Гроза застала Надежду на подходе к дому. Небо потемнело внезапно, будто кто-то выключил свет в огромной комнате, и крупные капли забарабанили по асфальту, мгновенно превратив улицу в мокрое серое полотно. Надежда побежала, прикрываясь сумкой, но всё равно промокла до нитки, пока добежала до подъезда.
На пятом этаже она долго копалась в сумке, ища ключи, а когда нашла и открыла дверь — застыла на пороге. В квартире пахло пирогами. И это могло значить только одно: свекровь снова пришла без приглашения.
— Наконец-то! — Вера Сергеевна выглянула из кухни с полотенцем в руках. — А я уж думала, ты до ночи задержишься. Пироги остынут.
— Вера Сергеевна, — Надежда стянула мокрые туфли, — мы же договаривались, что вы будете предупреждать.
— Ой, да ладно тебе! Я ж не чужая. Чего предупреждать? — махнула рукой свекровь и скрылась на кухне.
Надежда вздохнула, повесила мокрую куртку на крючок и прошла в ванную. Глянула в зеркало: волосы прилипли к вискам, тушь размазалась. Прекрасное завершение и без того паршивого дня. Сначала начальник вызвал на ковёр из-за ошибки в отчёте, потом выяснилось, что бабушкина квартира, которую Надежда получила в наследство два месяца назад, требует срочного ремонта из-за прорвавшейся у соседей трубы. А теперь ещё и это.
Вера Сергеевна появилась в их жизни с завидной регулярностью, особенно с тех пор, как Дима получил повышение и они переехали в более просторную квартиру. Свекровь словно считала своим долгом проверять, достаточно ли хорошо невестка распоряжается новым семейным гнёздышком.
Надежда вытерла лицо полотенцем и вышла на кухню, где Вера Сергеевна уже разливала чай по чашкам.
— Как ты вымокла, бедняжка! — с притворным участием произнесла свекровь. — Надо было зонт брать. Я всегда говорю Димочке, чтобы следил за прогнозом погоды.
— Дима на работе, — сухо ответила Надежда, присаживаясь за стол. — И дождь начался внезапно.
— Ну да, ну да, — покивала Вера Сергеевна. — Работа, работа. Хорошо хоть я успела приготовить вам ужин. У тебя же времени на готовку не хватает. Всё работа, работа...
Надежда отпила чай, сдерживая раздражение. Прямого упрёка не было, но подтекст читался ясно: не в меру занятая карьерой невестка пренебрегает семейным очагом.
— Вера Сергеевна, мы уже обсуждали, что я сама справляюсь с домашними делами.
— Конечно-конечно! — свекровь улыбнулась, но глаза остались холодными. — Я же не спорю. Просто решила помочь. Ты такая занятая, а Димочка любит мои пироги с детства.
— Спасибо, — выдавила Надежда. — Но в следующий раз, пожалуйста, предупреждайте.
Вера Сергеевна сделала вид, что не услышала, и принялась рассказывать о соседке с первого этажа, которая якобы выгуливает свою собаку без поводка.
Надежда машинально кивала, думая о том, что надо разобрать бумаги по бабушкиной квартире. В наследство от бабушки Марии Петровны ей досталась небольшая, но уютная двушка в центре города. Решение о продаже далось непросто — в той квартире прошло всё её детство. Но с другой стороны, деньги от продажи могли бы помочь им с Димой наконец расплатиться с ипотекой.
— Надюш, — вдруг прервала свой рассказ Вера Сергеевна, — у тебя сумка промокла. Я её на батарею повесила, а вещи на диван переложила, чтоб не отсырели.
Надежда замерла.
— Вы трогали мои вещи?
— Да не трогала я! — возмутилась свекровь. — Просто достала, чтоб просохли. Сказать спасибо трудно?
Надежда вскочила и быстро прошла в гостиную. На диване действительно лежало содержимое её сумки: кошелёк, косметичка, блокнот и... документы. Те самые, из нотариальной конторы, куда она ездила сегодня. Свёрнутые в трубочку и перехваченные резинкой бумаги теперь были аккуратно разложены на диване.
