— Деньги не пахнут, говоришь? А нищета воняет. Тобой воняет, Люба. И нюхать это больше сил моих нет.
Борис бросил эти слова ей в лицо, как горсть грязного снега. Двадцать лет совместной жизни, два пуда соли съедено, а на выходе — вот это. Вонь.
Люба так и села на старенький табурет у двери, будто ноги подкосились. А муж, ее Боря, которого она всю жизнь обшивала-обстирывала, в которого верила, как в себя, деловито застегивал молнию на новой, с иголочки, сумке. Кожаной. Наверняка дорогой. Не чета их дерматиновым чемоданам, с которыми они когда-то на юг ездили.
— Ты… ты куда, Борь? — голос сорвался на шепот.
Он усмехнулся. Криво, безрадостно, словно примерял на себя новую, чужую жизнь, и она ему пока жала.
— Туда, где жизнь, Люба. Где не считают копейки до зарплаты. Где женщина пахнет духами, а не зажаркой для супа.
Он говорил это, не глядя на нее. Смотрел куда-то сквозь стену их крохотной двушки, которую они получили еще от его завода. Стену, на которой висели их свадебные фотографии вперемешку с детскими рисунками давно выросшего сына.
Всё. Спектакль окончен.
Борис — простой автомеханик с золотыми руками, всегда мечтавший о большем. И это «большее» прикатило к нему само. На шикарной иномарке с пробитым колесом. За рулем сидела Маргарита. Вдова местного «колбасного короля», женщина, у которой денег было, как у дурака махорки.
Сначала Борис просто ездил чинить ее автопарк. Потом — чинить что-то в ее загородном доме. Возвращался поздно, пах чужим домом, дорогим парфюмом и успехом. Стал придирчивым. То суп у Любы пересолен, то халат у нее старый, то в квартире «дышать нечем».
А Люба… Что Люба? Она швея. Всю жизнь по ателье, потом на дом заказы брала. Копеечка к копеечке. Крутилась, как могла. Думала, для семьи старается. Для него, для Бори.
И вот он, финал.
Он выпрямился, окинул прощальным взглядом их гнездо, которое теперь презрительно называл «скворечником».
— Не ищи меня, Люб. И не звони. Сын взрослый, сам все поймет. Живи как знаешь.
Хлопнула дверь. И в наступившей тишине Люба вдруг отчетливо поняла — ее предали. Не просто ушли к другой, а растоптали, вытерли ноги и ушли. Потому что она — «нищенка».
Она сидела так долго, что за окном стемнело. Ни слез, ни истерики. Только оглушающая пустота внутри. За что? Где она ошиблась? Когда их лодка дала течь?
Внезапно зазвонил телефон. Незнакомый номер. Люба смотрела на экран, не решаясь ответить. Кто это может быть? Может, Борис одумался?
Она все-таки взяла трубку. Голос на том конце был женский, деловой и совершенно чужой.
— Любовь Петровна? Добрый вечер. Меня зовут Анна Викторовна, я юрист. Мне нужно с вами встретиться. У меня для вас… не совсем обычные новости.
Какие еще новости? Какие юристы? Ей казалось, что самое страшное уже случилось. Но она не знала, что этот звонок — только начало. Начало совсем другой истории. Истории, в которой ее старая жизнь разлетится на мелкие осколки, чтобы собраться заново в совершенно неожиданный узор…
*****
Через пару дней в дверь позвонили. На пороге стояла та самая Анна Викторовна, идеально одетая женщина с кожаным портфелем. От нее пахло не зажаркой для супа, а большими деньгами и уверенностью.
Люба впустила ее в свою осиротевшую квартиру, суетливо предлагая чай.
— Не нужно, Любовь Петровна. Разговор серьезный.
Оказалось, двоюродная тетка Любы, которую она видела всего пару раз в глубоком детстве, оставила ей наследство. Люба даже не сразу поняла, о ком речь. Какая тетка? Откуда?
Юрист разложила на столе документы. А там… Квартира в областном центре. Крупная сумма на счетах. И — вишенка на торте — небольшая, но очень успешная швейная фабрика. Тетка всю жизнь ее строила, а под конец решила, что передать дело нужно не чужим людям, а родной кровиночке. Единственной, что осталась.
— Она… она знала про меня? — прошептала Люба, не веря своим ушам.
— Она следила за вашей жизнью. Издалека. Говорила, что в вас есть стержень. И руки золотые.
Стержень. А Боря говорил — нищета.
Решение пришло само. Что ее здесь держит? Муж-предатель? Сын давно живет своей семьей в другом городе. Воспоминания, которые теперь причиняли только боль?
Она продала квартиру за бесценок, лишь бы быстрее. Собрала два чемодана — почти как Борис, только ее сумки были старыми и потертыми. И уехала. В новую жизнь.
*****
Сначала было страшно. Огромный город, незнакомые люди. Фабрика, которая гудела, как растревоженный улей. Работницы смотрели на нее с недоверием: городская фифа, ничего не понимает, сейчас все развалит.
А Люба и правда ничего не понимала. В бизнесе, в цифрах, в управлении. Но она умела другое. Она видела ткань. Она чувствовала строчку. Она знала, как сидит платье, как сделать так, чтобы оно украшало, а не портило.
Она не стала сидеть в директорском кресле. Она пошла в цех. Встала рядом с портнихами, взяла в руки знакомые ножницы, села за машинку. Она не командовала — она показывала. Не приказывала — просила. И женщины увидели в ней не начальницу, а свою. Такую же, как они, только с искоркой в глазах. С идеями.
Люба начала менять модели. Добавила то, чего не хватало — простые, но элегантные платья для обычных женщин. Не для подиумов, а для жизни. Чтобы и на работу, и в театр, и на родительское собрание. И дела пошли в гору. О ее «Любушке» — так она назвала новую линию — заговорили в городе.
Она сама изменилась. Постриглась, сменила свой ситцевый халат на стильные брючные костюмы, сшитые ее же мастерицами. Расправила плечи. В глазах появилась спокойная уверенность. От прежней забитой Любы не осталось и следа. Была Любовь Петровна.
Про Бориса она старалась не думать. Иногда любопытство брало верх, и она заходила на страницу его новой пассии в соцсетях. Фотографии кричали о роскоши: яхты, заграничные курорты, рестораны. Борис рядом с Маргаритой выглядел холеным, но каким-то… чужим. Как будто его просто поставили в красивую декорацию, а он не знает, что в ней делать. Любе не было больно. Было странно. Словно она смотрела кино про незнакомого человека.
Ее новая жизнь бурлила. Новые знакомства, интересная работа, уважение людей. Она впервые за много лет почувствовала себя не чьей-то тенью, а собой. Живой. Настоящей.
*****
А у Бориса жизнь, похожая на глянцевую открытку, начала тускнеть. Маргарита, получив его в полное распоряжение, быстро потеряла к нему интерес. Он был для нее не мужем, а трофеем. Красивой игрушкой, которую можно показать подругам.
— Боря, принеси то. Боря, подай это.
— Боря, почему от тебя опять машинным маслом несет? Я же сказала, сиди дома.
Он больше не был механиком с золотыми руками. Он был «мужем Маргариты». Вечно скучающим, вечно ждущим. Его просили не лезть в ее дела, не общаться с его старыми друзьями-работягами. Он оказался в золотой клетке. А птичка в клетке не поет.
Последней каплей стал ее день рождения. Он полночи мастерил для нее изящный кованый цветок — розу из металла. Вложил всю душу, все свое умение. Подарил.
Маргарита повертела розу в руках и брезгливо поморщилась.
— Что это за железяка? Борь, ты бы лучше денег попросил, я бы тебе дала на нормальный подарок. А это… Отнеси в гараж. Будешь гайки на нее вешать.
И она рассмеялась своим громким, неприятным смехом. И в этом смехе Борис вдруг услышал то же самое, что когда-то всплывало в разговоре с Любой. Только теперь «нищенкой» был он. Нищим духом. Приживалой.
Он вспылил. Наговорил ей все, что думал. О ее пустой жизни, о ее фальшивых подругах. Маргарита не стала спорить. Она молча вызвала охрану.
— Вышвырните его. И проследите, чтобы ничего из моих вещей не прихватил.
Его выставили за ворота в том же, в чем он был. Без денег, без машины, без сумки. На улице шел холодный осенний дождь.
Первая мысль была — к Любе. Он был уверен, что она все так же сидит в их старой квартире, плачет в подушку и ждет его. Простит. Обязательно простит. Ведь они двадцать лет вместе. Разве такое выкинешь из жизни?
Он добрался до города на перекладных. Поднялся на свой этаж, нажал на кнопку звонка. Дверь открыли незнакомые люди.
— А Любовь Петровну можно?
— Нет тут таких. Мы квартиру с полгода назад купили.
Мир рухнул во второй раз. Он бросился к старым знакомым, к сыну. И по крупицам, по обрывкам фраз, собрал картину. Уехала. Поднялась. Теперь — бизнес-леди.
Его душила смесь зависти, злости и непонятной надежды. Он нашел адрес ее фабрики и поехал.
Он увидел ее через стекло витрины магазина при фабрике. Она стояла посреди зала, что-то с улыбкой объясняла покупательнице, поправляла на ней шаль. Совсем другая. Уверенная, стильная, спокойная. Красивая. Такой он ее никогда не видел.
Борис набрался смелости и вошел.
— Люб… Здравствуй.
Она обернулась. В ее глазах не было ни удивления, ни гнева. Только спокойное, вежливое любопытство, с которым смотрят на случайного прохожего.
— Здравствуй, Борис.
Он начал говорить. Сбивчиво, жалко. Про то, как ошибся. Что Маргарита — чудовище. Что он все понял, все осознал. Что любит только ее, Любу, и всегда любил.
— Я хочу вернуться, Люб. Давай все начнем сначала?
Он ждал чего угодно: криков, упреков, слез. Но она молчала. А потом тихо сказала, глядя ему прямо в глаза:
— Знаешь, Боря, а ведь ты был прав. Нищета и правда имеет запах. Это запах отчаяния, страха и неуважения к себе. Я очень рада, что избавилась от этого запаха. А ты, кажется, только сейчас им по-настоящему пропитался.
Она открыла сумочку, достала несколько крупных купюр и протянула ему.
— Это тебе на билет и на еду.
Он смотрел то на деньги, то на нее, и не мог поверить.
— Люба, ты…
— Возвращаться тебе некуда, Боря. Мой дом больше не пахнет ни тобой, ни твоими страхами. Прощай.
Она развернулась и пошла вглубь цеха, откуда доносился ровный гул швейных машин. А он так и остался стоять посреди магазина, жалкий, мокрый и никому не нужный. В руке он сжимал деньги. Деньги, которые теперь пахли его собственным унижением.
🎀Подписывайтесь на канал — впереди нас ждет еще много интересных и душевных историй!🎀