Вечером того же дня замотанный Бутов заканчивал работу в ресторане, когда на кухне появилась Нина. Выглядела она хорошо: в современном платье и с платочком на шее. А распущенные, прямые волосы придавали женщине деловой стиль.
— Я звонила вам. Домой к вам заехала, вас не было. Я поняла, что вы ещё на работе, — без приветствия сказала она.
На кухне было неспокойно. Повара, помощники бегали и суетились. И это был рабочий процесс.
— Нина, вы выглядите, должен сказать, просто потрясающе, — оглядев женщину с головы до ног, сделал комплимент Евгений.
— Спасибо. — Нина засмущалась.
— Причёска и платье, и ноги... Простите.
— Это каблуки. Ну что, я не буду бледно выглядеть на вашем фоне сегодня в театре?
Опа! А вот этого Бутов никак не ожидал. Нина ведь не сказала ему ни да, ни нет на крайней их встрече.
— Нин, я идиот. Я, я совершенно заработался, я, правда, простите, пожалуйста.
— Простите. Я пошутила. Я пошутила. — Женщина улыбнулась. — Да никуда я с вами не собиралась.
— Нет, нет, Нин, ну что вы, нельзя же пропадать в такой красоте. Ну что вы.
— Мне надо на вокзал. Я сегодня к дочери еду.
— Нет, нет, нет, ну какой вокзал, ну подождите, ну. Так вас просто украдут из поезда и всё. — Евгений почесал затылок. — Давайте вот что, в театр, конечно, мы уже не успеем, но я приглашаю вас в клуб, пойдёмте музыку послушаем.
— Я подумаю, — ответила Нина и ушла, оставив на прощание Бутову лишь свою загадочную улыбку.
Евгений стоял, смотрел ей вслед и понимал, что как это он, слабый, не приспособленный к жизни человек, смог кому-то помочь. Да не кому-то, а прекрасной женщине, жертвой обаяния которой он сам потихоньку становился.
***
Поздним вечером счастливые и весёлые Евгений и Нина зашли после концерта перекусить в кафе. Бутову не пришлось уговаривать женщину, Нина пребывала в самом что ни на есть лучшем своем расположении духа.
— Я тебе предлагаю с завтрашнего дня начинать восстанавливать культовое место с легендарной хозяйкой, — усаживая Нину за лакированный стол заведения, сказал Евгений. — Кстати, официантка! Девушка! — Он отвлекся на официантку. — Сейчас тебе все будет, Ниночка. Девушка, дайте нам меню, пожалуйста.
— Ты и впрямь считаешь, что это обязательно? — наивно спросила Нина.
— А почему бы не восстановить? Нина, конечно! Я завтра же, завтра всех обзвоню. И, кстати, во сколько тебе удобно?
— Не знаю. — Нина посмотрела на часы. — Слушай, мне в четыре утра надо быть на вокзале. Я к Ксюше еду, в Екатеринбург.
— Сегодня, что ли?
— Ага.
— Нет, ну как? — Евгений искренне расстроился. — Ты что, с ума сошла? Ниночка, я думал, ты у меня останешься сегодня. Нет, нет... Нет, я тебя никуда не отпущу. Нин, ну ты что? Нин, ну пожалуйста.
— Что ты такое говоришь?
— Ниночка, ну конечно, конечно. Оставайся сегодня у меня, а?
— Ты что, клеишься ко мне, что ли?
— Ну что, что за слово «клеишься»? Нет, я восхищаюсь тобой. И вообще, я говорю, что ты великолепная, очаровательная женщина.
— Да, конечно.
— Да, великолепная.
— Просто я не понимаю, ты молодой, перспективный мужчина. А я... — Нина изящно махнула кистью руки. — Моя жизнь уже под горку катится.
— Да ладно тебе, Нин.
— Я тебе старше на сто лет.
— Да не на сто, а на семь. А семь — это счастливое число, Нин.
— Нет, Жень, вот прям сейчас поклянись, что ты не будешь всего этого мне больше говорить. Не надо этих глупостей.
— Хорошо, Нин, я поклянусь, но при одном условии. — Евгений хитро посмотрел на собеседницу.
— При каком еще условии?
В ответ Нина получила поцелуй.
— Что это было? — спросила она, когда Бутов успокоился и отпрянул. — Ты что, с ума сошел, что ли? Что это вообще мы творим с тобой?
— Ну ладно, ты так не пугайся. Ну хочешь, я извинюсь?
— Нет. Хочу. Я не знаю.
— Нина, ну хорошо, я извиняюсь, но только за то, что я сделал это слишком рано.
Евгений полностью отдавал себе отчет, что никогда не был так нагл и смел. Он вдруг осознал, что это не он спасал Нину, это Нина спасала его. Он чувствовал себя каким-то новым, совершенно другим, уверенным в себе человеком.
