Я только успела разместиться в своём купе СВ. Просторная полка, чистое бельё, мягкий свет лампы — всё выглядело так, как и должно, когда платишь за комфорт. После многих поездок в плацкарте я решила один раз позволить себе роскошь: тишина, личное пространство, никакой толпы.
Не успела я достать книгу, как дверь резко распахнулась. На пороге стояла пара — мужчина и женщина лет тридцати пяти.
Женщина была с чуть округлившимся животом. С первого взгляда было понятно — ранний срок беременности.
— Извините, — начал мужчина, мнительно оглядываясь, — у нас к вам просьба. Дело такое… Мы купили билеты в плацкарт, но там места прямо у туалета. Жене тяжело, сами понимаете… Она беременна, ей нужно отдохнуть, полежать спокойно.
Женщина стояла рядом молча, держась за живот, будто подтверждая слова мужа.
— Может быть, вы согласитесь поменяться? — продолжил он. — Мы, конечно, не бесплатно. Дадим вам сверху две тысячи, чтобы, по справедливости, было.
Он говорил уверенно, даже немного нагловато, будто предлагал выгодную сделку, от которой невозможно отказаться.
А я сидела на своей полке и не верила ушам: мне предлагали отдать место в СВ за боковушку у туалета — только потому, что кому-то вдруг вздумалось, что их нужда важнее моей.
Цена вопроса
Я машинально поправила книгу на столике и, чтобы скрыть растерянность, сделала вид, что спокойно обдумываю предложение. Но внутри всё вскипело.
Две тысячи сверху? Да мой билет стоил в три раза дороже плацкарта! Я заплатила за СВ почти всю месячную премию, мечтая хоть раз в жизни поехать как человек: без соседей, без толкучки, без вечного шума и запахов еды из пакетов.
— Простите, — начала я осторожно, — но вы же понимаете, что дело не в цене на билет.
Мужчина скривился, словно услышал что-то абсурдное.
— Ну и что? Деньги ведь не главное, — сказал он, пожав плечами. — У вас тут одна полка, а нас двое. И жене тяжело, она должна отдыхать. Разве вам трудно переселиться к людям, а? Всё равно же ехать недолго.
Женщина рядом прижимала ладонь к животу и смотрела на меня с немой укоризной. В её глазах читалось: «Ты что, бессердечная? Откажешь беременной?»
В коридоре уже начали собираться пассажиры из соседних купе — любопытные всегда тянулись к чужим разговорам. Кто-то перешёптывался:
— Вот наглые…
— С плацкарта в СВ перебраться решили.
— А девушка-то явно не согласна.
Я чувствовала, что ситуация накаляется. Словно ещё немного — и они начнут давить сильнее, играя на жалости и давлении публики.
А у меня внутри боролись злость и чувство вины. Да, я видела её живот. Но разве это значит, что ради чужой выгоды я обязана отказаться от того, за что сама заплатила честные деньги?
Игры жалости
Мужчина шагнул ближе, встал почти в дверях, перекрывая выход, и уже без улыбки произнёс:
— Послушайте, давайте по-человечески. Вам что, трудно уступить? Женщина беременна, вы сами видите. Сами, небось, когда-то матерью станете — поймёте.
Он говорил тоном не просьбы, а укоризны, как будто я уже была виновата в том, что не бросилась отдавать им своё место.
Женщина при этом подыгрывала: она тяжело вздохнула, сделала шаг внутрь и устало прислонилась к стенке купе.
— Мне бы полежать спокойно… — почти прошептала она, глядя на мужа, а потом перевела взгляд на меня. — Разве трудно помочь беременной?
Я почувствовала, как сжимается горло. Внутри закипала злость, но рядом с этим сидела и тень вины.
В коридоре шум усиливался. Пассажиры шептались громче, кто-то уже открыто обсуждал:
— Вот ведь, наглость. С плацкарта в СВ за две тысячи…
— Но всё же она беременная, может, и правда стоит уступить?
Я уловила, как мнения разделились: часть людей смотрела на меня с сочувствием, другая — с осуждением, словно я отнимала у ребёнка последнюю подушку.
Мужчина усилил нажим:
— Ну что вы упираетесь? Всё равно в плацкарте веселее, там люди, жизнь кипит. А тут что — сидеть одной? Давайте так: вы переселяетесь, мы вам даём две тысячи и спасибо. Все довольны.
Он сказал это с таким вызовом, что кровь у меня закипела. Мне предлагали «веселье в плацкарте» в обмен на купленное за большие деньги спокойствие.