Вера Сергеевна появилась в дверях гостиной.
— Это что за бумаги у тебя в сумке?! — спросила она с нескрываемым интересом. — Ты что, недвижимость продаёшь? Там адрес на Чайковского, это же центр!
Надежда медленно повернулась к свекрови. Внутри всё клокотало от ярости.
— Вы не просто вытряхнули мою сумку. Вы читали мои документы.
— Ну, они выпали, — пожала плечами Вера Сергеевна. — Я просто подняла и...
— И что? Решили изучить?
— Не говори глупостей! — свекровь махнула рукой. — Я просто глянула, что там, на всякий случай. Вдруг что-то важное.
— Это и есть что-то важное. И это моё личное дело.
— Да какие личные дела между своими?! — возмутилась Вера Сергеевна. — У нас одна семья! И вообще, я должна знать, что происходит с моим сыном, с вашими финансами...
— Нет, не должны! — Надежда почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Это наша с Димой жизнь. Не ваша.
— Я мать! — свекровь повысила голос. — И имею право знать, что у вас тут творится!
— А я жена вашего сына, а не ваша подчинённая! — голос Надежды дрожал. — И я требую уважения к своим личным границам.
— О каких границах ты говоришь? — фыркнула Вера Сергеевна. — Это просто бумажки! И мне интересно, откуда у тебя квартира, о которой ты нам не сказала!
— Бабушкина квартира, если хотите знать. Моё наследство.
— И что ты собираешься с ней делать?
Надежда глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Это мы с Димой решим. Без вашего участия.
— Но ведь можно было бы...
— Хватит! — Надежда вдруг поняла, что кричит. — Хватит лезть в нашу жизнь! Хватит приходить без приглашения! Хватит копаться в моих вещах! Хватит указывать мне, как жить!
Вера Сергеевна отшатнулась, словно от пощёчины.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?
— А как вы смеете так себя вести? — Надежда схватила документы, свернула их и сунула в папку. — Это переходит все границы.
— Какие границы, о чём ты? — свекровь развела руками. — Я же забочусь о вас!
— Нет, Вера Сергеевна. Это не забота. Это контроль. И я больше не собираюсь это терпеть. — Надежда выпрямилась. — Пожалуйста, уходите.
— Что?!
— Уходите. Сейчас.
— Да ты в своём уме? Я пироги испекла! Я тебе помогала!
— Мне не нужна такая помощь, — твёрдо сказала Надежда. — Мне нужно, чтобы вы уважали мои границы. А если не можете, то нам лучше видеться пореже.
— Я никуда не уйду, пока не поговорю с Димой! — Вера Сергеевна скрестила руки на груди. — Он должен знать, как ты себя ведёшь!
— Отлично, — Надежда достала телефон. — Я сама ему позвоню.
Дима взял трубку после третьего гудка.
— Привет, я на совещании, давай...
— Дима, мне нужно, чтобы ты поговорил с мамой, — оборвала его Надежда. — Она у нас дома, снова пришла без предупреждения, и теперь отказывается уходить.
— Что случилось? — в голосе мужа появилось беспокойство.
— Она порылась в моей сумке и изучила документы от нотариуса по бабушкиной квартире.
— Дай ей трубку.
Надежда протянула телефон свекрови. Та выхватила его, словно спасательный круг.
— Димочка! Представляешь, твоя жена меня выгоняет! Я пришла помочь, пироги испекла, а она...
Надежда не слышала, что говорил муж, но лицо Веры Сергеевны постепенно меняло выражение: от возмущённого к обиженному, затем растерянному и, наконец, поджатые губы выдали недовольство.
— Ну хорошо, хорошо, — наконец произнесла свекровь. — Если ты так считаешь... Но я всё равно приду завтра, мне нужно с тобой поговорить. Лично.
Она нажала отбой и протянула телефон Надежде.
— Довольна? Вот до чего ты довела. Сын против матери пошёл.
— Вера Сергеевна, — устало сказала Надежда, — никто ни против кого не идёт. Просто существуют правила приличия. И личные границы. Даже у родных людей.
