Утром Валентина Сергеевна приняла решение.
Дождалась, пока Максим с Ирой уйдут на работу. Достала с антресолей коробку с фотографиями. Мама смотрела с пожелтевшей карточки — молодая, красивая, в платье в горошек.
— Прости, мама. Не уберегла.
Позвонила племяннице Наде:
— Надюш, можно к тебе приехать? На пару дней.
— Тётя Валя, конечно! Что-то случилось?
— Расскажу при встрече.
Собрала сумку. Немного вещей, фотографии, халат. Томик Пушкина с балкона.
Надя жила за городом, в доме, который достался от родителей. Встретила на пороге:
— Тётя Валя, вы похудели! Проходите!
Дом старый, деревянный. Пахнет деревом и печным дымом. На стенах фотографии, на окнах занавески с рюшами.
— Извини за беспорядок, — смутилась Надя.
Какой беспорядок? Нормальный дом. Живой.
Рассказала племяннице про ремонт. Та слушала, качала головой:
— Как же так можно? Это же ваша квартира!
— Юридически — моя. Фактически — уже нет.
— Тётя Валя, оставайтесь у меня. Места много, мне веселее будет.
Надя была одинокая. Развелась пять лет назад, детей не было. Работала бухгалтером на дому.
— Надюш, я подумаю. Но Максим обидится.
— А на вас ему не обидно?
Вечером позвонил сын:
— Мам, ты где? Ира ужин приготовила.
— У Нади. Приехала в гости.
— Когда вернёшься?
— Не знаю.
— Мам, ты что, обиделась? Из-за ремонта?
— Максим, приезжай завтра. Поговорить надо.
Приехал с Ирой. Сели за стол — старый, деревянный, с клеёнкой.
— Мам, что происходит?
Валентина Сергеевна посмотрела на сына. Когда он стал таким чужим? Когда перестал видеть в ней человека?
— Максим, я хочу разменять квартиру.
— Что? Мам, ты с ума сошла?
— Не сошла. Вам ваша студия, мне — однокомнатная. И разъедемся.
Ира всплеснула руками:
— Свекровь, да мы же для вас старались! Красоту навели!
— Для меня? Вы мою жизнь на помойку выбросили. Вазочки, которые муж дарил. Книги его. Мамины фотографии в коробку упрятали.
— Но это же старьё! — возмутилась Ира.
— Для вас — старьё. Для меня — жизнь.
Максим встал:
— Мам, успокойся. Ты после операции, тебе нервничать нельзя.
— А жить в чужом доме можно?
— Это не чужой дом! Это наш дом!
— Вот именно. Ваш. А мне в нём места нет.
Надя принесла чай. Обычный, в старых чашках с цветочками.
— Максим, — сказала она. — Тётя Валя права. Вы её из собственного дома выжили.
— Надя, не лезь!
— Буду лезть. Она моя тётя. Вы её вещи выбросили, память стёрли. А теперь удивляетесь, что она уйти хочет.
Ира заплакала:
— Я же хотела как лучше! Чтобы красиво было!
— Красиво — это когда с душой, — тихо сказала Валентина Сергеевна. — А вы душу выкинули вместе с вазочками.
Уехали они злые. Максим хлопнул дверью. Ира демонстративно всхлипывала.
Валентина Сергеевна осталась у Нади. Спала в комнате с старой мебелью, с фотографиями на стенах, с запахом лаванды от засушенных букетиков.
Через неделю приехал Максим. Один.
— Мам, прости.
Сел напротив, опустил голову.
— Я дурак. Не понимал, что творю. Ира сказала — надо обновить. Я согласился. Не подумал, что тебе больно будет.
— А сейчас подумал?
— Ира ушла. Сказала, со свекровью жить не будет. Дала ультиматум — или она, или ты.
— И ты выбрал меня?
— Я выбрал правду. Нельзя счастье на чужом несчастье строить.
Валентина Сергеевна взяла сына за руку:
— Максим, я не хочу, чтобы ты из-за меня...
— Не из-за тебя. Из-за себя. Я понял — если женщина твою мать не уважает, она и тебя уважать не будет.
Вернулись в квартиру вместе. Максим помогал. Достали книги с балкона — успели спасти, только немного отсырели. Повесили фотографии на стены. Вазочек не вернуть — Ира их выбросила. Но Максим купил одну, хрустальную.
— Не те, конечно. Но начнём новую коллекцию.
Диван передвинули на место. Стол деревянный нашли на барахолке — почти как старый.
— Мам, прости за Иру. Я думал, она хорошая.
— Может, и хорошая. Просто другая. Ей своё нужно, понимаешь? Своё пространство, свои правила.
— А как же ты?
— А я тут всегда буду. Это мой дом.
Вечером сидели на кухне. Пили чай из старых чашек — нашлись в дальнем шкафу, Ира не добралась.
— Мам, а вдруг я один останусь?
— Не останешься. Найдёшь ту, которая поймёт — дом не стены. Дом — это память, история, любовь.
— Ира говорила — я маменькин сынок.
— Может, и так. Но лучше быть маменькиным сынком, чем сиротой при живой матери.
Максим обнял её:
— Я больше не дам тебя в обиду.
— Знаю, сынок.
Валентина Сергеевна смотрела на сына и думала — вернулся. Из того глянцевого журнала вернулся домой. Где на стенах фотографии с историей. Где диван помнит, как на нём Максим в детстве прятался под пледом. Где каждая царапина на полу — след прожитых лет.
Ира ещё приходила за вещами. Молча собрала свою косметику, одежду.
— Свекровь, вы победили.
— Я не воевала, Ира.
— Но победили. Ему мамочка дороже жены.
— Неправда. Ему дом дороже пустоты.
Ира ушла, стуча каблуками. Красивая, современная, чужая.
А дом остался. Не такой, как прежде — многое не вернуть. Но живой. С памятью на стенах, с теплом в сердце, с правом быть собой в собственных стенах.
Максим теперь каждый вечер приходил к матери. Пили чай, разговаривали. Как раньше, когда он был маленьким.
— Мам, я понял одно. Нельзя строить новое, разрушая старое. Нужно бережно, с уважением.
— Это не сразу приходит. С годами.
— Или с потерями.
Валентина Сергеевна кивнула. Да, с потерями. Но иногда нужно потерять, чтобы понять — что на самом деле ценно. И вовремя остановиться. Пока ещё есть что спасать.
Дзен Премиум ❤️
Всем большое спасибо за лайки, комментарии и подписку) ❤️
Навигация по каналу Юля С.
Ещё рассказы: