Существует ещё один источник Мамаёв Запорожской Сечи – «Присяга Війська Запорозького Низового 1762 року». Сост. Иван Синяк. Чернігів: Видавець Лозовий В. М. 2015».
«Важным источником для исследования генеалогии и просопографии[1] персонального состава запорожского казачества периода Новой Сечи (1734–1775) гг.), есть присяжный список, или реестр Войска Запорожского Низового за 20 января 1762 г., охватывающий казаков, присягнувших на верность императору Петру III. К сожалению, до настоящего времени он дошёл далеко не в таком полном виде, как известная перепись запорожцев за 1756 г. Так, в частности, в нашем случае остались недоступными данные о казаках по паланкам и зимовникам, находившихся на промыслах запорожцев и тех, которые недавно были причислены к числу сечевой братии, как это комплексно представлено в реестре шестилетней давности. И хотя мы оперируем персональными данными запорожцев, которые находились непосредственно на Сечи и жили в её окрестностях, а также малочисленной части низовиков, присягнувших на Гетманщине, однако и этого материала достаточно чтобы заметить те изменения, которые произошли в персональном составе запорожского казачества с момента последней переписи.
Если издание присяжных списков гетманских полков уже стало традицией в украинской исторической науке, этого не скажешь о запорожских анклавах. Предметом археографических публикаций стали присяги Нежинского и Белоцерковского, а также Миргородского, Черниговского и Стародубских полков. Запорожские присяги остались по-за археографическим вниманием. Из источников подобной разновидности увидел свет только реестр Войска Запорожского Низового 1756 г. Присяжный список, что публикуется, был известен А. Андриевскому. На его основании исследователь ввёл в научный оборот количественные данные сечевиков, а также войсковых старшин, куренных атаманов, войсковых служителей, канцеляристов и духовенства Сечевой церкви. Для многих авторов данный реестр служил одним из основных источников для отображения численного состава Войска Запорожского Низового начала 60-х годов XVIII ст…
Толчком для создания присяжного списка служил манифест от 25 декабря 1761 г. В нём сообщалось о смерти императрицы Елизаветы Петровны, вступлении на престол нового императора Петра III и о начале принесения присяги на верность новому монарху. Непосредственно привлечь запорожских подданных к свидетельству верности требует ордер Генеральной военной канцелярии Гетманщины Кошевы от 8 января 1762 г. В документе речь идет о вступлении Петра ІІІ на престол и механизме проведения присяги. Согласно с ордером, присягать должны были почти все слои населения Вольностей (старшина, рядовое казачество, духовные сановники), кроме крестьян. Местом дачи присяги должен быть собор или церковь. Во время проведения присяги заключались присяжные письма, куда вносились данные всех (кроме детей, которым не исполнилось двенадцати лет), кто присягал на верность Петру ІІІ. На основе указанных присяжных писем в будущем должны были формироваться именные реестры, в которые, кроме имён и фамилий лиц, которые присягнули, также заносились имена тех, которые из-за отсутствия не смогли принять присягу. Последних, в случае возвращения на места жительства, нужно было обязать засвидетельствовать верность новому императору. Если же эти казаки уже присягнули где-нибудь, должны были подать письменное свидетельство (“сказку”) с обязательным указанием на место присяги и лица, которое приводило их к этой процедуре. По завершению присяги необходимо было прислать при рапорте указанные реестры князю П. К. Нарышкину, который должен был их доставить в столицу.
Также в ордере сообщалось, что для приведения к присяге низовиков на Запорожье через хорунжего Второго компанейского полка Савву Ярошкевича посылалось десять печатных манифестов о вступлении на престол нового императора и такое же число текстов присяги (причем по одному документу на немецком языке), с приказом как можно быстрее обязать всех (кроме крестьян) засвидетельствовать верность русскому монарху. Этот процесс должен был сопровождаться соответствующим молебном в церкви и салютованием из пушек.
Старшине предписывалось в сечевом храме собрать казаков, находившихся на Сечи и вблизи неё, а в паланки отправить посланцев для приведения к присяге казаков на местах. По завершении процесса присяги и принесения соответствующих реестров по этому поводу, запорожцам нужно было, не теряя времени, переслать соответствующую документацию в главное учреждение Гетманщины.
