— Ирина Викторовна? Добрый день. Вас беспокоит адвокат Колесников, я представляю интересы вашего бывшего супруга, Михаила Петровича.
Ирина замерла с телефонной трубкой у уха. Она стояла посреди своего обновлённого, залитого солнцем зала, выбирая место для нового фикуса. После победы в суде и выселения Михаила прошёл почти год. Год спокойной, мирной жизни, в которой не было места унизительным просьбам, скандалам и ощущению, что её просто используют. И вот, этот ледяной, официальный голос из прошлого прозвучал как похоронный колокол по её обретённому покою.
— Я вас слушаю, — стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила Ирина.
— Мой клиент подал новый иск. О разделе совместно нажитого имущества. А точнее, о взыскании с вас денежной компенсации за неотделимые улучшения, произведённые в вашей квартире в период брака.
Ирина непонимающе нахмурилась.
— Какие ещё улучшения? Мы ничего капитального не делали. Обои переклеили да линолеум постелили. И всё это делалось на мои деньги.
— У моего клиента иное мнение и, что более важно, доказательства, — в голосе адвоката послышалась стальная нотка. — Все чеки за строительные материалы, договоры с рабочими, квитанции. Общая сумма вложений составила один миллион двести тысяч рублей. Соответственно, мы требуем взыскать с вас половину этой суммы, шестьсот тысяч рублей, как долю моего клиента в этих улучшениях. Повестку вам пришлют в ближайшее время. Всего доброго.
Короткие гудки. Телефон выпал из ослабевшей руки Ирины и глухо стукнулся о мягкий ковёр. Шестьсот тысяч… Да у неё отродясь таких денег не было! Но самое страшное было не это. Чеки. Квитанции. Это были её чеки. Она, как всякий аккуратный человек, как кассир, привыкший к отчётности, собирала каждую бумажку. Они лежали в старой обувной коробке в шкафу. Коробке, которую она так и не удосужилась разобрать после развода. Значит, уходя, Михаил забрал не только свои вещи. Он забрал её прошлое, чтобы ударить им по её будущему.
— Мерзавцы! Какие же они мерзавцы! — Ольга стучала кулаком по своему массивному дубовому столу в юридической конторе. — Это же надо додуматься! Использовать твои же доказательства против тебя! Ира, это очень, очень подлый ход. И, к сожалению, юридически не безупречный.
Ирина сидела напротив подруги, съёжившись, и молча пила воду. После звонка она сразу же поехала к Ольге. Только сейчас до неё начал доходить весь масштаб катастрофы.
— Что это значит? — тихо спросила она. — Они могут выиграть?
— Понимаешь, в чём дело, — Ольга встала и начала ходить по кабинету. — Есть статья 37 Семейного кодекса. Она гласит, что имущество каждого из супругов может быть признано их совместной собственностью, если будет установлено, что в период брака за счёт общего имущества супругов или имущества каждого из супругов либо труда одного из супругов были произведены вложения, значительно увеличивающие стоимость этого имущества. Капитальный ремонт, реконструкция…
— Но у нас не было капитального ремонта! — воскликнула Ирина. — Обычная косметика!
— Они будут доказывать обратное. У них на руках чеки. Они наймут «независимого» оценщика, который напишет, что стоимость квартиры после ремонта выросла на полтора миллиона. Они приведут в суд лжесвидетелей, которые скажут, что Миша своими руками тут всё делал, ночи не спал, трудился. А деньги… он скажет, что давал тебе наличными. Свою зарплату охранника. А ты, как ответственная жена, ходила и всё покупала. Докажи теперь, что это было не так. Чеки-то не именные.
Ирина почувствовала, как ледяной холод сковывает её изнутри. Ловушка захлопнулась. Они, наученные горьким опытом первого проигрыша, подготовились гораздо лучше. И руководила всем, конечно же, Алла Васильевна. Это был её бухгалтерский, мстительный ум.
— Что же делать, Оля? — в голосе Ирины звучало отчаяние. — Продать квартиру и отдать им эти деньги? Но это же несправедливо! Это мои деньги, моя квартира!
