— Вика, ну что ты опять начинаешь? — Игорь с досадой бросил в дорожную сумку скомканную футболку. — Мама нас ждёт, стол накрыла, баню протопила. Хочет, чтобы мы отдохнули по-человечески.
Виктория устало прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди. После суточной смены в больнице, где она работала медсестрой, единственным её желанием было рухнуть в кровать и проспать часов двенадцать. Но вместо этого её ждала поездка на дачу к свекрови.
— Игорь, какой отдых? — её голос был тихим, почти безжизненным. — Мы в прошлом году «отдыхали». Я до сих пор помню эти бесконечные грядки, закатки и её знаменитое: «Ну что вам, молодым, стоит?». Я три дня потом спину разогнуть не могла. А ты лежал в гамаке с книжкой.
— Ну, это другое, тогда был самый сезон, — муж подошёл и обнял её за плечи, стараясь заглянуть в глаза. — А сейчас начало августа, основная работа сделана. Просто посидим, шашлыков поедим, воздухом подышим. Мама соскучилась. Пойми, она одна, ей внимания хочется.
Вика вздохнула. Аргумент про «мама одна» был безотказным. Ирина Петровна, властная и энергичная женщина, директор центрального рынка, и впрямь была одна. Муж её умер лет десять назад, а сын Игорь был единственным светом в окне, её гордостью и её продолжением. И эту простую истину Ирина Петровна не уставала демонстрировать при каждом удобном и неудобном случае, особенно в присутствии невестки.
— Хорошо, — сдалась Виктория. — Только, пожалуйста, давай договоримся. Если я увижу хотя бы один таз с огурцами для засолки, мы разворачиваемся и уезжаем.
— Договорились! — обрадовался Игорь и чмокнул жену в висок. — Увидишь, тебе понравится!
Дорога до дачи заняла чуть больше часа. Дачный посёлок «Изумрудный» был из новых, элитных. Вместо покосившихся хибарок здесь стояли добротные двухэтажные коттеджи, окружённые ухоженными газонами и цветочными клумбами. Участок Ирины Петровны был одним из самых образцовых. Высокий кирпичный забор с коваными воротами, идеально подстриженная трава, альпийская горка, выложенная редкими камнями, и дом — настоящий терем из оцилиндрованного бревна, с огромной верандой и панорамными окнами.
Свекровь встретила их на крыльце. Полная, но подтянутая, с безупречной укладкой и в белоснежном льняном костюме, она походила скорее на хозяйку загородного отеля, чем на простую дачницу.
— Игорёчек, сынок! Наконец-то! — она крепко обняла и расцеловала сына, лишь мельком кивнув Виктории. — А мы вас уже заждались. Проходите, стол на веранде. Вика, руки хоть помой с дороги.
Виктория молча проглотила первую шпильку. Она привыкла. За пять лет брака она усвоила, что Ирина Петровна общается с ней исключительно в приказном или поучительном тоне.
На веранде, за большим дубовым столом, уже сидели гости. Двоюродный брат Игоря, Сергей, со своей женой Ольгой. Сергей, лоснящийся и вальяжный, владелец небольшой строительной фирмы, лениво пожал Игорю руку. Его жена Ольга, хрупкая блондинка с кукольным личиком, одарила Вику быстрой, чуть снисходительной улыбкой.
— О, Викуся, привет! — проворковала она. — А мы уже думали, тебя работа не отпустит. Всё спасаешь человечество?
— Стараюсь, — ровно ответила Вика, садясь за стол.
Ольга была полной её противоположностью. Она не работала, занималась «саморазвитием», что включало в себя йогу, курсы сомелье и ведение блога о красивой жизни. Ирина Петровна в Оленьке души не чаяла.
— Оленька у нас умница, настоящая хозяюшка, — тут же подключилась свекровь, ставя на стол блюдо с запечённой сёмгой. — Сегодня такой десерт приготовила — пальчики оближешь! Не то что некоторые, кто кроме яичницы ничего не умеет.
Игорь сделал вид, что не услышал, увлечённо рассказывая Сергею про новый объект. Вика почувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. Она была хорошей медсестрой, её ценили на работе, пациенты благодарили. Но здесь, в этом идеальном мире Ирины Петровны, все её достоинства обнулялись. Здесь ценилось умение печь меренговый рулет и поддерживать светскую беседу о последней коллекции сумочек.