Однако этот ордер Генеральной военной канцелярии несколько опоздал. Ещё ранее запорожское казачество получило тождественный документ с аналогичным содержанием от киевской губернской канцелярии. По крайней мере, отправляя приказы самарскому, кодацкому, кальмиусскому, бугогардовскому и перевозскому полковникам о приведении к присяге населения соответствующих паланок, Кош ссылался только на официальный документ, полученный из Киева. К тому же, запорожская старшина отправила этот приказ в паланки 19 января, а ордер Генеральной военной канцелярии был получен только 21 числа этого месяца. Самого же ордера в Архиве Коша Новой Запорожской Сечи не находим, однако из содержания приказа, адресованного в паланки, в котором Кош ссылался на ордер киевской губернской канцелярии видно, что тексты документов совпадали.
Кроме паланок, Кош пытался привлечь к присяге казаков из Никитинского военного перевоза и расквартированный вблизи Сечи Новосеченский ретраншемент. Приказом от 21 января 1762 г. бывшим куренным атаманам Роману Быстрице, Трофиму Кислице и всем казакам, что жили в Никитином и близ него, сообщалось о необходимости засвидетельствовать верность новому монарху, составить реестры и прислать их при рапорте в Кош.
Днём ранее, 20 января, войсковая старшина своим письмом приглашала коменданта Новосеченского ретраншемента вместе с солдатами явиться в Сечь и присягнуть на верность Петру ІІІ. Достоин внимания тот факт, что основная масса запорожцев, проживавших на Сечи и в её окрестностях, судя по этому письму, ещё 18 января успела принять присягу. Остальные должны были присягнуть 20 января после литургии.
Это письмо подталкивает к определённым выводам. Во-первых, запорожцы решили "не затягивать" с вопросом проведения присяги и пытались решить вопрос как можно быстрее. Об этом свидетельствует присяга той части казачества, которое находилось на Сечи и в её окрестностях. Очевидно, что основным аргументом такой "политики" был факт наличия большинства запорожской братии на местах, которая ждала окончания зимы. Кош прекрасно понимал, что затягивание этого дела до прихода весны означало то, что значительное количество казачества займётся привычным для себя делом (торговля, промыслы, гайдамачество), и тогда будет большой проблемой привести их к присяге. А это, в свою очередь, приведёт к излишней переписке и выяснению обстоятельств, чего так не любила запорожская старшина. Поэтому Кош и форсировал дело со скорейшим проведением присяги на Сечи, в паланках и перевозах. Во-вторых, кроме собственно самого запорожского казачества и духовенства, на Сечи также присягали если не весь состав Новосеченского ретраншемента, то по крайней мере его командование. Вероятно, это обусловливалось тем фактом, что сечевая церковь была ближайшим культовым сооружением для русского гарнизона, базировавшегося вблизи главной твердыни Запорожья.
Об оперативности приведения казаков к присяге на Сечи и вблизи неё Кош рапортовал в киевскую губернскую канцелярию 21 января 1762 г. То есть, на момент получения указанного ордера Генеральной военной канцелярии часть запорожского казачества уже присягнула. Войсковая старшина доводила к сведению чиновников в Киеве о том, что часть казачества присягла сразу после получения ордера, а через два дня эту же процедуру выполнили остальные запорожцы и капитан киевского гарнизона Мошанов, занимавший должность исполняющего обязанности коменданта Новосиченского ретраншемента. Кроме этого, были составлены именные реестры, которые при данном рапорте отправлялись в киевскую губернскую канцелярию. Здесь же сообщалось и о приведении к присяге казаков в административно-территориальных единицах Запорожья, и про списки, которые в будущем будут отправлены в Киев.
О своих "успехах" в форсировании приведения запорожцев к присяге Кош делился и с Генеральной военной канцелярией. Рапорт от 24 января 1762 г. сообщал генеральной военной старшине о присяге на верность императору Петру ІІІ военной старшины, куренных атаманов и казаков, живущих на Сечи и в её окрестностях, с внесением их всех в именные реестры. Относительно проведения присяги по паланкам рапортовалось об отправке посланников, которые должны были организовать этот процесс на местах.
Из-за недостаточного количества хранимых источников, трудно в полной мере воспроизвести процесс приведения к присяге запорожского казачества в паланковых ведомствах. К нашим услугам всего лишь несколько документов, освещающих переписку Коша с самарским полковником Леонтием Васильевым, разрешающих лишь косвенно прояснить сам процесс присяги в административно-территориальных единицах Сечи. Да, в частности, этот полковой старшина 26 января 1762 г. рапортовал Кошу о получении приказа и всех необходимых документов для проведения присяги на верность императору, удостоверении верности императору Петру ІІІ более четырёхсот казаков в Пустынно-Николаевском Самарском монастыре и отправку гонцов в Большой луг и р. Волчу для привлечения к присяге казаков из этих мест. Кроме этого, самарский полковник просил Кош объяснить, может ли присягать посполитое население Вольностей, поскольку часть его согласилась принять участие в этом процессе.