— Какие ещё границы! — всплеснула руками свекровь. — Ты со своими новомодными словечками... В наше время семья была семьёй! Не было никаких границ!
— Времена меняются, — Надежда открыла входную дверь. — Увидимся на выходных. По приглашению.
Вера Сергеевна засопела, схватила свою сумку и прошла в коридор. Надевая пальто, она бросила:
— Запомни, Надежда. Мать ближе жены. Всегда. И Дима это поймёт рано или поздно.
С этими словами она вышла, громко хлопнув дверью. Надежда прислонилась к стене и закрыла глаза. Сцена была отвратительной, но она не жалела о сказанном. Это должно было случиться рано или поздно.
Дима вернулся поздно, когда Надежда уже лежала в кровати с книгой, не в силах сосредоточиться на тексте. Он молча разделся, принял душ и лёг рядом. Несколько минут в спальне царила тишина.
— Ты поговорил с мамой? — наконец спросила Надежда.
— Да, — коротко ответил он. — Она звонила ещё раз. Сказала, что ты её просто выставила.
— Ты удивлён?
— Не очень, — Дима повернулся к ней. — Знаешь, я понимаю тебя. Мама может быть... чересчур навязчивой.
— Чересчур — это мягко сказано, — Надежда отложила книгу. — Дима, она читала мои документы. Документы на наследство!
— Я знаю, — он вздохнул. — Я ей сказал, что так делать нельзя.
— И?
— И она обиделась, конечно. Сказала, что ты настраиваешь меня против неё.
— Серьёзно? — Надежда приподнялась на локте. — Я тебя настраиваю? Твоя мать приходит без спроса, хозяйничает в нашей квартире, роется в моих вещах, и это я тебя настраиваю?
— Надя, успокойся, — Дима положил руку ей на плечо. — Я же сказал, что понимаю тебя. Я поговорил с ней. Она обещала больше так не делать.
— Она всегда так обещает, — Надежда покачала головой. — А потом находит новый способ влезть в нашу жизнь.
— Она просто волнуется за нас. За меня.
— Она не волнуется, а контролирует, — Надежда отвела его руку. — И хуже всего, что ты ей это позволяешь.
Дима сел в кровати.
— То есть теперь я виноват? Я только что защищал тебя перед ней, а теперь я виноват?
— Дима, ты не защищаешь меня, — Надежда почувствовала, как к горлу подступает ком. — Ты смягчаешь ситуацию. Ты всегда смягчаешь. А потом всё повторяется.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Запретил матери приходить к нам?
— Я хочу, чтобы ты поставил чёткие границы. Чтобы она звонила перед визитом. Чтобы не трогала мои вещи. Чтобы уважала наше с тобой пространство.
— Ты требуешь от неё слишком многого, — Дима покачал головой. — Она старой закалки. Для неё семья — это...
— Не надо мне рассказывать про старую закалку! — вспылила Надежда. — Моя бабушка была ещё старше твоей матери, но почему-то умела уважать чужое пространство!
— Слушай, — Дима встал с кровати, — давай не будем сейчас это обсуждать. Я устал. Ты устала. Поговорим завтра.
Он вышел из спальни, и через минуту Надежда услышала, как хлопнула дверь кабинета. Обычно в таких случаях он спал на диване там. Она уткнулась лицом в подушку, сдерживая слёзы. Ей казалось, что эта битва никогда не закончится. Или закончится, но вовсе не так, как ей хотелось бы.
На следующее утро Дима ушёл на работу раньше обычного, оставив на кухонном столе записку: «Поговорим вечером. Прости за вчерашнее».
Надежда смяла бумажку и выбросила в мусорное ведро. Этот разговор они откладывали уже три года — с тех пор, как поженились. И каждый раз после очередной выходки свекрови всё заканчивалось одним и тем же: Дима извинялся, обещал поговорить с матерью, но ничего не менялось.
Весь день она не находила себе места. Позвонила подруге Ольге, рассказала о случившемся.
— А ты не думала съехать от неё подальше? — спросила Ольга. — Ну, в бабушкину квартиру, например?