— Мам, ну что ты начинаешь, — лениво протянул Игорь. — Вика устала, с дежурства.
— А кто не устаёт? — парировала Ирина Петровна, подливая сыну в бокал вина. — Я вот с пяти утра на ногах. Рынок — это тебе не капельницы ставить. Там с людьми работать надо, с каждым договориться. Это психология, стратегия! Вот, кстати, Вика, тебе бы поучиться. А то вечно с таким лицом сидишь, будто тебе все должны. С людьми надо мягче, с улыбкой.
Виктория глубоко вздохнула, мысленно считая до десяти. Она знала, что любой ответ будет использован против неё. Молчание — единственное спасение.
Остаток вечера прошёл в том же духе. Ирина Петровна хвалила Ольгу, рассказывала о своих успехах на работе, жаловалась на нерадивых арендаторов и между делом раздавала «ценные» советы Вике: как нужно одеваться, чтобы Игорю нравиться, какую причёску ей лучше сделать и почему ей давно пора бросать свою «бесперспективную» работу и рожать детей. Игорь в разговор почти не встревал, и эта его отстранённость ранила сильнее, чем язвительность свекрови.
На следующее утро «отдых» начался. Едва Вика открыла глаза, как в комнату без стука вошла Ирина Петровна.
— Подъём, соня! — бодро объявила она. — Завтрак на столе, и дел невпроворот. Оленька уже все цветы полила, а ты дрыхнешь.
В столовой Оля, свежая и румяная, в милом сарафанчике, порхала вокруг стола, раскладывая сырники. Игорь и Сергей уже уехали — якобы по срочному делу, посмотреть какой-то объект.
— Мы тут с Оленькой подумали, — начала Ирина Петровна, когда они сели завтракать. — Надо бы в доме генеральную уборку сделать. Окна помыть, шторы перестирать. А то я одна не справляюсь.
Вика чуть не поперхнулась кофе.
— Ирина Петровна, мы же вроде отдыхать приехали, — осторожно сказала она. — Игорь обещал, что никакой работы не будет.
Свекровь поджала губы.
— Отдыхать? А уборка в собственном доме — это, по-твоему, работа? Это забота о семейном очаге. Женщина должна создавать уют. Вот Оленька это понимает, а ты всё о себе думаешь. Неблагодарность — страшный грех, Виктория.
Ольга потупила глазки:
— Ну что вы, тётя Ира. Мне только в радость помочь. Вместе мы быстро справимся.
Вика поняла, что попала в ловушку. Спорить было бесполезно. Следующие несколько часов она, как в тумане, мыла огромные панорамные окна, стоя на шаткой стремянке, пока Ольга с весёлым щебетанием протирала пыль с бесчисленных статуэток. Ирина Петровна исполняла роль главнокомандующего: ходила из комнаты в комнату, раздавая указания и делая замечания.
— Вика, что за разводы? Ты что, тряпку отжимать не умеешь? Медсестра, а элементарной чистоты навести не можешь.
К обеду вернулись мужчины, весёлые и довольные. Они привезли маринованное мясо для шашлыка.
— О, девчонки, вы тут красоту наводите! Молодцы! — бодро воскликнул Игорь, не замечая измученного вида жены.
Вика молча пошла в душ. Стоя под струями воды, она чувствовала, как слёзы обиды смешиваются с водой. Она чувствовала себя униженной, использованной и, самое главное, преданной. Преданной мужем, который обещал ей отдых, а по факту просто доставил своей маме бесплатную рабочую силу.
Вечером, когда они сидели у мангала, напряжение достигло предела.
— Знаете, недавно читала интересную статью, — начала Ольга, изящно нанизывая на вилку кусочек шашлыка. — Про эмоциональное выгорание. Это когда человек слишком много работает и забывает о себе. Очень опасно для женского здоровья. Поэтому я считаю, что главный долг женщины — быть красивой, отдохнувшей и вдохновлять своего мужчину.
— Золотые слова, Оленька! — подхватила Ирина Петровна, с обожанием глядя на невестку. — Мужчина — добытчик, а женщина — хранительница очага. Игорёк вон с утра до ночи на этих потолках висит, старается для семьи. А приходит домой, а там что? Усталая, недовольная жена.
Вика не выдержала. Она медленно положила вилку на тарелку.
