Валюхины рассказы

Поезд «Москва–Сочи» тронулся под вечер. Люди рассаживались, укладывали сумки, доставали чай и перекус. В вагоне стоял запах дороги и легкое волнение — впереди было двое суток пути. Я устроился на своей нижней полке и уже достал книгу, когда в тамбуре послышались визг и детский смех. Через минуту в проход влетела женщина лет тридцати с двумя детьми — мальчиком и девочкой. Оба визжали, прыгали и тянули на себя чемодан. — Осторожно, сейчас поезд тронется! — сказала проводница, пытаясь помочь им подняться...

Поезд “Москва–Адлер” тронулся под привычный стук колёс. Я занял своё место на нижней полке, достал контейнер с домашней едой — курицу с картошкой, приготовленную женой, — и уже собирался поужинать, когда в купе вошла она. В этот момент в поезд заходила невысокая женщина лет тридцати, с округлившимся животом и слишком деловым выражением лица. Проводница помогла ей поставить чемодан, и та сразу сообщила: — Мне, пожалуйста, место поближе к выходу. Мне так легче. Я беременна, если что. Она села, тяжело вздохнула и, не поздоровавшись, достала подушку...

Ночь. Плацкарт гудит колёсами, тусклый свет люминесцентных ламп делает всё вокруг чуть серым, как в старом фильме. Я уже почти засыпал, завернувшись в чистую белую простыню, только что выданную проводницей. Сверху тихо храпел мужчина, а под ним на нижней полке женщина в наушниках листала телефон. Всё было спокойно. До тех пор, пока не появилась она. В вагон зашла девушка — спортивная, в яркой куртке, с рюкзаком за плечами и наушниками в ушах. В глазах — уверенность человека, которому всё можно. Проводница показала ей на верхнюю полку...

Поезд Москва-Анапа тронулся, колёса зазвенели, а в купе запахло дорогой: чаем, курицей из фольги и чужими разговорами. Казалось, всё будет спокойно — четыре места, обычные попутчики. Но уже через десять минут я понял, что ошибся. На нижней полке напротив устроилась молодая мама с двумя детьми — мальчик лет семи и девочка чуть младше. Дети, едва поезд тронулся, включили планшет. Из динамиков заорали мультики — визг, смех, песни, а потом ещё и реклама. Звук был таким громким, что даже проводница, проходя мимо, обернулась...

Поезд «Москва-Сочи» уходил поздним вечером, и я заранее продумал всё до мелочей. Жена беременна, срок уже приличный, а путь — почти сутки. Я решил не экономить и выкупил всё купе, чтобы никто не мешал, не топал, не храпел и не открывал дверь каждые десять минут. Хочется ведь тишины и покоя — редкое удовольствие в наше время. Мы зашли в вагон — свежий ремонт, мягкие сиденья, кондиционер гудит ровно. Жена улыбнулась: — Вот теперь я чувствую, что замужем за ответственным человеком. Я засмеялся: — Не говори...

Весна выдалась ранняя. Снег сошёл быстро, и на участке у меня наконец можно было заняться забором, который я собирался обновить уже третий год подряд. Старые доски шатались, сетка порвалась, и собака соседа давно считала мою грядку своим туалетом. Я пригласил рабочих, купил новые металлические столбы и сам вымерял всё по отметкам, чтобы забор шёл строго по границе. Всё по правилам — ни сантиметром в сторону. Но стоило мне забетонировать первый столб, как из калитки выскочил сосед — Пётр Иванович, мужчина лет пятидесяти, в спортивных штанах и с вечно недовольным выражением лица...

Самолёт только начал набирать пассажиров. Люди вежливо пропускали друг друга, стюардессы улыбались дежурными улыбками, и в воздухе уже витала та особая смесь раздражения и тесноты, которая появляется ещё до взлёта. Я занял своё место в среднем ряду — ни у окна, ни у прохода, как назло. Самое “социальное” место в самолёте, где нужно делить и воздух, и локти, и терпение. Слева от меня устроился мужчина в деловом костюме — типичный офисный хищник, который всё делает уверенно, будто даже в эконом-классе летит по личному распоряжению директора...

Поезд тронулся, мягко качнул вагон, и я уже устроился на своей верхней полке, наслаждаясь мыслью, что впереди ночь спокойного пути. Я люблю верхние места — там никто не толкает, не просит подвинуться, и можно спокойно читать или просто смотреть в окно, если приподняться. Через несколько минут в купе вошла женщина лет тридцати пяти — ухоженная, в яркой кофте и с блестящей сумкой. Она быстро осмотрела купе, положила вещи на нижнюю полку и вдруг, не теряя времени, подняла глаза на меня: — Молодой человек, а не поменяетесь ли вы со мной местами? — С какой стати? — удивился я...

Поезд уже тронулся, вагоны мягко заскрипели, за окном замелькали поля и станции. Я устроился на нижней полке, достал книгу, надел наушники и наконец почувствовал то самое приятное чувство — дорога только началась, впереди несколько часов покоя. Но покой длился ровно до тех пор, пока моя пожилая соседка по купе не заметила татуировку на моей руке. Она сидела напротив, поправляла платок, с сумкой из «Уривермага» у ног и таким выражением лица, будто увидела что-то кощунственное. — Молодой человек, —...

Поезд уже стоял на перроне, когда я поднялся в свой вагон. Длинный коридор с гулким эхом шагов, запах железной пыли, чай из термоса у проводницы — всё привычно. Я нашёл своё место по билету: нижняя полка, как раз то, что нужно для спокойной дороги. Поезд тронулся, я скинул сумку, разложил вещи и только собрался присесть, как из-за угла выскочил мой сосед — высокий мужик лет сорока с хмурым лицом. — Ты куда сел?! — рявкнул он так, что люди обернулись. Я опешил, показал билет: — Здесь моё место. — А мне плевать! — он шагнул ближе, глаза налились злостью...

Самолёты я не люблю, но всегда беру место у окна. Для меня это единственное утешение в полёте: смотреть, как облака уходят под крыло, как города становятся маленькими, как солнце садится за горизонт. В этот раз я даже доплатил за выбранное место — чтобы не спорить, не меняться и спокойно провести несколько часов. Когда я подошёл к своему ряду, то сразу заметил: на моём месте у окна уже сидит женщина. Рядом на коленях у неё вертелся ребёнок лет трёх, который громко щебетал и крутился так, что соседнее кресло тоже оказалось занято...

Поезд только тронулся, люди ещё раскладывали вещи и устраивались по полкам. Я села к окну, достала книгу и подумала, что впереди меня ждёт тихая дорога. Но моё спокойствие нарушилось ещё до того, как проводница проверила билеты. На соседней полке устроилась пожилая женщина лет шестидесяти. С виду обычная: яркий платок, очки на цепочке, большая авоська с продуктами. Но едва она села, как её взгляд уткнулся не в книгу, не в билет, а прямо в моё лицо. Вернее, в серьгу в носу. Сначала она молчала, только неодобрительно цокала языком...