***
Через три дня состоялась презентация ресторана. Все это время Бутов провел на работе. Нина уехала к дочери, но Евгений не переставал думать о ней, во время открытия переговорил с нужными людьми.
После торжества к шеф-повару на кухню заглянул Павлюков. И хотя праздник прошел на ура, хозяин заведения был вне себя от ярости.
— Ей всего восемнадцать лет, восемнадцать лет, понимаешь, Бутов?
— Ты о чем, Паша? — Евгений был в недоумении.
— Ты что, сначала с Ингой решил замутить, но потом, когда ее послали, на Ксюху перекинуться, да?
— Ты что, сумасшедший? Зачем мне твоя Ксюха?
— Я тебе объясню, зачем. Я тебе сейчас все объясню, зачем. Я тебе, значит, имя сделал, гад. Я тебя на ноги поставил. Я тебе рекламу по всему городу сделал. А ты под это дело решил под шумок с моей дочерью в Екатеринбург свинтить? Да я слышал, как Ксюха об этом разговаривала с матерью. Её с собой взять, да?
— Хватит на меня орать. Во-первых, кто рекламу сделал по всему городу, это ещё вопрос. Это во-первых. А во-вторых, это каким же надо быть идиотом, эгоистом, тупым, чтобы не понимать и не знать, и не интересоваться, что у тебя в семье происходит!
— Да, я вижу, ты всё знаешь, да, что у меня происходит?
— Да, да. Потому что ты своих женщин затравил. Ты понимаешь, что твоя Ксюха ко мне, к незнакомому человеку, пришла, чтобы помощи попросить, понимаешь?..
— Заткнись, Будов! — не выдержал правды Павлюков. Но Евгения уже было трудно остановить.
— Ты хоть знаешь, что она замуж выходит, а?
— Я тебе сказал, убью сейчас!
— Она замуж не за меня выходит, идиот, она за Лёху, за парня своего, замуж выходит, понимаешь? И вместе с ним в Екатеринбург уезжает.
— Ты что, дypaк, что ли? За какого парня? Откуда у неё парень? Вот это нифига себе! Вот это ты меня огорошил, — признался Павел. — Жека, ну это, прости, я что-то тут погорячился.
— Прости? Прости?
— Прости.
— Ладно, хорошо, я тебя прощаю, но ты у своих прощения попроси, у всех, у всех, кого ты затравил: у женщин своих прощения попроси, у жены своей, у Нини прощения попроси. Попроси!
— Ты чего несёшь, Женюра? У какой нафиг Нинки? Нинка сейчас как сыр в масле катается.
— Нина как сыр в масле катается? Да Нина на тебя, на дурака, жизнь свою положила, понимаешь? Она счастье своё на тебя положила, а ты её, жену свою, эту женщину, понимаешь, ради которой я бы на всё пошёл, ты её в грязь, ты её в грязь втоптал своими ножищами.
— Бутов, ты что, ты сдурел, что ли? Ты что такой жалостливый-то стал, а? Тебе Нинку жалко? Жека, а ты меня пожалей тогда. Пожалей!
— А чего я тебя жалеть-то должен?
— А как, чего? Нифига себе! Я тоже жертва обстоятельств, Женя!
— Каких?
— Таких, Женя! Ты думаешь, я не знаю, ради чего там Нинка пожертвовала ради меня и Ксюхи, да? Думаешь, не знаю? Да я, может, из-за этого с ней и не развожусь, понимаешь? Я тоже жертвую!
— Да, замечательно! Молодец! Молодец! С бабами гулять — это нормально! Ей нужны твои жертвы, а?
— Да мне по статусу положено, Женя, я публичный человек, — заявил Павлюков.
— Тебе по статусу положено?
— По статусу положено!
— А ей, жене, что делать? Может, тебе с ней лучше просто развестись, а? И всё, и вам не надо мучиться, развестись с ней нафиг!
— Ты берега-то не путай, дружище. Ты мне тут не семейный психолог. Я что, сам не знаю, развестись мне или нет? Ну разведусь я с ней, и что? Отдам ей долю за эту «Кустодиеву». И что она с этими бабками?.. До конца жизни одна будет там, в деревне, сидеть.
— А ты можешь хотя бы раз за неё не решать? Ты не решай за неё. И не волнуйся, одна она не останется, понял?
Павел приумолк. Однако через минуту сказал:
— А что, может, и правда развестись, а? Блин, Бутов, мне тебя Бог послал, наверное. Дружище, да если б ты знал, какой ты камень у меня сейчас с души снял. — Павел обнял напарника. — Пойду к гостям, — вспомнил о приглашенных и ушел.
Мог ли Бутов еще пятнадцать минут назад подумать, что сможет наехать на Павла и убедить его в том, что Нина от него страдает, а главное — подвести его к мысли освободить её? И смог ведь. Евгений впервые в жизни гордился собой.