Поезд только начал набирать ход, пассажиры рассаживались по местам. В моём купе оказались трое мужчин — я, ещё один в костюме с портфелем и парень-студент с наушниками. Атмосфера была обычная, спокойная: каждый занимался своим делом, готовился к долгой дороге.
И тут дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет тридцати пяти — невысокая, с рюкзаком и заметной нервозностью на лице. Она переступала с ноги на ногу, словно решалась на что-то важное, а потом, наконец, выпалила:
— Простите… я не могу так ехать. Мне страшно.
Мы переглянулись, не понимая, о чём речь.
— Что значит «страшно»? — осторожно спросил мужчина с портфелем.
Женщина тяжело вздохнула и продолжила:
— Мне дали место в вашем купе, но я не поеду с тремя мужчинами. Я боюсь. У меня паника. Пожалуйста, переселите меня куда-нибудь, хоть в плацкарт. Только не сюда.
Она обратилась не к нам, а сразу в коридор, где стояла проводница. В её голосе дрожали и страх, и упрямство.
Мы сидели в ступоре, будто нас только что объявили преступниками.
Не хочу с мужиками
Мы с соседями переглянулись, и первым не выдержал студент с наушниками:
— Эй, подождите. А мы тут при чём? Мы что, страшные какие-то?
Мужчина с портфелем тоже нахмурился:
— Девушка, у нас обычные билеты, мы точно такие же пассажиры, как и вы. Почему вы решили, что с нами опасно ехать?
Женщина прижимала рюкзак к груди, будто он был щитом.
— Поймите, я не говорю, что вы плохие. Просто мне не по себе. В купе три мужчины, я одна. Я не смогу уснуть, буду трястись всю ночь. Мне нужен другой вагон или хотя бы купе, где есть женщины.
Она смотрела только на проводницу, словно нас в купе уже не существовало.
Проводница замялась. Ситуация была щекотливая: формально — у всех билеты, никто правил не нарушал. Но у женщины был страх, и он явно был настоящим.
— Ну что вы хотите от меня? — осторожно спросила проводница. — Билеты проданы, мест свободных почти нет.
— Тогда поменяйте меня с кем-нибудь, умоляю! — настаивала женщина. — Хоть в плацкарт, хоть куда, только не с мужчинами.
Вагон уже начал оживляться: люди тянулись из коридора, подслушивали, переговаривались.
— Во дают, — буркнул кто-то. — С ума сошла.
— А если бы наоборот мужчина сказал, что боится женщин? Его бы засмеяли, — хмыкнула бабушка у двери.
А мы сидели на своих местах и чувствовали себя как под судом: нас никто прямо не обвинял, но само требование женщины звучало так, будто ехать с нами — это угроза.
Три против одного страха
Напряжение росло. Мужчина с портфелем не выдержал и поднялся с места:
— Послушайте, мы взрослые люди. Я еду в командировку, парень тут студент, другой вообще книгу читает. Мы что, похожи на хулиганов?
— Мне всё равно, — перебила его женщина. — Я не смогу с вами ехать, что хотите говорите. Мне нужен вариант с женщинами.
Я почувствовал, как раздражение нарастает.
— А нам теперь что, извиняться за то, что мы мужчины? Мы билеты купили честно. Хотите — сами ищите кто с вами поменяется.
Женщина уже на грани истерики вцепилась в рукав проводницы:
— Я заплачу доплату, я что угодно сделаю, только не оставляйте меня тут! У меня панические атаки, понимаете?!
Проводница явно колебалась. С одной стороны — права пассажиров в купе, с другой — эта женщина с глазами, полными ужаса. В коридоре уже толпились люди, перешёптывались:
— Да уж, с такими страхами лучше дома сидеть.
— Но и жалко её немного… видно, что у неё реально паника.
Мужчина с портфелем повернулся к проводнице:
— Скажите прямо: она едет с нами или нет? Мы тут при чём, что ей страшно?
Проводница тяжело вздохнула.
— Я попробую найти решение. Но предупреждаю: мест почти нет. Если кто-то согласится поменяться — переселю. Если нет, придётся ехать так.
Женщина побледнела и покачала головой:
— Нет, я не останусь. Лучше стоять в коридоре, чем ехать с мужиками.
И вот эта фраза окончательно добила нас всех — звучало так, будто нас поставили в один ряд с угрозой.
Неудобный обмен
Проводница уже готова была закончить спор, как вдруг из соседнего купе выглянула женщина в очках, лет сорока пяти.
— Ладно, — вздохнула она, — у меня место практически в женском купе, там две пассажирки едут и старик. Пусть эта нервная девушка идёт туда, а я переселюсь к вам. Раз уж никому больше не нравится.
Мы переглянулись, а проводница оживилась:
— Вот и решение! Пересаживайтесь.
