Мать смотрела на Ноту долгим, изучающим взглядом. В ее глазах читались и боль, и непонимание, и какой-то смутный страх. Она ждала, затаив дыхание, боясь услышать упрек или осуждение. Тишина казалась невыносимой, каждая секунда тянулась как вечность. Потом глаза матери наполнились слезами, но она продолжала молчать. Нота опустила голову, не в силах выдержать этот взгляд. Она ожидала всего, криков, упрёков, даже побоев, но только ни этого, рвущего душу на части молчания.
— Кто отец, — спросила наконец тихо, — Ткачев?
Нота кивнула, не поднимая головы. Соня вздохнула и снова взяла из тазика картофелину. Тишина в комнате стала давящей, невыносимой. Нота почувствовала, как по щекам покатились слезы. Она не знала, чего ожидать, боялась всего.
— Догулялась значит, до выбиралась, — с укором в голосе произнесла наконец мать, — и кому ты теперь нужна будешь? Иван уж точно на тебе не женится. На кой ляд ты ему с ребёнком сдалась. Что делать собралась?
— Найду врача, и избавлюсь от ребёнка, — выкрикнула Нота, не почувствовав поддержки матери.
Из глаз её хлынули слёзы, она закрыла лицо руками.
— Я тебе избавлюсь, — Соня замахнулась на дочь, лежащим у неё на коленях полотенцем, — рожать будешь. Ничего, вырастим и без этих городских интеллигентов. Руки ноги есть, справимся. Ты работать пойдёшь, а я внучка нянчить буду.
Нота вздрогнула от неожиданности и опустила руки.
— Ты что, мама? Как же я? Что люди скажут?
— А что люди? Люди всегда что-нибудь да скажут. Им лишь бы кости перемывать. А нам с тобой жить, а не людям угождать. Вырастим ребёнка, как миленькие.
Соня отложила картошку и подошла к Ноте. Обняла её крепко, прижала к себе. Нота заплакала навзрыд, уткнувшись в плечо матери. Впервые за все эти дни она почувствовала облегчение. Боль и страх немного отступили, уступив место надежде.
— Всё будет хорошо, дочка. Всё наладится, – шептала Соня, гладя Ноту по голове, — мы справимся.
— Тая мне тоже сказала, чтобы ни на кого внимания не обращала, а рожала ребёночка, — размазывая по щекам слёзы, всхлипывая проговорила Нота.
— Тайка, а она как узнала, что ты беременная?
— В женской консультации сегодня встретились. Там, наверное, не одна Тая слышала, как врачиха на меня кричала. Она отказалась делать аборт.
— Вот и послушай умного человека. Тайка плохого не посоветует. Вот с кем дружить надо было, а не с этой, Ольгой. Хотя, в чём-то она права оказалась, когда говорила тебе не связываться с этим городским хлыщом.
Соня отстранилась и вытерла слезы с лица Ноты своим передником.
— Пошли чай пить, и перестань реветь, а то вся опухла. Нечего слезами горю помогать. Дело сделано, теперь думать надо, как жить дальше.
Они сидели за столом, пили чай с вареньем из черной смородины. Нота смотрела на мать и не могла поверить, что та так спокойно восприняла эту новость. Она ожидала скандала, проклятий, а вместо этого получила поддержку и понимание. Может быть, все действительно не так плохо, как ей казалось? На следующий день, вернувшись вечером с работы, она пошла к Репниным. Толкнув калитку, увидела Егора, он рубил во дворе дрова.
— Тая дом? — спросила она поздоровавшись.
— Дома, — ответил мужчина, с размаха вонзи в чурку топор, — пирожки печь затеялась, тесто ставит. Ступай в дом, она там.
Нота поднялась на крыльцо и переступила порог дома. Тая в цветастом переднике и с косынкой на голове, месила в макитре* тесто, увидев Печёнкину улыбнулась.
— Здравствуй Нота, проходи, садись на диван, а я сейчас, только руки помою.
Тая ненадолго вышла в маленькую кухоньку, и вскоре вернулась.
— Ты ко мне пот делу, или просто так, поболтать?
— Я прощения пришла у тебя попросить Тай.
— Вот как, — удивилась Тая, — и за что же?
— Я знала о том, что задумала Ольга. Она хотела увести у тебя Егора, а я промолчала, не сказала тебе об этом. Дура была, если бы рассказала тогда всё, может и не случился весь этот сыр-бор в вашей семье. Ты прости меня за это.
