезиология. Это совершенно другой уровень ответственности и другие деньги. Подумайте. Такие специалисты, как вы, на вес золота.
Вика смотрела на него, не веря своим ушам. Впервые за долгие годы кто-то говорил ей не о том, что она должна быть красивой и вдохновлять мужа, а о её профессиональных качествах. Впервые кто-то увидел в ней не просто «жену Игоря», а специалиста, личность. И эта вера в неё, высказанная почти незнакомым человеком, вдруг дала ей такой мощный толчок, такую опору, какой у неё не было никогда.
— Я… я согласна, — выдохнула она, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, но на этот раз — слёзы благодарности.
— Вот и отлично, — Орлов улыбнулся. — Зайдите завтра в отдел кадров, я распоряжусь.
Выйдя из его кабинета, Вика поняла, что это — её шанс. Шанс начать всё с нуля. И она решила, что начнёт прямо сейчас. Первым делом она подала объявление о сдаче своей квартиры, которую оформила ещё до брака. Жить там она больше не могла. На вырученные деньги сняла крохотную „однушку“ на окраине города, рядом с больницей.
Ирина Петровна, тем временем, не сидела сложа руки. Выждав, по её мнению, достаточно времени, она решила нанести решающий удар. Узнав через своих людей имя заведующего отделением, где работала Вика, она, нарядившись в свой самый дорогой костюм, приехала в больницу.
Она вошла в кабинет Орлова без стука, источая аромат французских духов и уверенность хозяйки жизни.
— Здравствуйте, Андрей Викторович. Я — Ирина Петровна Войтова, мать Игоря Войтова. А вы, я так понимаю, начальник его жены, Виктории?
Орлов оторвался от бумаг и холодно посмотрел на незваную гостью.
— Я заведующий отделением. Чем могу помочь?
— Помочь вы можете общему делу, — с нажимом произнесла Ирина Петровна. — Дело в том, что у Виктории сейчас, так сказать, сложный период. Нервный срыв. Она повела себя неадекватно, бросила мужа, семью… Я беспокоюсь, что её нестабильное состояние может сказаться на работе. Всё-таки работа с людьми, с больными… Ошибка может стоить жизни. Вы понимаете?
Она ожидала увидеть на его лице озабоченность, благодарность за предупреждение. Но Орлов смотрел на неё с нескрываемым презрением.
— Я вас понимаю, Ирина Петровна. Я понимаю, что вы пришли сюда, чтобы очернить одного из лучших моих сотрудников и, возможно, добиться её увольнения. Так вот, послушайте меня. Виктория Андреевна — самый стабильный, самый надёжный и самый перспективный специалист в моём отделении. И буквально на днях я подписал приказ о направлении её на обучение с последующим повышением. А вот ваше поведение я нахожу не просто неадекватным, а противозаконным. Это называется «клевета», статья 128.1 Уголовного кодекса. И если вы ещё раз появитесь в моей больнице с подобными инсинуациями, я напишу заявление в полицию. Вам всё ясно?
Ирина Петровна осеклась. Такого отпора она не ожидала. Она привыкла, что её статус и деньги открывают любые двери, но здесь наткнулась на гранитную стену. Она молча встала и, не проронив больше ни слова, вышла из кабинета. Впервые в жизни она проиграла.
Прошло два месяца. Игорь жил как в тумане. Поначалу ему нравилось, что мама взяла на себя все бытовые заботы. Но очень скоро её опека стала удушающей. Она контролировала каждый его шаг: что он ест, во что одет, с кем говорит по телефону. Он всё чаще вспоминал Вику: её тихий смех, их вечерние разговоры на кухне, то, как она встречала его с работы, уставшая, но всегда с улыбкой. Он понял, какую глупость совершил. Он понял, что променял живую, настоящую любовь на удобство и мамины манипуляции.
Наконец, он не выдержал. Купив огромный букет её любимых белых роз, он поехал к ним в квартиру. Дверь ему открыли незнакомые люди.
— А Вика где? — растерянно спросил он.
— А мы не знаем, мы квартиру снимаем, — ответила молодая женщина.
С трудом раздобыв у общих знакомых новый адрес Вики, он поехал туда. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он поднялся на третий этаж старой «хрущёвки» и позвонил в дверь.
Дверь открылась. На пороге стояла Вика. Она изменилась. Похудела, коротко подстригла волосы. Но главной перемены он сначала не понял. Она смотрела на него спокойно, без ненависти, без обиды, но и без любви. Как на постороннего. А потом он увидел, что за её спиной, в глубине маленькой, но уютной кухни, стоит какой-то парень. Они вместе готовили ужин, и на столе лежали учебники по медицине.
— Вика… — начал он, протягивая ей цветы. — Прости меня. Я был таким идиотом. Я всё понял. Мама… она… Я больше не позволю ей лезть в нашу жизнь. Давай начнём всё сначала. Я люблю тебя.
— Проходи, Игорь, не стой в дверях, — сказала она ровно.
Он вошёл в крохотную прихожую. Парень из кухни вышел им навстречу.
— Знакомься, это Павел. Мой коллега и сосед. Мы вместе снимаем эту квартиру, так дешевле. Паша, это Игорь. Мой… бывший муж.
Игорь почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Сосед? Они живут вместе? Ревность и обида захлестнули его с новой силой.
— Значит, ты уже нашла мне замену? — вырвалось у него.
Вика грустно улыбнулась.
— Ты ничего не понял, Игорь. Совсем ничего. Дело не в Паше. И не в ком-то другом. Дело в тебе и во мне. Ты говоришь, что не позволишь маме лезть в нашу жизнь. А ты сможешь? Ты сможешь пойти против неё? Сможешь стать взрослым, самостоятельным мужчиной, а не её послушным сыном?
Она взяла у него из рук цветы и поставила их в банку с водой.
— Спасибо за розы, они красивые. Но начинать всё сначала уже поздно. Нельзя построить новый дом на сгнившем фундаменте. Ты сломал то, что было между нами. Не мама, а ты. Своим молчанием, своим бездействием, своим предательством. Я учусь сейчас. У меня скоро экзамены. Андрей Викторович говорит, что из меня получится хороший анестезиолог. У меня новая жизнь, Игорь. И в этой жизни больше нет места для старых обид и пустых обещаний.
Она посмотрела ему в глаза, и в её взгляде он впервые увидел не любовь, а жалость.
— Мне жаль, что у нас так получилось. Правда. Но я больше не вернусь. Я научилась дышать полной грудью. Я поняла, что нельзя никому позволять себя разрушать. Даже самым близким людям. Нужно бороться за себя. Всегда. Я желаю тебе счастья. Найди его. Но уже без меня.
Она открыла дверь. Игорь стоял, раздавленный и опустошённый. Он хотел что-то крикнуть, возразить, упасть на колени, но не мог произнести ни слова. Он понял, что потерял её навсегда.
Он медленно спустился по лестнице и вышел на улицу. Шёл мелкий осенний дождь. А Вика закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и глубоко вздохнула. На кухне ждал остывающий ужин и верный друг, который просто был рядом в самый трудный момент. Впереди была сложная учёба, ответственная работа и совершенно новая, её собственная жизнь. И она впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему счастливой.