В ответ кошевая старшина приказом от 31 января 1762 г. разрешала присягать посполитым только в том случае, если они или их предки в прошлом принадлежали к войсковому сословию, а за бедностью перешли в разряд посполитых. При этом запрещалось вписывать их в реестры, в которые заносились запорожцы. Для этого должен быть сформирован отдельный именный список для посполитых. Такая резолюция Коша прямо противоречила ордерам киевской губернской и Генеральной военной канцелярий, запрещавших присягать крестьянам. Это свидетельствует, что сечевые вожди имели собственный взгляд на социальную структуру Вольностей, который не всегда совпадал с официальной.
Приказ о разрешении посполитым крестьянам приобщаться к присяге, Кош подтвердил ещё одним ордером самарскому полковнику Леонтию Васильеву, 4 апреля 1762 г. Как видно из этого документа, военная старшина снимала запрет из указанной выше категории посполитых быть вписанными в один реестр с запорожским казачеством и официально разрешала находиться в именном списке рядом с казацким сословием. Это право распространялось также на детей посполитых и их служителей. Здесь же предписывалось привести к присяге казаков, которые отлучались по делам и вернулись к месту жительства, а также тех запорожцев, которые к тому времени ещё не присягнули. Составлены именные реестры должны были быть отправлены в Кош. Такой же приказ получил кодацкий полковник.
В последнем своём приказе от 12 апреля 1762 г. Самарскому и Кодакскому полковникам Кош подтверждал требование привести к присяге тех казаков, которые ещё не присягнули, а также обязывал паланковую старшину объехать все сёла и проследить, чтобы крестьяне и их дети мужского пола составили присягу. То есть, военная старшина оставалась последовательной своей политике привлечения к присяге крестьян на верность императору. На этом данные о перипетиях, связанных с составлением реестра, ограничиваются.
“Реестр (список) атаманов, казаков и жителей Запорожской Войска, приведённых к присяге Петру ІІІ” (такое делопроизводственное название сохраняющегося дела в фонде КГК), состоит из двух частей. В свою очередь каждую из них можно разделить ещё на несколько составляющих. В первую часть вошли военная старшина, куренные атаманы и запорожское казачество. Последние зафиксированы в именном списке согласно принадлежности к тому или иному куреню. В отличие от реестра 1756 г., в котором только количественно показано наличие военной старшины, в данном случае представлен именный перечень руководящего слоя Войска Запорожского Низового. Список куренных атаманов, если сравнивать с реестром шестилетней давности, также претерпел изменения. В частности, эта категория казачества в данном случае представлена отдельным списком, а не в составе своих куреней, как это было сделано ранее. К тому же, к этой когорте, кроме куренных атаманов, были включены и войсковые служители (войсковой долбыш и пушкарь) и переводчик от Коллегии иностранных дел, что находился на Микитиному. Третья составная часть реестра представлена списком запорожских казаков по куреням (числом 38), однако существенных отличий в оформлении (если не брать во внимание отсутствия у них куренных атаманов) в данной части реестра от его предшественника 1756 г. не находим. Снова, сначала идёт название куреня, а затем список имён и фамилий казаков.
Вторую часть реестра можно разделить на три составляющие. Опять же таки, как в предыдущем случае, в неё вошел ещё один реестр запорожских казаков по куреням. Такое появление двух реестров можно объяснить тем фактом, что сам процесс присяги проходил, как можно было увидеть выше, в два этапа: первый – 18 января, в день получения ордера от киевской губернской канцелярии, второй – 20 января, когда присягала та часть запорожцев вместе с командованием Новосеченского ретраншемента, не присягнувшего двумя днями раньше. Поэтому и имеем два реестра казаков по куреням, составленным, очевидно, 18 и 20 января соответственно. Как версию появления двух именных списков по куреням, нельзя исключать, что сначала присягнула та часть запорожцев, которая находилась непосредственно на Сечи, а два дня спустя их собратья, проживавшие в её окрестностях. Детальнее об этом будет сказано ниже. В любом случае, к нашим услугам два списка запорожских казаков по куреням, вошедших в общий реестр.
Другие две составляющие, которые завершали перепись – это список духовенства Сечевой церкви и служителей Войсковой канцелярии Коша. В то время, когда в реестре Войска Запорожского Низового в 1756 г. присутствует только общая численность служащих канцелярии на Сечи, а количественные данные о сечевом духовенстве вообще отсутствуют. Таким образом, данный реестр также незаменим для воспроизведения персонального состава духовенства и канцеляристов на Сечи к началу 60-х гг. XVIII ст.
Охарактеризовать количественный состав запорожского казачества в данном реестре можем с помощью таблиц, где показан численный состав старшины, казаков по куреням, духовенства и канцеляристов, присягнувшим на верность Петру III на Сечи и в её окрестностях:
[1] Специальная дисциплина, изучающая биографии исторических лиц.
Бросается в глаза отличие в численности запорожцев по куреням в обоих частях реестра. Такую разницу в числах скорее всего можно объяснить тем, что в первую часть вошла та часть запорожского казачества, которая находилась непосредственно на Сечи, а во вторую – казаки, проживавшие поблизости главной крепости Запорожья. Как можно увидеть в таблице первой части реестра, в ней представлены запорожцы всех 38 куреней, что характерно явлением именно для Сечи, где были "представительства" всех куреней. Зато в таблице второй части реестра представлены только 35 куреней (отсутствуют казаки Ивоновского, Пашковского и Сергеевского куреней) из 38, с достаточно малой численностью казаков по отдельным куреням. Такую "неполноту" куреней во второй части реестра, можно объяснить тем фактом, что не все запорожские казаки, находившиеся в окрестностях Сечи, могли принадлежать всем 38 куреням.
В пользу гипотезы о принадлежности второй части присяжного списка к запорожцам из окраин Сечи, свидетельствует приведение к присяге казаков в два этапа. Как уже отмечалось выше, присягало запорожское казачество 18 и 20 января 1762 г. Как видно из рапорта Коша киевской губернской канцелярии от 21 января 1762 г. часть запорожцев присягнула 18 января, то есть в день получения соответствующего ордера от киевской губернской канцелярии. Трудно себе представить, чтобы в тот же день можно было собрать казаков, обитавших вблизи Сечи. Поэтому более вероятным фактом является привлечение этой части запорожского казачества к присяге во втором этапе, состоявшемся через два дня.
Таким образом, добавив количественные показатели имён и фамилий запорожцев из обеих частей реестра, нетрудно озвучить общую численность казачества, которая присягнула на Сечи и в её окрестностях на верность императору Петру III. Эта сумма составляет 3735 человек. Казалось бы, на этой цифре можно остановиться. Однако, внимательно исследуя списки казаков в обеих частях присяги, можно заметить одно несоответствие, на котором стоило бы сосредоточить внимание. Речь идёт о повторение имён и фамилий. На первый взгляд, наличие нескольких одинаковых имён и фамилий запорожцев в одном курене не должно вызывать лишних вопросов. Ведь как известно, в пределах куреня могло быть несколько (двое, а то и трое) казаков с одинаковым именем и фамилией, хорошо видно из реестра Войска Запорожского Низового 1756. Здесь следует отметить, что беспокойство вызывает не столько наличие одинаковых имён и фамилий, сколько сам факт повторения их в одинаковой последовательности в обеих частях реестра.
Такое явление встречаем среди казаков Пластуновского куреня. В частности, имена и фамилии таких казаков, как Грицька Кошмана, Каленика Низдры, Омелька Тулипы, Василия Бойко, Степана Сукура, Ивана Девятия, Василия Толмача, Степана Щербины, Фёдора Линника, Степана Бойко, Андрея Вовковняка (Волковняка), Андрея Поповича, Кирика Мамая, Грицька Поповича, Прокопа Чёрного, Василия Дризда (Дрозда), Кузьмы Горкуши, Фёдора Натинко, Павла Пластуна, завершают составляющую Пластуновского куреня в первой части реестра. В такой же последовательности они "начинают" персональный состав этого же куреня во второй части присяжного списка.
Подобные "повторения" имён и фамилий казаков в одной и той же последовательности встречаем также в обеих частях присяги запорожцев Титаровского куреня. Такие запорожцы, как: Иван Малый, Савка Щербатый и Иван Таран, ˗ которые записаны почти в самом конце куренного списка первой части, "открывают" присяжную ведомость этого куреня во второй составляющей реестра. Однако на этом совпадения имён не прекращаются. "Персональные данные" запорожцев Омелька Чёрного и Лазаря Полежая, которые также находятся почти в самом конце первой части куренной присяги (через несколько имён выше указанных казаков этого куреня), в то же время, как и в предыдущих случаях появляются почти в самом начале второй части списка казаков этого же куреня, только с тем отличием, что была изменена последовательность их подачи (сначала Лазарь Полежай, а затем Омелько Чёрный).
Трудно назвать причину такой повторяемости имён запорожцев в одинаковой последовательности в обеих частях списка. Даже если бы они повторно принимали присягу, последовательность их отражения могла быть иной. А здесь сознательно канцеляристами Войсковой канцелярии были дважды внесены одни и те же самые имена и фамилии в одинаковой последовательности в обе части реестра. Очевидно, такое дублирование было сделано сечевиками для того, чтобы избежать гнева имперской власти из-за малой численности лиц, поклявшихся на верность императору в Запорожской Сечи. Ведь как можно увидеть, по сравнению с реестром шестилетней давности, на Запорожье приняла присягу достаточно небольшая часть запорожских казаков. В Коше прекрасно понимали, что, учитывая время года, повестковых присяжных списков следует ожидать не скоро. Поэтому, очевидно, чтобы хоть немного расширить реестр, сознательно пошли на такой шаг.
Однако на этом повторы имён и фамилий в одном и том же курене не заканчиваются. Однако, в отличие от предыдущих случаев, дублирование присутствует только в пределах одной части реестра. Да, во второй части списка среди казаков Джерелиевского куреня повторяются имена и фамилии казаков Ивана Наклона, Фёдора Белого, Андрея Воронко, Олексы Бардаша (Бордаша), Павла Печата и Фёдора Приложения. Кроме основной части списка казаков указанного куреня, данные запорожцы дополнительно были внесены в записи Джерелиевского куреня. Судя по изменению почерка и мелких надписей имён и фамилий над основным списком казаков, именные данные упомянутых запорожцев были повторно внесены в куренные списки несколько позже. Можно предположить, что эти запорожцы либо присягнули повторно, либо произошла канцелярская ошибка. Не исключено, что одновременно произошли два указанных случая. В частности, в пользу первого утверждения, свидетельствует тот факт, что кроме повторяющихся имён и фамилий казаков, в список были внесены другие имена низовиков, которые не повторяются в реестре Джерелиевского куреня. Это может свидетельствовать о том, что упомянутые запорожцы повторно приняли присягу вместе с "новичками", а канцелярист, не заметив их имена в реестре, снова их вписал. В пользу второго утверждения свидетельствует тот факт, что всё же в канцелярии со временем ошибка была обнаружена, поскольку имена и фамилии этих казаков в основной части второй половины списка взяты в квадратные скобки. Пожалуй, данный шаг был сделан для того, чтобы избежать исправлений на чистовом варианте, который Кош отправлял в киевскую губернскую канцелярию.
Канцелярской ошибкой следует также считать повторение имени и фамилии казака Щербиновского куреня Филоны Малого во второй части присяжного списка. Очевидность этого видна из того, что канцелярист в последовательности реестра дважды подряд вписал данные этого запорожца. Поняв это, служащий Войсковой канцелярии Коша взял второй вариант имени и фамилии Филоны Малого, как и в предыдущем случае, в квадратные скобки, тем самым намекая на собственную ошибку. Поэтому будет правильнее из общего количества запорожского казачества вычесть 19 казаков Пластуновского, 5 Титаровского, 6 Джерелиевского и 1 казака Щербиновского куреней и результат в 3704 человека будет общей численностью.
Стоит отметить, что в своё время подсчитать присягавших запорожцев на верность императору Петру ІІІ, попробовал А. Андриевский, но ограничился только расчётом общей численности казаков по куреням, а также войсковой старшины, куренных атаманов, войсковых служителей, сечевого духовенства и канцеляристов Войсковой канцелярии. В общем, полученые данные А. Андриевским, относительно количественных показателей запорожского казачества почти не отличаются от приведённых выше. Случаются только разногласия в общей численности запорожцев по куреням и счёту количества войсковых старшин. Да, в частности, не совпадают численные показатели общего исчисления казаков в обеих частях присяжного списка в Джерелиевском, Полтавском, Ивановском, Сергеевском, Крыловском, Батуринском и Титаровском куренях. Это расхождение незначительно, и составляет не более одного-двух человек. По мнению историка, в Джерелиевском курене суммарное количество казаков составляет 139 чел. (в нашем случае – 138), Полтавском – 44 (46), Ивоновском – 67 (68), Сергеевском – 29 (28), Крыловском – 61 (62), Батуринском – 173 (175), Титаревском – 98 (99). Здесь же не отвечает действительности наличие пяти войсковых старшин в управлении Войском Запорожским Низовым, при имеющихся (и общеизвестных) четырёх.
