Она отдала команду, которая должна была столкнуть два пассажирских самолёта, которые пилотировали её муж и любовник.
Марина прижала ладони к холодному стеклу панорамного окна диспетчерской вышки. Внизу ползали огни самолётов, похожие на светлячков в банке. Её мир крепкого дома и семейного счастья, рухнул пять дней назад из-за крошечной трещины в идеальном фасаде. Той самой трещины — отпечатка чужих, намеренно сочных губ на воротнике рубашки её мужа, Кирилла. И второго, «рабочего» телефона, который она нашла в его кармане, потянувшись за жвачкой.
Пять лет. Пять лет их «идеального» брака двух небожителей — он, командир воздушного судна на дальнемагистральных рейсах, она — один из лучших диспетчеров в крупном хабе. Они парили над миром обывателей, и их брак казался крепким, как бронестекло пилотской кабины. Но бронестекло не бьётся изнутри.
Она начала расследование с холодной яростью следователя, ведомого не законом, а болью. Его пароль от облачного хранилища — дата их свадьбы. Он был так сентиментален. И так глуп. Папка «Техническая документация» оказалась кладезем фотографий. Кирилл и смеющаяся блондинка из экипажа на фоне Эйфелевой башни. Кирилл, обнимающий за талию смуглую стюардессу в баре Бангкока. Десятки улыбок, поцелуев, объятий. Не одна. Практически весь бортсостав. Их общий успех, их дом, их воспоминания — всё было пропитано ложью, как перфорированный бак горючим. Судя по фотографиям, он начал изменять ей чуть ли не сразу после свадьбы.
В отчаянии, ища хоть каплю человеческого тепла, она пришла к Игорю. Коллеге, пилоту, с которым годами был лёгкий, ничего не значащий флирт у кофейного аппарата. Он видел её слёзы, видел раздавленность. От него она узнала, что о похождениях её мужа знает вся авиакомпания и по молчаливому уговору ей об этом никто и никогда не расскажет. А дальше его сочувствие быстро перешло в страсть. В его объятиях она чувствовала себя живой, нужной, желанной. Он шептал, что всегда её любил, что они предназначены друг для друга.
Однажды, в порыве чувств, она ему предложила расписаться и жить вместе.
— Я уйду от Кирилла, — говорила она. — Мы будем вместе.
Его объятия ослабли. Он отстранился, и в его глазах она увидела не решимость, а жалкую, трусливую неуверенность.
— Мариш… я не могу. Уйти от неё… это невозможно.
— От кого? — прошептала она, и лёд уже начал сковывать её изнутри.
— От Лены. Моей жены. Она… — он замолчал, не в силах выдержать её взгляд.
— Кто она? Ты не говорил, что женат! — голос Марины стал тихим и опасным.
— Старшая стюардесса в моём экипаже.
Мир не рухнул. Он рассыпался в мелкий, ядовитый порошок. Она поняла всё. Их роман не был секретом. Это сообщество летного состава. Лётчики, стюардессы, все кто поднимался в небо чувствовали себя отдельной кастой. А она - просто диспетчер. Они летали в одни рейсы, смеялись над её горем, покрывая друг друга. Она была не жертвой трагедии, а участником грязного, пошлого фарса. Даже жена Игоря всё знала, но у них были свободные отношения и ей было до лампочки с кем встречается муж.
Боль и унижение кристаллизовались в чистую, ледяную ярость. Именно тогда она начала готовить свою месть, то блюдо, что подают холодным. И видимо сама судьба подкинула ей возможность осуществить её. Оба экипажа, Кирилла и Игоря, должны были в один день прилетать в её аэропорт, выполняя порожние рейсы без пассажиров и без грузов.
В тот день она поменялась сменами с подругой, якобы, чтоб подгадать выходной под праздник.
И вот она на своем рабочем месте, выводя на экран два безобидных значка. Рейс 741. Рейс 208.
Её сердце не колотилось от страха. Оно билось ровно и гулко, как молот о наковальню, отстукивая обратный отсчёт.
Голос главного диспетчера, Сергея, вернул её к реальности.
— Марина, ты как? Выглядишь бледной. Всё в порядке?
— В норме, Сергей Иванович. Ночная смена, привыкла, — её собственный голос прозвучал чужим, отстранённым, будто доносящимся из соседней комнаты. Она отвернулась к экрану, чтобы он не увидел той абсолютной, бездонной пустоты, что была в её глазах.
Она наблюдала, как два крошечных символа на радаре, неумолимо сближаются. Воздушное пространство стало шахматной доской, а она — холодным и безжалостным игроком.
Погода, как и передавала метеослужба, портилась с идеальной точностью и это ей было на руку. Надвигался массивный грозовой фронт — живая, дышащая стена из свинцовых туч и слепящих разрядов. Идеальная слепая зона. Сергей, кряхтя отправился за кофе, его кресло на мгновение опустело. Момент был сейчас.
Её пальцы, холодные и сухие, обхватили микрофон. В ушах стоял звенящий тихий гул. Она чётко видела их перед собой: Кирилла с его снисходительной улыбкой, Игоря с его трусливыми, жалкими оправданиями. Всех их.