— Не хочу принимать такие решения сгоряча, — ответила Надежда. — Да и зачем? Это наша с Димой квартира. Почему я должна бежать?
— Ну, хотя бы временно. Пока не решится вопрос со свекровью.
Надежда задумалась. Мысль была неплохой, но казалась какой-то капитуляцией. С другой стороны, может, только так Дима наконец поймёт серьёзность ситуации?
Вечером муж вернулся с огромным букетом лилий — её любимых цветов.
— Мир? — он виновато улыбнулся с порога.
— Не всё решается цветами, Дима, — Надежда взяла букет и прошла на кухню, чтобы поставить его в воду.
— Я знаю, — он последовал за ней. — Поэтому я сегодня снова говорил с мамой. Серьёзно.
— И?
— Я сказал ей, что если она не начнёт уважать наши правила, то мы будем вынуждены ограничить общение.
Надежда удивлённо подняла брови:
— Ты правда так сказал?
— Да, — Дима сел за стол. — И она... не очень хорошо это восприняла. Сказала, что ты меня настраиваешь, что я предаю родную мать и всё в таком духе.
— И что ты ответил?
— Что это моё решение, не твоё. И что я люблю её, но моя семья — это теперь мы с тобой.
Надежда почувствовала, как сердце наполняется теплом. Впервые за всё время Дима действительно встал на её сторону, а не пытался всех примирить.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Это много для меня значит.
Дима подошёл и обнял её.
— Прости, что так долго до меня доходило. Но я правда хочу, чтобы всё наладилось.
— Я тоже, — она прижалась к его груди. — Я не требую, чтобы ты выбирал между мной и мамой. Просто хочу, чтобы она уважала наш выбор, нашу жизнь.
— Я постараюсь ей это объяснить. Опять и опять, если потребуется.
В эту ночь они спали вместе, и Надежде казалось, что наконец-то в их семье наступит покой. Но она ошибалась.
На следующий день Вера Сергеевна позвонила Диме и сообщила, что попала в больницу. «Сердечный приступ», — сказала она сыну. — «От переживаний».
Дима сорвался к ней немедленно, оставив все дела. Надежда поехала с ним, хоть и подозревала, что свекровь просто решила привлечь внимание таким образом. Так и вышло — в больнице выяснилось, что никакого приступа не было, просто повышенное давление и «нервное истощение».
— Врач сказал, что мне нужен покой, — с мученическим видом произнесла Вера Сергеевна, лёжа на больничной койке. — Никаких стрессов.
Она посмотрела на Надежду с нескрываемым упрёком.
— Конечно, мама, — Дима гладил её руку. — Ты поправишься, и всё будет хорошо.
— Димочка, мне страшно одной, — свекровь всхлипнула. — А вдруг что случится?
— Я буду приезжать каждый день, — пообещал он.
— Может быть... может быть, я поживу у вас немного? — с надеждой спросила Вера Сергеевна. — Пока не окрепну?
Надежда замерла. Нет, только не это.
— Конечно, мама, — сказал Дима прежде, чем она успела открыть рот. — Тебе нужна забота.
— Дима, можно тебя на минуту? — Надежда кивнула на дверь.
В коридоре она выпалила:
— Ты соображаешь, что делаешь? Она манипулирует тобой!
— Надя, она в больнице! — возмутился Дима. — У неё проблемы с сердцем!
— У неё проблемы с совестью, а не с сердцем! Она просто давит на жалость!
— Ты невероятна, — он покачал головой. — Моя мать в больнице, а ты думаешь только о себе.
— Я думаю о нас, Дима, — Надежда попыталась взять его за руку, но он отстранился. — Если она переедет к нам, это будет катастрофа.
— Ненадолго. Пока она не поправится.
— А потом что? Снова то же самое? Она придёт без спроса, будет рыться в моих вещах...
— Да забудь ты уже эти чёртовы бумаги! — вдруг рявкнул Дима. — Ты только о них и говоришь! Да, она ошиблась, но это не повод отказывать ей в помощи, когда она больна!
— При чём тут... — Надежда осеклась. — Подожди. Ты тоже считаешь, что я преувеличиваю? Что можно просто залезть в чужую сумку, прочитать личные документы, и это просто «ошибка»?