Таковы ошибки в подсчёте А. Андриевского, можно списать на редакторские правки канцеляристов (что можно проследить на примере второй части списка Джерелиевского куреня), повторение двух имён запорожцев с одной фамилией (первая часть реестра Полтавского куреня – Яцко и Роман Щетный), или просто ошибкой во время подсчёта. Но, в то же время, не иначе как типографским огрехом, невозможно объяснить общее количество запорожцев, указанное составителем. Как видно из его археографического наследия, всех запорожцев по куреням, принявших присягу (кроме войсковой старшины, куренных атаманов, войсковых служителей, канцеляристов и духовенства), насчитывалось 3245 чел. Вместо этого, перечислив базовые цифры Андриевского, есть другое число – 3645. То есть, недосчиталось 400 казаков. Такие подсчёты составителя без проверки были подхвачены в дальнейшем казаковедческими исследователями. Помимо этого, А. А. Андриевский не упомянул о ещё одного человека, фигурирующего в присяжном списке – переводчика Государственной коллегии иностранных дел, Василия Степановича Рубанова.
Как и в реестре Войска Запорожского Низового 1756 г., в присяжном списке запорожцев 1762 г. прослеживается несколько типов почерков. Первая часть переписи казаков и рапорт в киевскую губернскую канцелярию от 21 января 1762 г., сопровождавший его, составлен одним и тем же лицом из числа канцеляристов Войсковой канцелярии Коша. Это красивый, каллиграфический канцелярский почерк, характерный для чистовых вариантов деловой тогдашней документации. Здесь же, в первой части списка, присутствует ещё несколько разновидностей почерков. Так, например, имя и фамилия казака Кальниболоцкого куреня Дмитрия Чемерика вписаны посередине над именами и фамилиями других казаков иным, хотя очень подобным почерком. Третьим типом почерка указано имя и фамилия казака Конеловского куреня Андрея Дудки в самом конце куренного списка, название Сергеевского куреня, а также имя и фамилия запорожца Афанасия Байбузы, который завершал список казаков этого куреня. Последний тип почерка, в отличие от двух предыдущих, не отличается каллиграфией и является трудно читаемым. Ещё одной, отличной от других, разновидностью почерка в первой части присяги указаны названия таких куреней как Джерелиевский, Полтавский и Дядьковский.
Вторая часть присяжного списка, которая составлялась позже первой, написана другой разновидностью почерка. Он не такой красивый и каллиграфический, как почерк, которым составлена первая часть присяги, однако при его чтении не возникает проблем. Как и в предыдущей части, здесь присутствуют также почерки других канцеляристов Войсковой канцелярии Коша. В частности, имена и фамилии казаков Джерелиевского куреня Ивана Наклона, Фёдора Белого, Фёдора Бобоха, Фёдора Приложения, Андрея Воронко, Олексы Бардаша, Терешка Матрулы, Семёна Пожарка, Павла Печати, Кузьмы Лантуха написаны тем же почерком, что и имя, и фамилия запорожца Кальниболоцкого куреня Дмитрия Чемерика в первой части присяги. Этой же рукой в список Щербиновского куреня внесено имя и фамилия Фомы Домонтовича.
Ещё одной разновидностью почерка, присутствующего в обеих частях присяжного списка есть подпись войскового писаря Ивана Глобы. Он, на скрепах листов именного списка, как военный писарь, свидетельствовал оригинал данного документа: “Войска Запорожского Низового войсковой писарь Иван Глоба”, "Войсковой писарь Иван Глоба". Нотариальное удостоверение учетно-статистической документации, которая пересылалась за пределы Вольностей Войска Запорожского Низового, входило в компетенцию войскового писаря. Им же подписан рапорт Коша в киевскую губернскую канцелярию от 21 января 1762 г. Таким образом, можем констатировать, что в составлении присяжного списка приняли участие не один, а около пяти канцеляристов Войсковой канцелярии и войсковой писарь.
Наличие имён и фамилий запорожских казаков, вписанных другими почерками над именами и фамилиями других запорожцев свидетельствует о том, что присяжный список, дошедший до настоящего времени из фондов киевской губернской канцелярии, не был сразу сформирован, а ещё какое-то время дорабатывался путём внесения в него новых лиц. Можно предположить, что запорожцы, проживавшие на Сечи и в её окрестностях, не сразу "откликнулись" на предложение засвидетельствовать верность новому монарху. Похоже, что часть казаков по каким-то причинам не смогла присягнуть в указанное время, а сделала это в другой день.