— Успокойся, — Тая присела рядом с Нотой, — дело прошлое, давай не будем вспоминать, было и прошло. Лучше скажи, ты с матерью поговорила?
— Да, — Кивнула Нота.
— И что тётя Соня?
— Отругала, за то, что от ребёнка хотела избавиться. Сказала плевать на пересуды, сами вырастим, никто нам не нужен.
— Вот видишь, — заулыбалась Тая, — а ты боялась. Мамы ведь всегда поймут своего ребёнка и поддержат в трудную минуту. Так что выше нос, будет Нотка, и на твоей улице праздник.
Нота облегченно выдохнула. Слова Таи звучали как бальзам на душу. Она словно груз с плеч скинула, исповедавшись в своем молчании.
— Спасибо тебе, Тай, за все. И за совет, и за понимание.
— Да что ты, Нота, — махнула рукой Тая, — мы все люди, все ошибаемся. Главное, уметь признавать свои ошибки и стараться их исправить. А знаешь, что, — Тая заговорщицки посмотрела на Ноту, — давай в женскую консультацию вместе ездить.
— Давай, — обрадовалась Нота, — а ещё, я попрошу маму, и она для наших малышей пинеток навяжет, шапочек, носочков. Пряжи у нас знаешь сколько.
— Это будет здорово, — согласилась Тая, — пинетки от бабушки с покупными не сравнить, они теплом и заботой дышать будут.
Вечером, возвращаясь домой, Нота шла по улице и улыбалась. Теперь она чувствовала себя другой, более сильной и уверенной в себе.
— Чего это Нотка приходила, — спросил Егор, снимая фуфайку в прихожей.
— Нужно ей было, вот и приходила, — улыбнулась Тая.
— Интересно, что это за тайны Мадридского двора, — проворчал Егор, усаживаясь за стол, и беря с подноса румяный пирожок.
— Тайны, — Тая продолжала дразнить мужа, — только не Мадридского двора, а села Берёзовка.
— Тай, ну расскажи, — не выдержал он, — чего ты со мной в прядки играешь?
— Нота беременна, — ответила Тая.
— Что, — не поверил Егор, — а тебе это откуда известно?
— Вчера случайно в женской консультации встретились, там и узнала.
— Ну Нотка даёт, а папаша кто, и когда свадьбу гулять будем?
— Отец Ткачёв, но он бросил её, и от ребёнка отказался, поэтому никакой свадьбы не будет.
— Вот гад, зря я его тогда не прибил, — выругался Егор.
— Егорушка, — Тая подсела к мужу, — только я тебя прошу, ты про это никому не говори. Правда всё равно скоро выйдет наружу, люди судачить начнут. Ноте нелегко придётся. Поэтому, пускай все слухи пойдут не от нас. А мы будем её поддерживать. И знаешь, мы с ней договорились, что будем крёстными матерями друг у друга.
— Ну вы бабы даёте, — покачал головой Егор, — малыши ещё на свет не появились, а они уже кумовья. Вот бабы, вот вы народ, право слово.
— Родятся, всё будет хорошо, — Тая потрепала мужа по волосам, ты про просьбу мою не забудь. Не проболтайся кому ненароком про это.
— Могла бы про такое не говорить. Знаешь ведь, что я языком молоть не люблю. Не переживай, народ конечно всё узнает, но только не от нас.
В конце февраля, в гости к Печёнкиным снова приехала её подруга Валентина из Лебяжьего.
— Я жду, когда она позвонит, каждый день к соседке бегаю, спрашиваю, звонили мне или нет. А от тебя ни куку ни жуку*. Ты с дочкой говорила? А то мой Ванька только и спрашивает, когда свататься поедем. Он как Нотыну фотографию увидел, так сразу и втюрился в неё: «Говорит красивее ещё не видел», — говорила гостья, усаживаясь за стол.
— Ох Валя, у нас тут такие дела, не знаю, как и сказать, — вздохнула Соня, выставляя угощения.
— А как есть, так и говори. Не захотела твоя дочка за моего Ваньку идти, отказалась, что ли?
— Да нет, не отказывалась она, тут Валя другое.
— Да что ты резину тянешь, говори, как есть, — вскипела Валентина.
— В положении Нотка, ребёнок у неё будет, вот я и не стала тебе звонить. Чего теперь зря воду в ступе толочь.
— Вот он что, — протянула озадаченно Валентина, и положила обратно на тарелку надкусанное мочёное яблоко.
*макитра — это широкий глиняный конусообразный горшок, который использовали для замеса теста.
*Ни куку ни жуку — молчание, отсутствие вестей.