— Так, без паники! — Ольга остановилась и твёрдо посмотрела на подругу. — «Несправедливо» — это не юридический термин. Нам нужны факты и доказательства. Продавать мы ничего не будем. Мы будем бороться. Запомни, Ира: в любой, даже самой безвыходной ситуации, есть лазейка. Главное — её найти. И никогда, слышишь, никогда не опускать руки! Сдаться — значит признать их правоту. А они не правы, и мы это докажем.
Ольга налила ей стакан воды с лимоном.
— Первое, что нам нужно, — это поднять все твои банковские выписки за те годы. Ты же не наличкой в основном платила?
— Картой, — кивнула Ирина. — У меня зарплатная карта, я ей почти везде расплачивалась.
— Отлично! Значит, мы можем отследить каждую твою транзакцию. Если дата и сумма на чеке совпадают с датой и суммой списания с твоего счёта — это уже серьёзный аргумент. Второе. Кто делал ремонт?
— Нанимали бригаду. Частники. Их прораб, Фёдор Иваныч, такой мужик хороший, основательный. Он ещё удивлялся, мол, где муж твой, что ты одна с ремонтом возишься.
— Контакты его остались?
— Не знаю, надо поискать в старом блокноте…
— Ищи! — приказала Ольга. — Этот человек — наш главный свидетель. Он видел, кто платил, кто принимал работу, кто выбирал материалы. Он видел, что Михаил в этом процессе не участвовал. Это разобьёт их версию о «трудовом вкладе».
На душе у Ирины стало немного легче. Появился план. Появилась надежда. Битва предстояла тяжёлая, но она была не одна.
Вечером, разбирая старые бумаги, Ирина наткнулась на фотоальбом. Вот они с Мишей, совсем молодые, в день свадьбы. Счастливые. Вот они на даче, сажают цветы. Вот он дарит ей букет на день рождения… Сердце болезненно сжалось. Неужели всё это было ложью? Неужели он никогда её не любил, а видел в ней лишь удобный вариант, финансовую опору? Она вспомнила, как радовалась, когда они клеили обои в зале. Она выбирала их сама, светлые, с нежным цветочным узором. Миша тогда пришёл с работы уставший, но она уговорила его помочь. Они смеялись, пачкались в клее, а потом пили чай на полу, среди рулонов и вёдер. В тот момент она была абсолютно счастлива. И этот момент он теперь хотел оценить в шестьсот тысяч рублей. Слёзы сами покатились из глаз. Это были слёзы не жалости к себе, а горького разочарования в человеке, которого она когда-то выбрала. Она плакала над руинами своего прошлого, над своей растоптанной верой в любовь и семью.
На следующий день она поехала к маме в Воронеж. Ей нужно было набраться сил.
Мама, Нина Петровна, простая женщина, всю жизнь проработавшая медсестрой, выслушала дочь молча, лишь крепче сжимая её руку.
— Знаешь, дочка, — сказала она, когда Ирина закончила свой сбивчивый рассказ, — в жизни, как в медицине, бывает так, что нужно отрезать, чтобы спасти целое. Больно, страшно, остаются шрамы. Но если этого не сделать, гангрена пойдёт дальше и убьёт тебя. Ты сейчас отрезаешь. Это твоя операция по спасению собственной души. А шрамы… шрамы заживут. Они будут напоминать тебе о том, какой сильной ты стала. Не жалей ни о чём. Ты всё делаешь правильно.
Эти простые слова придали Ирине больше сил, чем все юридические консультации. Она вернулась в Москву готовой к бою.
Суд был похож на театр абсурда. Адвокат Колесников, холёный и самоуверенный, рисовал картину семейной идиллии, в которой любящий муж Михаил вкладывал все свои скромные доходы в улучшение семейного гнёздышка. Он показывал чеки, и у Ирины темнело в глазах. Вот чек из строительного гипермаркета на тридцать тысяч — она помнила, как покупала там плитку для ванной. Вот квитанция на оплату установки натяжных потолков. Её квитанция, с её подписью.
Михаил сидел рядом с матерью, опустив глаза. Он ни разу не посмотрел в сторону Ирины. Алла Васильевна, наоборот, сверлила её победным, ядовитым взглядом. Она была в своей стихии. Манипуляции, ложь, давление на жалость — всё шло в ход.
— Да он ночей не спал, всё для неё, для семьи старался! — вещала она, когда ей дали слово как свидетелю. — Придёт со смены, и сразу за молоток! А она, неблагодарная, его на улицу выгнала! Он вложил в эту квартиру не только деньги, но и душу!