— Я считаю, что сейчас не время для этих разборок, — Дима сжал кулаки. — Моей матери нужна помощь. И я помогу ей, нравится тебе это или нет.
Он вернулся в палату, а Надежда осталась стоять в коридоре, ошеломлённая. Все надежды на то, что муж наконец понял её, рассыпались как карточный домик.
Вечером, когда они вернулись домой, Дима собрал вещи и сказал, что поедет к матери.
— Ей нельзя оставаться одной, — объяснил он. — Я поживу у неё, пока ей не станет лучше.
— Дима, она манипулирует тобой, — в который раз повторила Надежда. — Неужели ты не видишь?
— Всё, что я вижу, это твоё нежелание принять мою мать, — холодно ответил он. — Она для тебя обуза, помеха. Как бабушкина квартира была для тебя важнее, так и сейчас — твой комфорт важнее здоровья моей матери.
— Это нечестно, — Надежда почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. — Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом.
— Знаешь что? — Дима застегнул сумку. — Поживём отдельно. Мне у мамы, тебе — здесь. Остынем, подумаем. А потом решим, что делать дальше.
— Что значит «что делать дальше»? — испугалась Надежда. — Ты о чём?
— О нашем браке, — он посмотрел ей в глаза. — Если ты не можешь принять мою мать, значит, ты не принимаешь часть меня. А это уже повод задуматься.
С этими словами он ушёл, оставив Надежду в полном смятении. Она не могла поверить, что всё рушится из-за такой глупости, из-за документов, из-за чужого неуважения к её личному пространству.
Неделю от Димы не было вестей, кроме сухого сообщения: «У мамы всё в порядке. Пока поживу у неё». Надежда не знала, что делать. Она колебалась между желанием позвонить, поехать, объясниться — и гневом за его несправедливые обвинения.
На десятый день она всё-таки решилась. Поехала к свекрови без предупреждения — да, это было иронично, но ситуация того требовала. Дверь открыл Дима. Выглядел он неважно: осунувшийся, с щетиной, в мятой футболке.
— Надя? — удивился он. — Что ты тут?..
Из комнаты выглянула Вера Сергеевна, и Надежда чуть не задохнулась от ярости. Свекровь выглядела прекрасно: свежая причёска, макияж, новый халат.
— А, невестушка пожаловала, — улыбнулась она. — Проходи, чай будешь?
— Нет, спасибо, — сухо ответила Надежда. — Я к мужу.
Они с Димой вышли на кухню. Надежда плотно закрыла дверь и повернулась к нему:
— Что происходит, Дима? Ты посмотри на неё — она в полном порядке!
— Ей лучше, да, — кивнул он. — Но врач сказал, что нужно...
— Какой врач? — перебила Надежда. — Позвони ему прямо сейчас, спроси, назначал ли он ей постельный режим и присутствие сиделки в лице сына!
Дима замялся.
— Надя, послушай...
— Нет, это ты послушай, — она подошла ближе. — Ты променял нашу семью на мамину манипуляцию. И она добилась своего. Но что дальше? Ты всю жизнь будешь разрываться между нами? Или однажды просто выберешь её насовсем?
— Я никого не выбираю, — он потёр виски. — Просто сейчас ей нужна помощь...
— Дима, ей не нужна помощь. Ей нужен контроль. Над тобой, надо мной, над нашей жизнью.
Он молчал, и Надежда поняла, что слова не имеют смысла. Он не слышит, не хочет слышать.
— Знаешь что, — она расправила плечи, — я подумала о твоих словах. О нашем браке. Если ты правда считаешь, что моё требование уважать личные границы — это блажь, то нам действительно нужно пересмотреть наши отношения.
Дима резко поднял голову:
— Что это значит?
— То, что я не буду жить в семье, где меня не уважают. Где мои чувства — пустой звук, — голос Надежды дрожал, но она продолжала говорить. — Я люблю тебя, Дима. Но я не позволю превратить себя в невидимку в собственном доме.
Он посмотрел на неё так, будто видел впервые:
— Ты ультиматум мне ставишь? Из-за одной ситуации с бумагами?