Я поняла: если сейчас промолчу — они в наглую просто вытеснят меня из купе.
Граница терпения
Я глубоко вдохнула, стараясь говорить спокойно, но каждое слово отдавалось в груди тяжёлым камнем:
— Нет. Я не собираюсь никуда переселяться. У меня билет в СВ, я за него заплатила, и менять его на плацкарт — тем более за какие-то две тысячи — не буду.
В купе повисла тишина, как перед грозой.
Мужчина медленно выпрямился, и в его глазах мелькнуло раздражение, сменившееся откровенной злостью.
— Значит, тебе, девочка, деньги дороже человеческого сочувствия, да? — процедил он. — Стерва.
Женщина тут же подхватила, вскинув брови:
— Бессердечная! Как земля таких носит? Ты бы ещё беременную на верхнюю полку запихнула!
В коридоре ахнули. Кто-то возмутился:
— Да вы что, совсем обнаглели? Девушка права! У неё билет, а не у вас!
Но пара уже не слышала. Их слова сыпались, как удары:
— Эгоистка!
— Бездетная змея!
— Хоть бы раз подумала не только о себе!
Я сидела, вцепившись в подлокотник, и чувствовала, как лицо горит. Их оскорбления били на публику, рассчитаны были не на меня одну, а на эффект толпы.
Пассажиры вокруг начали шуметь: кто-то защищал меня, кто-то отмахивался — мол, «лучше бы уступила, меньше проблем».
Поезд качался на рельсах, а в купе всё гремело, будто буря ворвалась внутрь.
Я понимала: либо сейчас я выдержу, либо они просто раздавят меня морально.
Слово проводницы
В самый разгар криков дверь в купе резко отворилась. На пороге появилась проводница — строгая женщина в форме, с глазами, в которых сразу читалось раздражение. Видно было, что её вызвали шумные голоса из коридора.
— Так, что здесь происходит? — её голос резанул по тишине, которая мгновенно повисла в вагоне.
Мужчина сразу вскинул руки, делая вид, что он — жертва.
— Мы просто попросили по-человечески! У меня жена беременная, а эта… — он бросил на меня полный ненависти взгляд, — отказалась помочь. Упрямая, бессердечная!
Женщина театрально прижала ладонь к животу и выдохнула:
— Я боюсь за ребёнка. А она смеет нас прогонять.
Проводница медленно обвела всех взглядом, потом остановилась на мне:
— У вас билет в СВ?
Я кивнула, протягивая квитанцию. Она быстро глянула, повернулась к паре и произнесла твёрдо, почти стальным голосом:
— У вас плацкарт. Там и будете ехать.
— Но вы же видите, она беременна! — взвыл мужчина.
— Мне всё равно, — отрезала проводница. — Билеты разные, цена разная. Хотите ехать в СВ — покупайте сюда места. Самовольные пересадки запрещены. А если будете скандалить дальше — высажу на ближайшей станции.
Её голос был таким холодным и решительным, что даже толпа в коридоре затихла.
Мужчина попытался что-то возразить, но пассажиры за его спиной уже негодовали:
— Правильно, гоните их!
— Нечего сюда лезть!
— Девушку ещё оскорбляют, сами виноваты.
Под давлением и проводницы, и публики пара нехотя отступила. Мужчина злобно сжал кулаки, женщина театрально всхлипывала, но их вытеснили обратно в коридор.
Дверь захлопнулась, и в купе воцарилась тишина.
Я впервые за всю поездку выдохнула спокойно.
Разные дороги
Утро в поезде всегда шумное: звяканье посуды, шорох пакетов, возня с багажом. Я собрала свои вещи и выглянула в коридор.
В вагоне царила обычная предстанционная суета, но кое-какие взгляды пассажиров задерживались на мне — мол, это та самая девушка, которая не дала «продавить» себя ночью.
Когда состав замедлился перед станцией, я увидела в проходе знакомую пару. Они вышли из соседнего плацкартного вагона, заметно помятые и раздражённые. Женщина держалась за живот, мужчина тащил рюкзаки.
Мы встретились глазами лишь на секунду — и в этом взгляде читалось всё: злость, обида, ощущение, что мир им «должен». Но слов они не сказали: молча свернули к своему выходу вместе с толпой из плацкарта.
А я шагнула на перрон из своего СВ — спокойно, без суеты, с лёгким чувством победы. Не потому что «выиграла спор», а потому что отстояла своё право на честно купленный комфорт.