— Усталая, недовольная жена приходит домой после двенадцатичасовой смены, Ирина Петровна, — произнесла она тихо, но отчётливо. — Где она всю ночь спасает жизни людей. Иногда, представьте себе, и таких вот «добытчиков», которые срываются со своих потолков.
За столом повисла тишина. Сергей поперхнулся, Игорь бросил на жену предостерегающий взгляд.
— Что-то я не поняла, это ты на что намекаешь? — ледяным тоном спросила свекровь.
— Я ни на что не намекаю. Я говорю прямо, — голос Вики креп. — Я устала от ваших поучений и сравнений. Устала от того, что моя работа, моя жизнь, мои чувства здесь ничего не значат. Я не вещь, которую можно использовать, и не девочка для битья, на которой можно срывать своё плохое настроение.
— Да как ты смеешь так с матерью разговаривать! — взорвался Игорь.
— А как она со мной разговаривает?! — Вика вскочила, опрокинув стул. Эмоции, которые она так долго сдерживала, вырвались наружу. — Ты хоть раз слышал, как она со мной разговаривает? Ты хоть раз заступился за меня? Нет! Ты сидишь и молчишь, потому что тебе так удобно! Удобно, когда я молчу и терплю, когда из меня делают дуру и лентяйку!
— Вика, прекрати истерику! — крикнул Игорь, тоже поднимаясь.
— Это не истерика! Это крик души! — её голос сорвался. — Я приехала сюда отдыхать! А вместо этого я мою окна, стираю шторы и выслушиваю оскорбления! За что?! За то, что я не такая, как ваша идеальная Оленька? За то, что у меня есть своя жизнь и своя профессия, которой я горжусь?
Она повернулась к оцепеневшей свекрови.
— Вы сильная женщина, Ирина Петровна. Вы управляете рынком, людьми. Вы умеете добиваться своего. Но почему вы решили, что имеете право ломать и унижать другого человека? Почему вы решили, что можете самоутверждаться за мой счёт? Знаете, в юриспруденции есть такое понятие — «моральный вред». Это когда действия одного человека причиняют другому нравственные страдания. Согласно статье 151 Гражданского кодекса, такой вред подлежит компенсации. Конечно, я не буду подавать на вас в суд. Но я хочу, чтобы вы поняли: то, что вы делаете — это психологическое насилие. И я не позволю так с собой обращаться!
Она перевела дыхание и посмотрела на мужа. В его глазах был страх и растерянность.
— А ты, Игорь… Ты меня разочаровал. Больше всех. Ты привёз меня сюда, зная, что будет. Ты позволил этому случиться. Мужчина, который не может защитить свою жену от нападок собственной матери — не мужчина.
С этими словами она развернулась и пошла в дом. Через десять минут она вышла с дорожной сумкой.
— Ты куда? — растерянно спросил Игорь.
— Домой. Вызову такси.
— Вика, подожди, давай поговорим.
— Мы уже всё сказали. Я больше не хочу быть частью этого спектакля. Знаешь, мне одна старая санитарка в больнице как-то сказала: «Девочка, запомни, если чувствуешь, что тонешь в болоте, — не жди, пока кто-то бросит тебе верёвку. Выбирайся сама. Даже если придётся оставить на берегу всё, что было дорого». Я долго не понимала её слов. А теперь поняла. Нельзя опускать руки. Бороться можно и нужно всегда! За себя, за своё достоинство. И я буду.
Она посмотрела на него в последний раз, долгим, прощальным взглядом, в котором смешались обида, любовь и горькое разочарование.
— Прощай, Игорь.
Она пошла к воротам, не оборачиваясь. Она не слышала, как за её спиной Ирина Петровна зашипела на сына: «Ну и пусть катится! Скатертью дорога! Найдёшь себе лучше!». Не видела, как Игорь растерянно смотрел то на мать, то на удаляющуюся фигурку жены, не в силах сделать выбор.
Виктория шла по вечерней улице дачного посёлка, и с каждым шагом ей становилось легче дышать. Она не знала, что ждёт её впереди. Развод, одиночество, боль. Но она знала одно: она больше никогда не позволит никому вытирать о себя ноги. Она сделала первый, самый трудный шаг к себе. И этот шаг был важнее всего. Впереди была целая жизнь, которую она построит сама. Без оглядки на чужие ожидания и унизительные оценки. Своя собственная, настоящая жизнь.