Когда очередь дошла до Ольги, атмосфера в зале начала меняться. Она методично, один за другим, разбивала их аргументы.
— Уважаемый суд, сторона истца предоставляет чеки. А мы предоставляем выписки с банковского счёта ответчицы, Ирины Викторовны. Прошу обратить внимание: чек номер один, магазин «Строй-Мир», сумма — тридцать тысяч двести рублей, дата — пятое мая. А вот списание с карты Ирины Викторовны: пятое мая, «Строй-Мир», тридцать тысяч двести рублей. Чек номер два…
Она прошла по всему списку. Почти каждая крупная покупка была оплачена картой Ирины. Лицо Колесникова вытягивалось. Алла Васильевна нервно заёрзала на скамье.
— Это ничего не доказывает! — вскинулся адвокат. — Супруг мог передавать ей наличные, а она вносила их на карту и расплачивалась! Это обычная практика в российских семьях!
— В таком случае, где доказательства того, что истец снимал со своего счёта или получал на руки суммы, сопоставимые с затратами на ремонт? — парировала Ольга. — Мы запросили выписки по счетам Михаила Петровича. И что же мы видим? Вся его зарплата, до копейки, переводилась на счёт его матери, Аллы Васильевны. Видимо, на «семейные нужды». На ремонт оттуда не было потрачено ни рубля.
Это был сильный удар. Но решающий гвоздь в крышку гроба их дела вбил следующий свидетель. В зал вошёл крепкий, седовласый мужчина в рабочей куртке. Фёдор Иваныч, прораб.
Он говорил просто и по делу. Рассказал, как Ирина нашла его по объявлению. Как она сама, одна, выбирала материалы, спорила с ним о качестве работ, принимала каждый этап.
— Я Михаила этого видел всего пару раз, — басил он, глядя на судью. — Он приходил вечером, молча стоял в сторонке, пока мы с хозяйкой всё обсуждали. Денег он мне ни разу не давал. Всегда Ирина Викторовна платила, из рук в руки. Аккуратная женщина, ответственная. Ещё и пирогами нас подкармливала. Я думал, может, брат её или сват. А оно вон как, муж, оказывается…
После его показаний всё стало ясно. Дело рассыпалось, как карточный домик. Даже судья, обычно беспристрастная, смотрела на Михаила и его мать с плохо скрываемым отвращением.
В последнем слове Михаил что-то мямлил про то, что он «просто хотел справедливости». Ирина от своего слова отказалась. Всё уже было сказано.
Суд в иске отказал. Полностью.
Они вышли из здания суда в серый, промозглый день. Алла Васильевна и Михаил стояли на крыльце, поникшие и раздавленные. Когда Ирина и Ольга проходили мимо, Алла Васильевна вдруг шагнула к ней.
— Что, довольна? — прошипела она. — Растоптала семью, сына моего без угла оставила, теперь последнее отнять хочешь! Чтоб тебе пусто было!
Ирина остановилась и посмотрела ей прямо в глаза. Без страха и без ненависти.
— Это вы, Алла Васильевна, растоптали всё. Своей жадностью и своей слепой любовью, которая калечит, а не помогает. Вы не семью строили, а финансовую пирамиду, в которой мой кошелёк был на самом верху. А когда источник иссяк, пирамида рухнула. Вам не меня винить надо, а себя.
Она повернулась к Михаилу. Он стоял, опустив голову, и казался маленьким и жалким.
— А ты, Миша… Ты мог бы быть хорошим мужем. Если бы когда-нибудь стал мужчиной. Прощай.
Она взяла Ольгу под руку, и они пошли прочь, не оборачиваясь.
В тот вечер они сидели в маленьком уютном ресторанчике и пили шампанское.
— Ты молодец, — сказала Ольга, поднимая бокал. — Ты выстояла. Ты победила.
— Мы победили, — улыбнулась Ирина. Это была её первая искренняя, светлая улыбка за долгие месяцы.
Она знала, что впереди ещё будет много всего. Но теперь она была уверена в одном: никто и никогда больше не заставит её платить по чужим счетам. Она научилась самому главному — ценить и защищать себя. И эта победа была дороже любых денег. Она была ценою в целую жизнь. Её собственную, новую, свободную жизнь.