Дополнительным доказательством является тот факт, что канцеляристы, которые занимались работой над данным списком, во многих случаях по окончании фиксации имён и фамилий казаков отдельного куреня, оставалось свободное место на бумаге для записи данных о новых казаках. Именно таким образом к списку казаков Титаровского куреня попали запорожцы Яцко Потоп и Филипп Фургал.
Сравнивая внешние формулярные признаки присяжного списка запорожцев 1762 г. с реестром Войска Запорожского Низового шестилетней давности, можем определить общие и отличительные черты в построении этих разновидностей учётно-статистической документации. Так, в частности, типичным для обеих переписей является сам приём передачи имён и фамилий. Куренные списки казаков размещены столбиком в две колонки. В обоих случаях наблюдаем одинаковую последовательность в подаче списков за куренями: Роговский, Корсунский, Кальниболоцкий, Уманский, Деревянковский, Нижестеблеевский, Высше-стеблиевский, Джерелиевский, Переяславский, Полтавский, Мышастовский, Минский, Тимошевский, Величковский, Левушкивский, Пластуновский, Дядьковский, Брюховецкий, Медведевский, Платнировский, Пашковский, Кущёвский, Кисляковский, Ивоновский, Конелевский, Сергеевский, Динской, Крыловский, Каневский, Батуринский, Поповичский, Васюринский, Незамаевский, Ирклиевский, Щербиновский, Титаровский, Шкуринский, Кореневский.
Ещё одной общей чертой обеих переписей запорожских казаков является наличие рамки, которая обрамляла списки имён и фамилий, что было характерно делопроизводственному стилю того времени. Первая часть присяжного списка 1762 г. аккуратно оформлена полями по вертикали, горизонтальное же обрамление присутствует только в верхней части листа; заголовок в реестр вынесен в отдельную колонку. Во второй же части казацкой переписи присутствуют только вертикальные рамки, а горизонтальные отсутствуют.
Однако в построении обоих списков присутствует одно отличие. Как уже выше отмечалось, в реестре 1756 г. войсковая старшина не названа поимённо. Она представлена в начале куренных списков. Указаны только количественные данные войсковой и паланковой старшины, войсковых и артиллерийских служителей, полковой старшины, которая находилась на Днепре на ловле рыбы и добыче соли в Прогноях, а также чиновники на войсковых перевозах. Не включен здесь в число вождей Вольностей и русский переводчик на Никитинском перевозе, который находится в списке 1762 г. К тому же, как уже отмечалось выше, в последнем впервые представлен персональный состав Войсквой канцелярии Коша и сечевой церкви.
Ещё одной составляющей опубликованной ниже документации являются выдержки из упоминаний о запорожских казаках, сделанные из реестров полковой и сотенной старшины, духовенства, мещан гетманских полков и г. Киева. То есть здесь представлена та часть запорожского казачества, которые на момент приведения в присяги на верность Петру ІІІ, находились на Гетманщине, где, собственно, и присягнули. Статистические данные о таких запорожцах, можно увидеть из следующей таблицы:
Как видим, наиболее "представительным" по отношению к запорожскому казачеству, которое присягало на Гетманщине, есть Лубенский полк. Именно в этом полку учётно-статистическая документация о проведении присяги на верность новому монарху, кроме собственно именных списков, представлена также табелями, в которых по сословной принадлежности (сотенная старшина, казачество, запорожское казачество, духовенство) указывалась численность казаков в пределах той или иной сотни. Табели, как правило, шли перед самым именным реестром, что значительно облегчало поиск и идентификацию запорожцев, среди прочего населения сотен Лубенского полка. Низовое казачество в данных табелях было представлено следующим образом: “Казак Сечи Запорожской – 1” (Жолнинская сотня, табель от 31 января 1762 г.), “Сечи Запорожской козак – 1”. (Чигирин-Дибровская сотня, табель от 31 января 1762 г.), “Козаков Сечи Запорожской – 5” (Хмелевская сотня, табель от 31 января 1762 г.), “Козаков – 3” (Яблоновская сотня, табель за январь (без числа) 1762 г.). Стоит отметить, что в деле отсутствует именной реестр населения Хмелевской сотни, которое составило присягу, а сохранился только табель со статистическими данными. Из него видно, что на территории этой сотни присягнули 5 сечевых казаков. А самих имён и фамилий запорожцев из-за отсутствия переписи в опубликованной документации не отображается.
В отличие от Лубенского полка, в Полтавском присягали запорожцы, похоже, только в Полтаве. Здесь сечевики раньше своих "коллег" на Запорожье присягнули на верность новому монарху. В сотенных ведомствах этого полка запорожцев не обнаружено.