— Не из-за бумаг, — Надежда горько усмехнулась. — Из-за твоего предательства. Ты обещал быть на моей стороне, а сам при первой возможности...
— Моя мать в больнице лежала! — вскипел он.
— Твоя мать прекрасно выглядит и чувствует себя отлично! — Надежда повысила голос. — Открой глаза наконец!
В этот момент дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Вера Сергеевна. Её лицо исказилось от злобы.
— А ну-ка прекрати орать в моём доме! — прошипела она. — Явилась без спроса и устраиваешь скандалы? Да как ты смеешь?
— Ваш сын — мой муж, — твёрдо ответила Надежда. — И я имею полное право с ним разговаривать.
— Ах вот как? — свекровь скрестила руки на груди. — А по мне так ты его изводишь своими претензиями. Димочка исхудал весь, осунулся, а ты всё о своих границах талдычишь!
Надежда перевела взгляд на мужа, ожидая, что он вступится, скажет хоть слово в её защиту. Но Дима молчал, опустив глаза.
— Понятно, — тихо произнесла Надежда. — Всё предельно ясно.
Она развернулась и пошла к выходу. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Обида душила, застилая глаза слезами. За спиной она услышала голос Димы:
— Надя, подожди!
Но она не остановилась. Захлопнула дверь и бросилась вниз по лестнице, словно за ней гнались. На улице она наконец смогла вздохнуть. Слёзы текли по щекам, прохожие оборачивались, но ей было всё равно.
В тот же вечер она собрала вещи и переехала в бабушкину квартиру. Не из страха, не от бессилия — из самоуважения. Если муж не мог защитить их семью, их пространство, она сделает это сама.
Дима звонил ей каждый день. Сначала сердито, требуя вернуться. Потом просил прощения, умолял о встрече. Надежда отвечала коротко, без эмоций. Она не собиралась уступать. Не в этот раз.
На третью неделю её одиночества в дверь позвонили. На пороге стоял Дима — осунувшийся, с потухшим взглядом, но уже без той затравленности, с которой она его видела в последний раз.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Надежда молча посторонилась. Он прошёл в комнату, сел на диван и обвёл взглядом знакомую с детства обстановку.
— Давно здесь не был, — произнёс он. — С похорон бабушки, наверное.
— Что тебе нужно, Дима? — Надежда осталась стоять, скрестив руки на груди.
— Поговорить. По-настоящему, — он поднял на неё глаза. — Я всё понял, Надя.
— Что именно ты понял?
— Что мама... — он запнулся, подбирая слова, — что она манипулировала мной всю жизнь. И продолжает это делать.
Надежда промолчала, ожидая продолжения.
— Вчера я случайно услышал её разговор с подругой по телефону, — Дима сжал кулаки так, что побелели костяшки. — Она смеялась. Говорила, что блестяще разыграла сердечный приступ, чтобы вернуть меня. Что ты... что ты теперь не скоро сунешься в нашу жизнь.
— И что ты сделал? — спросила Надежда, чувствуя, как к горлу подступает ком.
— Собрал вещи и ушёл, — он поднял на неё измученный взгляд. — Как ты и хотела. Ты была права во всём, Надя. Я просто не мог этого видеть.
Она медленно опустилась рядом с ним на диван.
— Дима, дело не в том, кто прав, — тихо сказала она. — А в том, что мы семья. Муж и жена. И наши отношения должны быть важнее всего.
— Я знаю, — он взял её руку, и Надежда не отняла её. — Прости меня. Я был слеп. Ослеплён чувством вины, долга... не знаю.
— И что теперь?
— Теперь... — Дима глубоко вздохнул. — Теперь я хочу всё исправить. Начать заново. Построить настоящую семью, только ты и я.
Надежда почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза.
— А как же твоя мать?
— Я буду с ней общаться, конечно, — он сжал её руку. — Но на расстоянии. И никаких больше манипуляций, никаких внезапных визитов. Никакого контроля.
Надежда хотела верить ему всем сердцем, но страх не отпускал.