— Рейс 741, Уральск-контроль, набирайте 7000, — её голос был ровным, металлическим, лишённым всяких эмоций. Голос системы.
В наушниках раздался спокойный, профессиональный баритон Кирилла. Её Кирилла. Он даже не заподозрил подвоха.
— Рейс 741, набираем 7000.
Она перевела дух. Первая фигура на доске сделала ход. Теперь вторая.
— Рейс 208, Уральск-контроль, снижайтесь до 7000.
— Рейс 208, снижаемся до 7000, — отозвался Игорь. Они все так слепо ей доверяли.
Актёры выведены на сцену. Два лайнера, две стальные птицы, ринулись навстречу друг другу в самое сердце грозового фронта. Марина не дышала, наблюдая, как две точки на экране вот-вот сольются в одну.
Тишину кабин самолётов взорвал пронзительный, автоматический, нечеловеческий визг системы предупреждения TCAS: «Traffic! Traffic!». На экране перед ними вспыхнуло кроваво-красное предупреждение о конфликте, заливая кабины алым светом.
— Марина! Что ты творишь?! — Сильная рука впилась ей в плечо, с силой оттягивая от пульта. Это был Сергей. Его лицо, искажённое неподдельным ужасом, возникло рядом. Чашка с кофе лежала разбитой на полу. — Немедленно дай им команду на расхождение! Сейчас же!
Она оттолкнула его с неожиданной для хрупкой женщины силой, её взгляд был пуст и непробиваем, как у камня.
— Так вам всем и надо, подлецы. «Вы все это заслужили», —прокричала она в микрофон, и это был приговор, финальная реплика в спектакле.
Но Сергей вцепился в неё снова, его пальцы впились в её руку так, что стало больно, его голос сорвался на животный, сиплый шёпот, полный отчаяния:
— Очнись, ради Бога! Это НЕ ферри-рейсы! У них полная загрузка! Там люди! Триста пассажиров у каждого на борту! Их переназначили из-за отмены утренних рейсов! Я видел манифесты! Что ты творишь!
Его слова не просто пробили лёд. Они разнесли его в щепки. Сквозь нарастающий шум в наушниках она услышала не команды, не профессионализм, а чистый, неразбавленный, первобытный ужас.
У неё перед глазами встали картины, что происходят в кабинах пилотов. Голос Кирилла, сдавленный, чужой, полный адреналина: «Борт… уклоняемся! Держитесь!». Истеричный, срывающийся крик Игоря: «Чёрт! Что происходит?! Что ты делаешь?!».
В её руках было не правосудие. Не месть. В её руках — жизни шестисот человек, которые просто летели домой. Детей, ждущих родителей, влюблённых, стариков… Глухая, всепоглощающая волна тошноты подкатила к горлу. Профессиональный инстинкт, выдрессированный годами, проснулся мгновенно, сокрушая жажду мести, смывая её, как волна замок из песка. Она сделала глубокий судорожный вдох, её пальцы сжали микрофон так, что кости побелели, её губы приоткрылись, чтобы выкрикнуть команду, единственную спасительную команду…
…и она проснулась.
Резкий, сухой, лающий вздох наполнил её лёгкие. Сердце колотилось бешено, дико, выпрыгивая из груди. Ладони были влажными и холодными. Она сидела, откинувшись в своём собственном кресле, в гостиной, перед потухшим экраном телевизора. За окном только начинало смеркаться, окрашивая комнату в сизые сумеречные тона. До её ночной смены оставалось три часа.
Сон. Это был всего лишь сон. Ужасающе реальный, до последней детали, до последней спазмой мышцы.
Она провела дрожащей рукой по лицу, пытаясь отдышаться, отогнать прочь остатки леденящего ужаса, что сковал её во сне. Сны наяву. Так её мозг пытался до неё достучаться. Предупредить. Показать ей пропасть, на краю которой она стояла.
Марина медленно, как автомат, поднялась и подошла к окну. Где-то там, в аэропортах других городов, уже готовились к вылету два самолёта. Рейс 741. Рейс 208.
Она закрыла глаза, всё ещё чувствуя призрачный холодок микрофона в своей руке и слыша отголоски панических криков в наушниках. Цена возмездия. Та цена, которую она, проснувшись, с ужасом осознала, что была готова заплатить.
Тишина в комнате была звенящей, давящей, физически ощутимой. Авиадиспетчер не может узнать сколько человек на борту — это коммерческая тайна авиакомпании. И на сегодняшнюю смену, которую она выменяли у коллеги, у неё всего один вопрос, висящий в воздухе, тяжёлый, как свинец, острый, как осколок стекла: кем она пойдёт на смену сегодня вечером? Монстром, жаждущим крови, одурманенным обидой, или тем профессионалом, чья клятва хранить жизни оказалась сильнее личной трагедии?
Ответа не было. Только гулкая, всепоглощающая тишина, как перед взлётом. Тишина, в которой предстояло родиться её решению.
Спасибо за внимание! Обязательно оставьте свое мнение в комментариях.
Прочитайте другие мои рассказы:
Обязательно:
- Поставьте 👍, если понравился рассказ