Наша боязливая соседка вспыхнула благодарной улыбкой:
— Спасибо вам! Спасибо огромное! Я хоть спокойно поеду.
Она быстро схватила рюкзак и поспешно ушла в соседнее купе. А женщина в очках, бурча под нос, занесла свои сумки к нам и села на свободное место.
— Ну, здравствуйте, мужчины, — сказала она сухо, — надеюсь, вы храпите не громко.
Мы рассмеялись и только пожали плечами.
Казалось, ситуация разрешилась. Но через десять минут в коридоре раздались возмущённые голоса. Из соседнего купе доносилось:
— Да она тут всех строит! Полку захотела выбрать «поудобнее», вещи чужие подвинуть потребовала, окно ей мешает, радио шумит!
Дверь распахнулась, и в коридор выглянула одна из женщин из того самого купе, куда переселили тревожную пассажирку. Её лицо было красным от злости.
— Верните её обратно! Я её пустила, думала — девочка скромная, а она устроила допрос, кто во сколько ложится спать и кто громко дышит! Я с ней не поеду!
Весь вагон загудел: кто-то хохотал, кто-то качал головой.
— Ну вот, — вздохнул мужчина с портфелем, — боялась ехать с мужиками, а среди женщин ещё хуже.
Проводница схватилась за голову: вместо решения — новый скандал.
Ультиматум на рельсах
Вагон гудел, как улей. Пассажиры в коридоре уже открыто смеялись и обсуждали происходящее, а сама «нервная» дама выглядывала из купе и говорила громко, на весь вагон:
— Я не поеду с этими женщинами! Они слишком шумные, и окно мне дует, и вообще они меня не понимают!
Проводница, до этого державшаяся спокойно, наконец сорвалась. Голос её зазвенел так, что смолк даже мальчишка, катавшийся по коридору на чемодане.
— Хватит! — рявкнула она. — Ваш билет — в том купе, куда вас пересадили. Не нравится? Тогда возвращайтесь на своё место, где три мужчины.
— Но я боюсь! — вскинулась дама, сжимая рюкзак. — Я не останусь там, меня трясёт!
— Значит так, — сказала проводница жёстко. — Либо вы едете там, где указано в билете, либо на ближайшей станции я вас снимаю с поезда. С вещами, да хоть с ребёнком — мне всё равно. Скандалов в вагоне я больше терпеть не буду.
Толпа пассажиров в коридоре зашумела, поддерживая проводницу:
— Правильно!
— Давно пора!
— Всю дорогу людям испортила!
Женщина побледнела, губы задрожали. Она оглянулась, ища хоть малейшую поддержку, но вагон уже был против неё.
— Ладно, — процедила она сквозь зубы. — Останусь там, где переселили. Но если что случится, знайте — это на вашей совести!
Она громко хлопнула дверью купе, спрятавшись внутри.
Проводница выдохнула и, обернувшись к толпе, развела руками:
— Всё, вопрос закрыт. Дальше пусть едет и не мешает.
Люди засмеялись, и шум в вагоне постепенно стих.
Последний выход
К утру поезд уже подходил к станции назначения. В вагоне снова зашуршали сумки, застучали по полу чемоданы, запахло горячим чаем и бутербродами. Но главной темой разговоров оставалась наша нервная попутчица.
— Всю ночь не спала, — рассказывала соседка из того купе, куда её переселили. — То окно закрыть, то открыть. Чуть ли не проверяла, кто как дышит.
— С таким характером ей не в поездах ездить, а в санаторий, — буркнул мужчина с портфелем, поправляя галстук.
— Хорошо, что проводница её на место поставила, — добавил студент. — А то поезд бы превратился в её личный театр.
Когда поезд замедлил ход, женщина появилась в коридоре. Лицо у неё было бледное, губы сжаты. Она старательно не смотрела ни на кого, только крепко прижимала рюкзак к себе и торопливо продвигалась к выходу. Мальчик из соседнего купе, увидев её, шепнул матери:
— Мам, это та тётя, которая всех ругала?
Женщина дёрнулась, ускорила шаг, будто эти слова были для неё ударами.
Пассажиры, в отличие от неё, не спешили скрывать эмоций: кто-то откровенно фыркнул ей вслед, кто-то закатил глаза, а кто-то усмехнулся:
— Вот и закончилась «борьба за женское купе».
А я, наблюдая за этим, поймал себя на мысли: никакие билеты, никакие стены купе не дадут спокойствия, если человек сам несёт внутри хаос.
Поезд остановился. Толпа хлынула на перрон. Наша «героиня» растворилась среди людей, торопливо шагая прочь, а за ней ещё долго тянулось шёпотом одно слово:
— Истеричка.
Поезд, как зеркало: кто-то едет в дороге спокойно, а кто-то везёт с собой собственные страхи и делится ими со всем вагоном.