— Ты уверен, что сможешь? Что не поддашься снова?
— Надежда, — он взял её лицо в свои ладони, — я чуть не потерял тебя. Разве может что-то быть важнее?
Она прижалась к нему, и они долго сидели обнявшись, пока за окном не стемнело. Надежда чувствовала, что пропасть между ними начинает затягиваться. Медленно, болезненно, но всё же затягиваться.
Через неделю они вернулись в свою квартиру. Надежда настояла на смене замков — не из паранойи, а как символ нового начала. Дима не возражал.
Первое время Вера Сергеевна названивала сыну каждый день, угрожала, плакала, давила на жалость. Но Дима был непреклонен: только по приглашению, только с уважением к их с Надеждой правилам.
Они продали бабушкину квартиру и погасили ипотеку. Надежда часто думала, что если бы не та сцена с бумагами, возможно, всё сложилось бы иначе. Но жизнь иногда преподносит странные уроки. Иногда нужно потерять что-то, чтобы обрести нечто более ценное — самоуважение, достоинство и настоящую любовь.
Спустя год Вера Сергеевна всё-таки пришла к ним на ужин — впервые после всех событий. Дима встретил её у порога:
— Мама, добрый вечер. Рад тебя видеть.
Вера Сергеевна натянуто улыбнулась. Она выглядела постаревшей, словно события того года отняли у неё больше сил, чем она могла себе позволить потерять.
— Здравствуй, сынок, — она протянула ему пакет. — Я пирог испекла. Твой любимый.
Дима взял пакет, но прежде чем впустить мать, сказал:
— Мама, я хочу, чтобы ты знала: мы рады видеть тебя. Но есть правила. Надежда — моя жена, и я не позволю никому, даже тебе, её обижать или не уважать.
— Вот как, — Вера Сергеевна поджала губы. — Что ж, понимаю.
Она вошла в квартиру, где Надежда уже накрывала на стол.
— Добрый вечер, Вера Сергеевна, — кивнула она.
— Здравствуй, Надежда, — свекровь сдержанно улыбнулась.
Между ними не было тепла, не было искренности. Но был хрупкий мир — единственное, на что они могли рассчитывать после всего случившегося.
Ужин прошёл без происшествий. Вера Сергеевна была непривычно тихой, отвечала только на прямые вопросы, не лезла с советами. Когда она собралась уходить, Дима вышел её проводить. Надежда осталась убирать со стола.
— Ты довольна? — раздался вдруг голос за спиной.
Надежда обернулась. В дверях кухни стояла свекровь, её глаза блестели от сдерживаемой злобы.
— Простите?
— Ты довольна, что забрала у меня сына? — повторила Вера Сергеевна, понизив голос до шёпота. — Думаешь, победила?
— Я никого не забирала, — спокойно ответила Надежда. — Дима сам сделал выбор.
— Из-за тебя! — прошипела свекровь. — Ты настроила его против родной матери!
— Нет, Вера Сергеевна, — Надежда выпрямилась. — Вы сами оттолкнули его своими манипуляциями.
Свекровь подошла так близко, что Надежда почувствовала запах её духов.
— Запомни мои слова, — прошептала Вера Сергеевна. — Ты ещё пожалеешь об этом. Кровь не водица, а ты — всего лишь жена. Временное явление.
Надежда хотела ответить, но в этот момент вернулся Дима.
— Мама? Ты ещё здесь?
Вера Сергеевна мгновенно изменила выражение лица, улыбнулась:
— Уже ухожу, сынок. Просто поблагодарила Надежду за чудесный вечер.
Когда за ней закрылась дверь, Надежда выдохнула с облегчением.
— Всё в порядке? — спросил Дима, обнимая её за плечи.
— Да, — она прижалась к нему. — Теперь всё в порядке.
Но угроза свекрови не давала ей покоя. Она знала, что эта война не закончена. Просто перешла в другую стадию — тихую, затаённую, опасную. И кто знает, какую ещё месть придумает Вера Сергеевна, чтобы вернуть своё влияние на сына?
Надежда решила быть начеку. Она не отдаст свою семью, своё счастье. Больше никогда.