Среди запорожских казаков, присягнувших в разных населенных пунктах Гетманщины, едва ли не позднее это сделала та часть запорожцев, что находилась в г. Киеве. Они были приобщены к присяге вместе с частью жителей Киева, обитателями киевских монастырей и другими категориями приезжих людей капитаном Илларионом Полонским, о чём последний ставил в известность киевскую губернскую канцелярию 28 марта 1762 г. Учитывая, что составленный им реестр, насчитывавший до 10 листов, не отражал всего существующего населения Киева, можно предположить, что основная масса чиновников и мещан города присягнула гораздо раньше.
Как уже отмечалось выше, отсутствуют списки запорожцев, которые присягнули в паланковых ведомствах. Что такие реестры заключались говорит немногочисленная паланковая документация по поводу приведения запорожцев к присяге на верность Петру ІІІ. Уже упомянут рапорт самарского полковника Леонтия Васильева, датированный 26 января 1762 г., свидетельствует, что к концу января уже более четырехсот казаков приняли присягу в Самарском Пустынно-Николаевском монастыре, и данные о которых были занесены в именные реестры. К тому же, этот полковник, разослав директивы о приведении к присяге той части запорожцев, проживавших в Великом Луге и на р. Волчей, из-за чего, собственно, не торопился отправить в Кош имеющийся список, желая дополнить его казаками из указанных регионов. Но, как видно из опубликованных документов, к апрелю месяцу Кош так и не увидел обещанных присяжных реестров из Самарской паланки. Двумя приказами, от 4 и 12 апреля 1762 г., самарскому полковнику, войсковая старшина настаивала на срочной отправке долгожданных реестров в Сечи. В последнем приказе, к которому, кроме самарского, приобщился и кодацкий полковник, даже относились чёткие сроки – три дня от получения документа. Однако отсутствие списков в архивах Коша, Генеральной Войсковой канцелярии и киевской губернской канцелярии, позволяет сделать вывод, что такие списки из паланок не были получены.
Причину отсутствия паланковых именных реестров запорожских казаков, которые присягнули на верность императору Петру III, следует, очевидно, искать в том факте, что к концу весны 1762 г. уже отпала потребность в таких списках. Ведь, в результате дворцового переворота этот монарх был отстранён от власти собственной женой – Екатериной II.
Открытым остается вопрос о наличии ещё одной присяги Войска Запорожского Низового, теперь уже на верность императрице Екатерине II. По крайней мере, переписка между кошевым атаманом Григорием Фёдоровым (Лантухом) и киевским генерал-губернатором И. Ф. Глебовым в период с июня по июль 1762 г., где поднимался данный вопрос, разрешает предполагать, что был составлен новый присяжный список»[1].
Таким образом, значительное уменьшение, по сравнению с реестром 1756 г., числа запорожцев с фамилией Мамай (с 24 до 8) объясняется, скорее всего, отсутствием списков казаков по паланкам, в одной из которых, Самарской[2], по нашим предположениям и проживал в то время не вошедший в списки наш Степан Мамай.
Вот восьмёрка вошедших в списки присягнувших.
Мамай Василь, казак Каневского куреня,
Мамай Кирик, казак Пластуновского куреня,
Мамай Михайло, казак Динского,
Мамай Олекса, казак Конеловского куреня,
Мамай Павло, казак Ведмедовского куреня,
Мамай Петро, казак Кореновского куреня,
Мамай Терешко, казак Джерелиевского куреня,
Мамай Яків (Яков), казак Нижнестеблиевского куреня.
Старший сын Степана Дмитро по нашим данным родился в 1759 году, то есть за 16 лет до падения Запорожской Сечи, а значит до обзаведения семьёй Степан Мамай наверняка был сечевиком, одним из славных лыцарей Войска Запорожского Низового.
[1] Присяга Війська Запорозького Низового 1762 року. Сост. Иван Синяк. Чернігів: Видавець Лозовий В. М. 2015. С. 5–20.
[2] Орельская паланка выделилась из Самарской в 1766 г.
А Вы исследовали свою семейную историю? Поделитесь в комментариях, нашли
ли Вы интересные факты о предках, или задайте вопросы — я помогу
разобраться! Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые статьи о
генеалогии и секретах родословной. Поддержите автора лайком или
небольшой подпиской на канал — это помогает создавать больше полезного
контента!
#Генеалогия
#Родословная #СемейнаяИстория #ПоискПредков #СемейноеДрево #Архивы
#История #ИсторияРоссии #Геральдика #ДНКТест #Наследие #СемейныеТрадиции
#АрхивныеДокументы #Интересное #Образование
